Но такая идиллия продолжалась недолго, так как появлялись трапезиты/разведчики, распугивая всех.
Когда вышли к развилке дорог — на север, во Фракию, то есть в Империю или южнее — в глубь Македонии, на Фессалоники, то Лемк приказал поворачивать севернее.
Мардаит, несмотря на то, что так и не набрал прежнюю форму, по прежнему был горяч, когда он что-то вбил себе в голову.
— Тео, нам надо идти на Фессалоники!!!
— Сид, друг мой, я думаю что ты сильно неправ. Фессалоники — это не просто город. Это крепость, укрепившаяся за долгие века. Там живет огромное количество людей, готовых защищать город. Помнишь, это был второй город Империи?
— Вот поэтому и надо идти на него! Представь тот триумф, когда мы возьмем его яростным штурмом! Нас представят басилевсу! Мы исполним все свои мечты! О нас будут слагать песни!
— Ты забываешь кто мы. Мы — горстка людей…
— Ничего себе горстка!
— Горстка, Юц. А они — целый город Десятки тысяч людей. Не забывайте, у них есть опыт войн с латинянами — а там живет наверняка множество отураков. У них есть стены. Чем мы будем брать те стены? А стены сложены еще нашими предками, насколько я слышал, да еще и сарацины настроили немало, обновив их со временем. Те пушечки, которые мы тащим, могут помочь для полевых сражений. Даже если мы ими начнем бить стены… Помните сколько ядер уходило на стены городов, когда мы шли ещё с савойцами герцога Карла? И видели сколько есть у нас?
— Зато у нас есть правое дело и жажда мести! Местные нас поддержат, поверь мне, Теодор.
— Поддержат, когда увидят, что мы побеждаем, Йованна А пока мы лишь кучка в несколько тысяч необученных мужчин. И одной женщины.
— Не одной!
— Не придирайся к словам!
— Но мы движемся вперед! Мы уже одержали победы…
— Движемся, да. Но осада — это совсем другое дело. Ты хоть знаешь, как правильно вести осаду? Я вот не очень. И, честно говоря, мне кажется, что нас слишком мало для такого предприятия.
— Теодор, ты всегда ищешь причины отступить! Мы не можем вечно прятаться по кустам. Нам нужно действовать решительно! Отомстить проклятым завоевателям!
Эти слова были обидны.
— Решительность — это хорошо, но ее нужно сочетать с разумом. Мы должны расплатиться по древним счетам, но не ценой наших жизней.
— Смыть счеты можно только кровью! Только потоками турецкой крови мы сможем отомстить за все обиды, которые они нам нанесли.
— Нет, друзья мои. Я считаю, что только подвижность, как написано в советах прежних императоров, спасает нас. И лучше нам унести ноги, пока Дамат-паша или еще какой-нибудь знатный румелиец вновь соберет силы. Что наверняка сейчас и происходит.
— Мы не боимся драки! — вскинулась Йованна.
— У нас тут её никто не боится. Но драться надо с умом. Нам до Империи еще больше двух недель пути. Всё, закончим на этом. Dixi.
Мардаит, Йованна, Траян остались недовольны. Рыжеусый Евстафий, Галани, Юц и Ховр поддержали Лемка. Евхит остался нейтральным в этом обсуждении, безучастно читая какое-то старое писание.
Дорога повернула ближе к берегу и побережье моря открылось внезапно, словно изломанная линия горизонта распахнулась перед взором воинов. Они шли долго, и запах соли, принесённый ветром, первыми наполнил их носы. Перед ними раскинулся залив Орфанос, часть Фракийского моря, которое в свою очередь было частью Эгейского: оно было спокойное, словно замершая поверхность металла, под высоким солнцем. Его вода была серо-голубой, и даже взгляду становилось мягче. Ховр это объяснял тем, что это просто с каждым шагом они всё ближе к дому, что они стоят на пороге другой, более дружелюбной земли.
Берег оказался простым и неприхотливым. Низкий песчаный откос, обрамлённый скромными скалами, поросшими редкой травой. Здесь не было ни пристаней, ни домов, только чистое, дикое пространство. Волны накатывали равномерно, словно отсчитывали время, и этот ритм завораживал после хаоса похода. Некоторые из воинов присели на камни, усталые и молчаливые, вглядываясь в горизонт, где море сливалось с небом.
