Слава не любил так об этом думать: будто они подменили идею о собаке идеей о младшем брате. Вообще-то, всё было немного не так.

Слава всегда знал, что усыновит ребёнка, он придумал это, когда в девятом классе старшеклассников отвезли в детский дом в рамках благотворительного проекта: они должны были поздравлять сирот с Новым годом и раздавать им подарки. Слава на всю жизнь запомнил отрешенные, остекленевшие глаза детей, которые прекрасно понимали, что благополучные детишки с мамами и папами приехали их пожалеть. Слава на тот момент не очень разбирался в жизни, но на интуитивном уровне ощутил, сколько в этом замысле было глупости, непродуманности, жестокости.

Но именно это событие связало его с детскими домами навсегда: сначала самой идеей об усыновлении, потом – волонтёрской помощью (настоящей, а не жалостливой), а ещё через десяток лет – Ваней.

В детском доме Слава вёл кружок по рисованию – бесплатно, на добровольных началах. Ваня никогда не брал в руки карандаши и краски, но иногда заходил в кабинет, садился за свободную парту и молча наблюдал за процессом. Пару раз Слава пытался втянуть его в общее дело, но мальчик только качал головой.

Перед Новым годом, как правило, поступало задание «свыше»: нарисовать стенгазету, и ребята, склонившись над общим ватманом, вырисовывали ёлочки, снеговиков и дедов морозов. В один из таких декабрьских дней Ваня снова тихонечко зашел в кабинет – постоять рядом.

Это был первый раз, когда они со Славой заговорили о чём-то, кроме: «Хочешь порисовать?» (отрицательное качание головой в ответ).

Слава в тот день был заметно уставшим: накануне сдавал проект и всю ночь не спал. Маша, прелестная девочка, сразу с пятью выпавшими зубами в переднем ряду, шепеляво спросила:

- Вы не вышпались?

- Не выспался, - признался Слава. – Работал.

- Вам надо кофе попить, - посоветовал кто-то из ребят со знанием дела. – Кофе бодрит.

- Да, - поддержали идею другие. – У нас в буфете есть кофе, воспиталки пьют, значит, и вам продадут.

Слава не был фанатом кофе из столовых: Лев, замороченный на кофеварении в турках, приучил его к «благородным» напиткам. Но тогда, ведомый неясным сочувствием к одинокому мальчику, который всегда стоит в стороне никем незамеченный, Слава вытащил сто рублей из кармана, посмотрел на Ваню и попросил: - Можешь, пожалуйста, купить мне кофе? Ты же не рисуешь. Скажешь, что для меня.

Ребята присвистнули. Ваня замер, не решаясь взять деньги. После секундной паузы раздался хор насмешливых голосов:

- Не давайте, утащит!

- Да, сбежит как обычно и на шоколадку потом потратит!

- Ванёк у нас вор!

Но Слава, будто не слыша их, смотрел Ване прямо в глаза. Мальчик негромко спросил:

- Не боитесь, что сворую?

- Ты у меня ничего не воровал. Почему я должен так про тебя думать? – спокойно ответил Слава.

Ваня взял купюру и вышел из кабинета. Через десять минут вернулся с водой в бумажном стаканчике, пакетиком «три в одном» и сдачей. Ребята начали исходить на едкость, мол, не спрятал ли где лишние пять рублей, а Слава, сложив мелочь в карман (не пересчитывая), кивнул Ване: - Большое спасибо.

Тем же вечером, когда Слава уходил, Ваня выбежал за ним – без куртки, в одной футболке и спортивных шортах – крича:

- Не уходите! Заберите меня!

Слава, удивленный, обернулся, а Ваня вцепился в него мёртвой хваткой: как будто никогда не отпустит. Его оттаскивали два охранника и три воспитателя, пока он кричал, захлёбываясь от слёз.

Уходить было невыносимо. С того события прошло больше года, прежде чем Ваня попал в их семью.

Весь персонал детского дома подбивал Славу на усыновление: «Он вас так полюбил! Так к вам привязался! Почему вы боитесь? У вас ведь уже есть ребёнок!». Слава мрачно отшучивался: «Потому и боюсь». Они совершенно не справлялись с Мики.

