– О, мама, даже не думай об этом, прошу тебя, – взмолилась Пейшенс. – Мама, тебе не покажется слишком экстравагантным, если я решу купить для бала новый ридикюль? Со своим старым я была на стольких вечерах, что у него уже очень потрепанный вид.
– Ничего экстравагантного в этом я не вижу, дорогая. И знаешь, что я подумала… Вот если бы тебе удалось привезти из Лидса в пятницу отрез атласа, мы бы очень быстро смогли бы сшить тебе нижнюю юбку под твое газовое бальное платье. Мне никогда не нравилась зеленая, которая у тебя сейчас. По-моему, тебе бы очень пошел мягкий розовый оттенок. И если тебе удастся найти еще вдобавок бархатную ленту к ней… Господи, как плохо, что я не могу поехать с тобой! Но доктор Висби пригрозил мне всеми самыми зловещими осложнениями, если я хоть раз встану с постели по крайней мере до конца недели. Так что, если я собираюсь лично поехать с тобой на бал, нужно выполнять его рекомендации. Но зато с тобой рядом будет мисс Трент! Вот прекрасная советчица! Слушайся ее, у нее великолепный вкус.
Все дождливое утро Пейшенс провела в Степлзе на танцевальном утреннике, где просто наслаждалась вальсом. Спать она легла в предвкушении завтрашнего дня, наполненного всеми радостями поездки за обновками в Лидс и обеда по приглашению лорда Линдета и сэра Уолдо. На следующее утро в пятницу она проснулась в праздничном настроении и с нетерпением принялась ждать коляски, которая должна была заехать за ней из Степлза. По такому случаю она облачилась в самое лучшее свое дорожное платье из узорчатого муслина с длинными рукавами и двойной оборкой по краям. На голове у нее красовалась миленькая соломенная шляпка без полей, украшенная цветами. На ногах были сандалии из желто-коричневой лайки. В одной руке Пейшенс держала маленький зонтик, а в другой – и очень крепко – чулочный кошелек, в котором лежала огромная сумма, выданная ей матерью. Тратить такие деньги на украшения к балу выглядело настоящим расточительством. Хотя священник обладал самостоятельным доходом, и это позволяло ему ни от чего не отказываться в жизни, детей своих он воспитал в духе экономии и научил их вере в то, что неправильно придавать внешности излишне большое значение.
– Собираешься тратить деньги на новые яркие перышки? – сказал он дочери с улыбкой, но и с ноткой неодобрения.
– Мой дорогой сэр, – ответила ему мама, – вы же не хотите, чтобы ваша дочь ходила в стоптанных туфлях и запачканных от времени перчатках? Я надеюсь, что нет!
О потребности в розовом атласе и бархатной ленте она не сказала мужу ни слова, а потом по большому секрету объяснила Пейшенс, – которая от этого вдруг почувствовала себя полностью взрослой, – что с мужчинами лучше вообще не обсуждать ленты и оборки, потому они не понимают в этом ничего и быстро устают от «женской болтовни».
Мисс Трент решила, что вряд ли когда еще видела Пейшенс такой красивой и что больше всего этой девушке к лицу было волнение от предвкушения чего-то приятного. Конечно, мисс Чартли выглядела не так ярко рядом с Теофанией, которая выглядела настоящей красавицей в своей дерзкой шляпке с очень высокой тульей и огромными полями козырьком, которые подчеркивали черты ее лица. Но в лице мисс Чартли было нечто более естественное, трогательное, а глаза ее – хоть им и недоставало блеска глаз Теофании – излучали какой-то особенный, мягкий свет.
