Он делает паузу и поднимает на меня взгляд.

– Клянусь, мне не хотелось брать эти деньги. Но я был на грани. И мог потерять все. Сотни людей остались бы без работы, у каждого из них есть семьи, которые нужно кормить, – Льюис качает головой. – У меня не было выбора, и мне пришлось взять эти чертовы деньги.

Я догадываюсь, чем закончится его душещипательная речь, и продолжаю молча сидеть.

– Если выяснится, что ты жива, мне придется вернуть эти деньги. Адвокаты страховой компании, где ты была застрахована, отберут у нас все до последнего цента. Нам придется отдать им все, что у нас есть. Мы будем разорены.

Я смеюсь про себя. Когда-то я уже это слышала. Слово в слово.

– И что я, по-твоему, должна делать? Ты предлагаешь мне скрываться ото всех до конца жизни?

– Это не то, что ты подумала, Кимберли. Я делаю все для твоего блага.

Смотрю на Льюиса. Точнее в его глаза, так похожие на мои. Но как же мы с ним отличаемся.

Он всегда использовал меня. В прошлом Льюис хотел выдать меня замуж с выгодой для себя. И он продолжает использовать меня сейчас, получая деньги с моей страховки. И прикрывается такими же оправданиями.

Я делаю все для твоего блага.

– Я не проживу вечно, и после моей смерти все достанется тебе. Ты – моя единственная дочь и наследница.

– Как ты собираешься оставить мне наследство, если для всех я так и останусь мертва? – язвительно спрашиваю я.

Мне ничего от него не нужно, но интересно, какую ложь Льюис придумает на этот раз.

Он нервно моргает, когда глядит на меня.

– Можешь не сомневаться, я найду способ.

Я поджимаю губы, ненавидя проблеск боли, вспыхнувший в груди. Я думала, что перестала ее чувствовать, но все же…

В глубине души во мне теплилась надежда. Какая-то маленькая часть меня верила, что Льюис раскаялся за свои ошибки. Маленькая часть меня верила, что он все осознал после того, как потерял свою дочь.

Но похоже я сама виновата, что хранила надежду.

– С тех пор, как я была в последний раз в этом доме, здесь мало, что изменилось, – оглядываю гостиную. – Ты пьешь чай из того же сервиза. Сидишь на том же стуле. И у тебя все те же холодные расчетливые глаза, – я впиваюсь в Льюиса взглядом. – Ты продолжаешь думать только о деньгах.

– Кимберли…

Я качаю головой. Больше не хочу ничего слышать. С меня достаточно лжи и предательств.

Я поднимаю руку.

Но мой указательный палец застывает на середине пути.

Сколько же раз я прокручивала в голове этот момент во всех подробностях и деталях. Я представляла, как со звоном разбиваются стекла в гостиной. Представляла, как от выстрела голова Льюиса неестественно запрокидывается. Как его мозги разлетаются по безупречному полу и безукоризненным стенам. А я бы продолжила сидеть рядом с ним и наблюдать, как его глаза становятся безжизненными.

Сколько же раз я желала Льюису смерти.

И этот момент настал.

Но именно сейчас я понимаю: хотеть и сделать – ни одно и тоже. Иногда между ними нельзя поставить знак «ровно». И из всего дерьма, которое сегодня мне навешал на уши Льюис, он прав лишь в одном.

Этот ублюдок – мой отец.

И самое печальное во всем этом, что я не могу этого сделать.

Опускаю руку, поднимаюсь из-за стола и смотрю на Льюиса сверху-вниз.

– Месяц, – говорю ему.

– Что? – непонимающе спрашивает он.

– Я даю тебе месяц. И ни дня больше. Этого времени хватит, чтобы ты успел продать бизнес и вывести деньги в офшоры. После этого я заявлю о своем возвращении.

С этими словами я разворачиваюсь и иду к выходу. Открываю дверь и выхожу из дома.

С каждым шагом расстояние между ним и мной увеличивается. И с каждым шагом я чувствую себя сильнее.

Я не жалею о том, что не убила его. С этой минуты про него даже не вспомню. Я сохранила ему жизнь. Но для меня он мертв навсегда.