Местность вокруг, казалось, дразнила людей в войска, ещё недавно живших едва ли не на хлебе им воде, своей щедростью. Утки, гуси, индюшки — всякая домашняя птица разгуливала по дворам без страха. На лугах паслись овцы и быки, медленно пережёвывая траву, словно и не догадываясь о приближении чужаков. Для людей всё это представлялось не просто добычей, но чем-то вроде милости судьбы.
— Милостивая земля, — заметил Галани, наблюдая, как один из воинов нес подмышкой жирного гуся.
— Интересное слово для грабежа, — усмехнулся Теодор, подтягивая ремни на поясе.
— Это не грабёж, — ответил ромей с уверенностью, — это приз. Иначе он достанется врагу.
— Вот что значит, — сказал Теодор, проводя взглядом по ещё уцелевшим домам и полям, где лениво паслись стада, — впереди не прошлись дворяне и латиняне, вычищая всё, что можно.
Его голос прозвучал спокойно, почти равнодушно, но в этих словах таилась горечь опыта. Солдаты, слышавшие его, коротко усмехнулись, вспоминая, как выглядели деревни после знати. Поля, вытоптанные копытами, амбары, разорённые до последнего зерна, и хижины, обвалившиеся от того, что и крыши унесли с собой. И последнее не для красивого слова. На обогрев воинов разбирались и сжигались целые дома, не то что крыши.
По приказу Лемка, на своём пути войско безжалостно выжигало всё, что принадлежало сарацинам. Запасы зёрна, которые невозможно было увести, и предназначенное для посевов, бросалось в огонь, как ненужный мусор, хижины превращались в дымящиеся руины, а деревенские колодцы заваливались камнями, чтобы никто не смог утолить жажду. Стала угонялись целиком, иногда по несколько десятков голов, которых передавали воинам, чтобы восполнить запасы провианта.
Не было ни жалости, ни сожаления. Всё, что попадало под руку, становилось частью войны. Теодор знал: это не просто месть, это удар по силам врага. Без еды, без крова, без воды — как долго смогут сарацины продолжать войну? Но вместе с тем он замечал, что не всем его людям, угоняющим скот или ломающим двери, это нравилось.
Зато еды было вволю: ежедневно выделялось из добычи барана или бычка на десять воинов и скота меньше не становилось.
За несколько дней вышли к горе Пангее, названной так в честь несчастного сына Ареса, чья судьба была столь же мрачной, как и глубокие золотые шахты этих гор, стали целью налёта ромеев. Нападение прошло успешно: стража, хоть и оказала сопротивление, не могла противостоять отряду, который знал, чего хотел.
Захватить удалось не всё — часть золота была спрятана или вывезена заранее, но добычи хватило, чтобы каждый из участников налёта мог прожить многие месяцы в довольстве и беззаботности. Мешочки с золотым самородками и песком теперь лежали в повозках, окружённых усталыми, но довольными солдатами, которые уже начали делить не только награбленное, но и свои планы на ближайшее будущее.
Столько денег, сколько он увидел в последние месяцы, Теодор никогда не видел.
— Мы уже близко! Ещё неделя пути, и мы соединимся с имперскими войсками.
Солдаты воспринимали эти слова с облегчением. Неделя казалась вечностью, но в сравнении с тем, что они уже прошли, это было почти ничего.
— Неделя… — пробормотал один из старших воинов, поправляя ремень. — Если к тому времени нас не достанут эти проклятые сарацинские всадники.
А их опять становилось всё больше. Сарацины накапливали силы, чтобы не дать вырваться проклятому отряду, который так нагло прошёлся по коренной территории султаната, и грозился уйти с богатой добычей.
Первая попытка сарацинов остановить войско Теодора случилась на пологом перевале у развилки дорог между Драмой (Дравискос)и Кавалой. Крепости были старые и известные. У одной — старые крепкие каменные стены, у другой — недавно обновлённые бастионы. Теодор понимал, что тратить людей и время на штурм этих твердынь — дело безнадёжное, и решил обойти их. Сарацины думали иначе.