Тем не менее, он хотел его забрать – потом, когда станет лучше – а потому изучил о Ване всю доступную информацию, собранную по слухам и случайным разговорам персонала. Вырисовывалась следующая картина: родители и происхождение неизвестны, будучи новорожденным, мальчик был подкинут в подъезд. Имя и фамилию ему придумали в больнице, и до того банальные, что Слава посочувствовал фантазии работников – Ваня Смирнов.

- Почему его не забрали? – спрашивал Слава. – На младенцев же очереди выстраиваются.

- Здоровье, - коротко отвечал персонал.

- А что не так?

- Врачебная тайна.

Обрадованный строгим соблюдением прав ребёнка, Слава прекратил эти расспросы.

Много позже он узнал, что речь шла о ВИЧ.

- Ну и пиздец, - сказал тогда Лев.

- В этом нет ничего страшного.

- Да конечно.

- У Кати ВИЧ, - напомнил Слава о близкой подруге Льва. – И ничего, она ведь как-то живёт.

Катя действительно жила неплохо: была замужем, воспитывала здоровую дочь, и большую часть времени никто не помнил, что у неё ВИЧ.

Слава запомнил названия препаратов, порядок приёма, дозировки, и каждое утро, перед завтраком, сортировал пилюли на Ваниной тарелке. Мики, однажды заметив это, спросил у брата:

- Что ты пьёшь?

- Витаминки, - просто ответил Ваня.

Именно так его таблетки называли в детском доме. Ваня считал, что пьёт витамины, потому что без них он «болезненный», а с ними у него появляются силы, здоровье и хороший иммунитет. Слава, услышав эту версию впервые, согласился с ней: звучало достаточно точно и понятно для девятилетнего. Они со Львом решили, что подробности расскажут позже.

Мики в «витаминки» поверил, тем более, у него были свои «витаминки»: ноотропы, транквилизаторы и антидепрессанты. Слава спрашивал Льва, собираются ли они рассказать про ВИЧ-статус старшему брату, но Лев качал головой:

- Если Ваня захочет, он сам расскажет, когда станет старше. Мы же не рассказываем Ване, что Мики психически больной.

- Он не психически больной, - настаивал Слава, считая эту характеристику «чересчур» для их сына.

А тем временем, шутки про «гомиков» и «спидозных» продолжали сыпаться из Мики, как из рога изобилия. Хорошо, что Ваня их не понимал: его никогда не называли «спидозным».

Все эти события и оттянули эмиграцию на целых два года от первоначальной даты: только когда оба ребёнка пришли в себя (Ваня – полностью, а Мики – насколько смог), Слава решился огорошить их новостью о скором переезде. Мики, наслышанный о таких планах и раньше, отреагировал сдержанно.

- Ладно, — вот и всё, что он сказал.

Ваня же, от которого Слава меньше всего ожидал протеста, взбунтовался: он, видите ли, влюбился в девочку из соседнего дома, и никуда без неё ехать не собирался. А девочке, тем временем, было шестнадцать лет, она встречалась с парнем и проявляла к Ване полнейшее равнодушие. Говоря откровенно, Слава боялся таких душераздирающих сцен о несчастной любви от Мики – всё же это к нему, по слухам, Ярик залезал на коленки.

Но когда Слава спросил его прямо – мол, не переживает ли тот из-за Ярика – Мики ответил с усмешкой:

- Пап, мне плевать на Ярика.

- А зачем ты тогда с ним?.. – он имел в виду «встречаешься», но произнести вслух не смог: всё-таки Мики никогда не обозначал их отношения именно так.

Тот шепотом ответил:

- Я не знаю.

Славе показалось, что это было очень горькое: «Я не знаю».

- Хочешь об этом поговорить? – спросил он, потому что это был правильный вопрос.

«Хоть бы нет».

- Давай.

Слава не ожидал такого поворота: малыш Мики и любовные отношения – жизнь не готовила его к этому разговору.

Они сели за кухонный стол, друг напротив друга, и Мики, сцепив руки в замок, сказал:

- Не думаю, что я гей.

Прежде чем Слава с энтузиазмом выдал: «И это нормально!», Мики успел добавить:

- У нас с Яриком ничего не было. Мы пару раз целовались. Но я избегаю большего.

В мозгу Славы закрутились шестеренки: так, сексуальное просвещение подростков, глава десятая, активное согласие…

- Ты можешь прямо сказать ему «нет», - ответил Слава.