Всадники и лёгкая пехота обрушились на колонну с обеих сторон, выбрав для атаки самый неудобный участок пути. Но Теодор успел перестроить отряд: солдаты сомкнулись в терцию, окружив обоз, раненых и тех, кто уже не мог держать оружие. Пики и алебарды выставили вперёд, аркебузы и мушкеты отбивали наскоки врага с точностью, от которой у врага росла злость.

Атаки продолжались до самого вечера. Сарацины снова и снова бросались на строй, но безуспешно. Потери росли, и в какой-то момент враг отступил. Теодор приказал продолжить движение.

Йованна ярилась, говорила что надо атаковать, чего Лемк не позволял ей. Только разрушь строй, и исмаилиты сразу попытаются воспользоваться этим. Сила ведь в том, что они прикрывают друг друга.

Как она этого не понимала?

Глава 23

История знает бесчисленное множество примеров того, как общие испытания, особенно в условиях военного времени или длительных походов, способны сблизить людей и укрепить их связи. Древние рыцари, отправляясь в Крестовые походы, или солдаты, воюющие за свою родину, нередко становились братьями по оружию, готовыми отдать жизнь друг за друга. В таких экстремальных условиях стираются социальные различия, и на первый план выходят человеческие качества: взаимопомощь, сострадание, мужество.

Через долгие недели пути и множество пройденных трудностей многие люди сроднились — офицеры, солдаты и все те, кого иначе называли бы просто людьми походного обоза. Сроднились не по доброй воле, а скорее под гнётом обстоятельств. Иной раз казалось, что ни одна из обычных связей — ни язык, ни вера, ни положение — не могла удержать их вместе, кроме этой дороги, где всем приходилось терпеть одинаково.

Походы и военные кампании — это не просто физические испытания. Общая цель, опасность, которая угрожает всем, создают уникальную атмосферу доверия и единства. Люди учатся полагаться друг на друга, поддерживать друг друга в трудные минуты. Именно в таких условиях закаляются настоящие дружеские и братские связи, которые могут сохраняться на всю жизнь.

Спасти свою жизнь, нанести ущерб врагу, помочь своей Родине, заработать средства на дальнейшую жизнь — вот что двигало вперёд тех, кто шёл в этом большом отряде, или маленьком войске самозваного друнгария, бывшего протодекарха и лагатора Теодора Лемка.

Возвращаясь после долгого отсутствия, Лемк ощущал, как сердце сжимается от тревоги. Что ждет их в Империи? Произошли ли за время их отсутствия какие-то непоправимые события? Доскакал ли гонец? Передал ли он сведения? Смогли ли ими воспользоваться?

Страх перед неизвестностью давил на него, как тяжелый камень, но Лемк старался этого не показывать.

Они выходили весной прошлого года в поход, когда империя уже казалась могущественной. Но потом это предательство Карла Савойского, поражение в битве… Теперь встает вопрос: выдержит ли она новые испытания? Не окажется ли, что за время нашего отсутствия, Империя проиграла полностью и враги стоят у стен Города?

Мысли о том, что Империя находится на грани, слаба и уязвима, были невыносимы. Но отгоняя их, Теодор понимал, что необходимо быть готовым ко всему. Возможно, их ждут тяжелые времена, и отряду придется приложить все силы, чтобы сохранить то, что осталось от былой славы.

Вторая попытка остановить войско Теодора произошла у реки Нестос/Несс (древнее)/Месты (болг.), которая, извиваясь меж зелёных склонов, несла свои воды к острову Тасос. Когда ромеи подошли к переправе у селения Таксот, они обнаружили, что другой берег уже занят врагом. Сарацины прибыли, скорее всего, из Ксанти/Енидже и Кумутзины/Гумульчине. Их было меньше, на взгляд — около полутора тысяч воинов, но местность давала им явное преимущество.