Поездка в Лидс, начавшаяся горячим спором между Пейшенс и мисс Трент по поводу того, кому из них «удобнее» ехать на переднем сиденье, то есть спиной к упряжке, прошла в целом гладко и в обстановке дружелюбности. Спор по поводу сиденья выиграла Пейшенс. Фанни не участвовала в нем, так как полагала, что он не имеет лично к ней никакого отношения. Зато она очень активно стала рассказывать своим спутницам о том, какие покупки она планирует сделать в городе, а затем проявила вежливый, но мимолетный интерес к более скромным потребностям Пейшенс. Поскольку Теофания являлась богатой наследницей, она никогда не знала недостатка в деньгах на карманные расходы. В отличие от той же Пейшенс она никакого понятия не имела об экономии. Стоило ей увидеть приятную вещицу, как она тут же покупала ее. Все шкафы и ящики у нее дома были до отказа забиты доказательствами ее расточительства во время визитов в Лидс или Хэрроугейт. Причем большинство из этих вещей лежали невостребованными, ибо Фанни считала, что они не подходят ей и вообще оказались отнюдь не такими милыми, как выглядели поначалу, когда она их покупала. Тут было бессчетное количество розеток для туфель, спартанская диадема, которая, по мнению Фанни, страшно портила ее, шаль из шерсти ангорской козы, которая годилась, пожалуй, только для какой-нибудь вдовы, пара испанских туфель из лайки цвета морской волны, три муфты: пятнистого горностая, шиншиллы и лебяжьего пуха, клубок украшенной блестками ленты, а также несколько головных украшений из серебра. Когда наличность у нее начинала иссякать, ей нужно было только обратиться к миссис Андерхилл, которая тут же вновь наполняла ее кошелек. Порой мисс Трент задавалась страшным вопросом: что же будет, когда Теофания вступит в полноправное владение своим наследством? Одна только мысль об этом пробуждала в сознании гувернантки кошмарные видения! Одно время мисс Трент настойчиво пыталась вбить в голову своенравной девчонки хоть какие-то представления о ценности денег. Труда мисс Трент потратила много, а цели не достигла ни в малейшей степени. Оставалось только одно: пытаться сдерживать расточительно-экстравагантные замашки Теофании всеми хитрыми способами, которые только могла подсказать гувернантке ее находчивость. Утешала она себя только тем, что неминуемо придет время, когда контроль над наследством этой бесшабашной девицы перейдет в руки пока еще неизвестного, но неизбежного мужа.
Доехав до Лидса, они оставили коляску в «Королевской Голове», а сами пешком отправились вдоль главной торговой улицы. Лидс был процветающим и быстро растущим городом, в котором среди множества общественных заведений выделялись два салона одежды (один из которых был поистине громадных размеров и был разбит на шесть отделений, находившихся на разных улицах), пять церквей, зал собраний, биржа – прекрасное здание восьмиугольной формы – лазарет, оздоровительный дом для людей, пораженных заразными болезнями, благотворительная школа, одевающая и дающая образование более чем ста детям, – по этой школе сэр Уолдо Хокридж совершил экскурсию в сопровождении нескольких отцов города в первый день своего приезда сюда, чего ни мисс Трент, ни Теофания, ни мисс Чартли не знали, – несколько тканевых и ковровых мануфактур, литейное предприятие, бессчетное количество постоялых дворов, а также несколько современных почтовых станций. Строения в городе в большинстве своем были из красного кирпича, который начинал уже темнеть от загрязненной атмосферы. Здесь было несколько скверов и аллей, – хотя ни те, ни другие не отличались великолепием, – где размещались жилища тех граждан, у которых имелись деньги и определенный вкус. В городе было несколько хороших магазинов и шелковых складов.
Очень скоро мисс Трент пришлось мобилизовать всю свою находчивость, так как Теофании пришлась очень по душе пара золотых французских пряжек для туфель, а также веер из крепа, щедро украшенный пурпурными и золотистыми эмблемами. Веер назывался «Сюрприз». Мисс Трент не видела в жизни ничего более изящного, чем эти пряжки. Она оплакала однако перемену в моде, из-за чего теперь невозможно было надеть их на туфли и не выглядеть при этом в стиле «готика». Что же касается веера, то она согласилась с тем, что это замечательная вещица и вообще она с удовольствием купила бы его сама… если бы он не был так безобразен!
Обе уловки удались на славу и, вздохнув с облегчением, мисс Трент повела обеих своих подопечных в огромное и роскошное заведение, где молодые леди смогли купить себе и перчатки, и ленты. Фанни приобрела вдобавок несколько пар шелковых чулок. Это пробудило в мисс Чартли такую зависть, что она твердо решила сэкономить на чем-нибудь двенадцать шиллингов и купить себе одну пару точно таких же, в которых не стыдно будет показаться на предстоящем балу.