Хаверхилл

Хмурые тучи скрывают солнце на небе. В воздухе стоит запах приближающегося дождя. У меня перехватывает дыхание от очередного резкого порыва ветра, пока я сижу на скамье возле двухэтажного здания, выполненного в стиле модерн. Белый керамогранит и много стекла в окружении аккуратно подстриженных кустарников и декоративных камней.

Честно говоря, я иначе представляла психиатрическую больницу «Хаверхилл». Я ожидала увидеть что-то вроде старинного мрачного замка из «Острова проклятых»5.

Чувствуя на себе взгляд, я поднимаю голову и смотрю на окно, из которого на меня таращится женщина. Она маниакально наблюдает за мной с тех пор, как я здесь.

У нее тусклые глаза, за которыми скрывается своя история боли и потерянных надежд. И далекие воспоминания врываются в мое настоящее.

Когда-то я была в шаге от того, чтобы оказаться на ее месте.

– Значит, теперь тебя зовут Рене Гросс, – из мыслей меня выдергивает знакомый голос, который я не слышала более трех лет.

Я оборачиваюсь и вижу девушку примерно моего возраста. На ней голубая рубашка, поверх которой наброшен спортивный жилет. Девушка держит подставку с двумя стаканчиками кофе.

– Я принесла латте, – говорит Грейс и садится рядом со мной.

Она протягивает мне один из стаканчиков, и в ноздри просачивается слабый аромат кофейных зерен.

– Спасибо.

– Не благодари, он здесь дерьмовый, – губы Грейс кривятся от отвращения.

Я внимательно ее разглядываю и мысленно сопоставляю с тем образом, когда встречала Грейс в последний раз. Несмотря на то, что она уже не та пафосная блондинка, я вижу, как девушка ухаживает и следит за собой в меру своих возможностей.

Раньше ее окрашенные волосы всегда были идеально уложены в изящные прически. Теперь ее пряди отросли и достают почти до поясницы густыми темно-каштановыми локонами. Безупречный макияж сменился на ровный тон лица без единого следа косметики. А ногти с дизайнерским покрытием стали короткими, но с аккуратным маникюром.

– Ты хорошо выглядишь, – говорю я, сделав глоток кофе.

– Ну, а чего ты ожидала? – спрашивает Грейс, нахмурившись. – Что к тебе выкатят сморщенную старуху в инвалидном кресле и смирительной рубашке? Я сплю по девять часов в сутки, достаточно много провожу времени на свежем воздухе. Повар здесь не имеет звезду «Мишлен», зато готовит полезные блюда.

Она наклоняется ко мне и говорит тише.

– До недавнего времени я трахалась каждую субботу с медбратом. Но потом об этом узнали, и его в спешке уволили. И чтобы не раздувать скандал, мне разрешили пить этот кофе.

Я давлюсь латте и выплевываю его обратно в стакан, отчего Грейс хихикает.

– Итак, я все тебе о себе рассказала, – она становится крайне серьезной. – Ближе к делу. Зачем ты пришла?

– Разве я не могу навестить тебя просто так? – спрашиваю я, и Грейс отрицательно качает головой.

– Ко мне не приходят «просто так». Ко мне приходят только, когда что-то нужно.

Я напрягаюсь, услышав ее мрачный тон. Этот тон заставляет чувствовать себя виноватой. Прошло много времени, и только сейчас я смогла навестить Грейс.

– Мне правда от тебя ничего не нужно, – отвечаю я. – Я хотела тебя увидеть.

Пристальный взгляд Грейс скользит по моему лицу, прежде чем она переводит его куда-то за мое плечо.

– Кто-то еще видел тебя, кроме меня?

Не думаю, что рассказать Грейс о том, что несколько дней назад я была на свадьбе ее брата, – это хорошая идея.

– Вчера я видела Льюиса, – отвечаю я, и уголки губ Грейс приподнимаются в мрачной улыбке.

– Я бы многое отдала, чтобы увидеть его реакцию. Интересно, он уже придумал, как будет объясняться с полицией, как ему удалось застраховать дочь за три дня до того, как она пропала без вести? – спрашивает Грейс и фыркает. – Не хотела бы я оказаться на его месте. Похоже, у него большие проблемы. Но мне не жаль, если Льюис окажется в тюрьме. Твой отец заслуживает того, чтобы сгнить за решеткой.