Теодор не мог позволить себе отступление. Было решено установить артиллерию на южном берегу. Разнокалиберные пушки, старые, кое-где потрёпанные и не всегда надёжные, начали свою работу. Выстрелы перекрывали гул реки, густой дым стелился вдоль переправы. Далеко не сразу, одна за другой громоздкие машины выплевывали ядра, разрывая строй врагов. Однако судьба не обошлась без несчастья: два орудия разорвало прямо на позиции, калеча собственных людей. Причина крылась в порохе — кто-то решил, что больше значит лучше. Мастеров не было и всё надо было выяснять методом проб и ошибок.

Несмотря на это, оставшиеся пушки нанесли серьёзный урон. Толпы сарацин на северном берегу, уверенные в своей неприступности, начали отступать, когда ядра врезались в их укрепления, ломая хрупкие заграждения. Ромеи получили возможность перейти реку, но страх перед тем, что каждое достижение требует собственной цены, оставался с ними.

Под прикрытием дыма, ромеи пошли в атаку.

Битва началась с отчаянной схватки за переправу через реку. Турки, выстроившие оборону на высоком берегу, сдерживали натиск ромеев всеми силами. Они плотно обстреливали пулями и стрелами наступающих, но это им не помогло. Они оказались сбиты с подготовленных позиций и стали отступать. Йованна, командовавшая македонянами, заметила, как сарацины начали отступать, и решила, что враг бежит. Это было похоже на возможность, которая выпадает раз в жизни: быстрый удар мог переломить ход боя. Но вместо осторожности она выбрала порыв и, собрав своих людей, бросилась за отступающими, не подозревая, что дальше их ждут подготовленные всадники исмаилитов.

— Йованна, не уходи далеко! — бросил Теодор, оборачиваясь через плечо, ища кого бы послать к ней. — Кто-нибудь, передайте ей мои слова!

Но слова запоздали. Йованна и её люди уже погнались за бегущими сарацинами. А потом, словно из ниоткуда, на них обрушились турецкие всадники. Это была ловушка, простая и жестокая.

Крики, звуки металла, хрип отступающих лошадей — всё смешалось в хаос. Македоняне держались до последнего, но их строй был разорван. Только вовремя подоспевшая помощь спасла остатки отряда от полной гибели. Но поле осталось усеяно телами светловолосых воинов, почти сотня из них так и не встала. Йованна стояла, тяжело дыша, среди немногих выживших, словно не осознавая, что её горячка едва не погубила гораздо больше жизней доверенных ей воинов.

Пленников становилось все больше, хотя никто не отдавал приказа брать их. Среди них попадались и богатые торговцы, и знатные семьи, и настойчивые эллины, убеждающие, что никогда не поднимали оружия против собратьев по вере, но в силу разных причин в это верилось слаба. Но и казнить невиновных (а вдруг) рука не поднималась. В цепях они уже не напоминали своих прежних себя, но их гордость и надежда на спасение всё ещё были заметны.

— Что с ними делать? — хмуро поднял вопрос в очередной раз Мардаит, разглядывая эту пеструю толпу. — Вести их дальше опасно. Сбегут — и нам придется ловить их снова, если не попадут в руки турок, которым вытреплют всё что видели.

Перед Лемком встала дилемма, столь часто возникающая в ходе войн: что делать с пленными? С одной стороны, оставить их на произвол судьбы — значит подвергнуть опасности. С другой стороны, массовая казнь пленных — слишком жестоко, это может негативно сказаться для всех участников позода, оставить кровавый след в истории.

А вести их с собой в длительном походе — непростое дело. Кормить, охранять, обеспечивать им хоть какой-то минимум условий — все это требует серьезных ресурсов. А если они попытаются бежать?

И все же, отпустить их — значит рискнуть жизнью своих солдат и мирных жителей. Между тем, многие из них непростые люди, знающие много секретов и ценные сами по себе — как товар, за который их родственники, да и они сами могут дать хороший откуп.

— Ведём их дальше, Сид. Недолго осталось.

— А знаешь, мы сейчас похожи на Каталонскую кампанию, — сказал Сид Мардаит на привале, нарезая хлеб.

Теодор, сидевший напротив у костра, поднял взгляд и нахмурился.

— С чего так? — спросил он, оглядывая лагерь: грязные палатки, израненные люди, почерневший от копоти котёл. — Мы хоть и находимся в походе, но вряд ли это напоминает что-то столь плохое…