— Будешь лезть, прикончу.

Нежата не успел по-настоящему испугаться: он думал только о книгах. Он заерзал, пытаясь вырваться и дотянуться до мешка. Острие ножа оказалось у него под подбородком.

— Сказал же, — с упреком проговорил разбойник. Но тут его окликнули из полумрака:

— Пусти, Неждан.

Неждан неохотно отпустил Нежату, а заступившийся за него, нагнувшись, срезал привязанный к поясу юноши кошелек.

— У него есть кое-что интереснее книг, — примирительно сказал он, звякнув монетами. Неждан все же подобрал мешок, но Нежатин заступник остановил его: — Не тронь.

— Да что тебе, Онфим? — обиделся парень.

— Сейчас посмотрим, что у него там. Бери, — скомандовал он Нежате. — Идемте.

Он взял Нежату за руку и потащил в гущу леса.

Примерно через четверть часа они вышли на поляну. Там горел огонь, пахло жареным мясом. Сидевший у костра человек встал навстречу разбойникам и спросил:

— Сегодня не слишком богатая добыча, Онфим?

— Давай ужинать, Доброшка, — устало отозвался тот.

Все расселись у костра. Онфим отыскал глазами забившегося под бузинный куст Нежату и поманил рукой. Юноша подошел к нему, прижимая к себе свой мешок.

— Ешь, — Онфим сунул Нежате кусок мяса, но тот отшатнулся. — Ты чего?

— Так ведь пятница сегодня, — сказал Нежата тихо, но твердо.

— И что?

— Пост.

— Ты монах что ли? — засмеялся Онфим. — Ешь, коли угощают, дурачина. А то смотри, разозлюсь… Книги отниму. Не боишься?

— Боюсь, — признался Нежата и отступил на шаг. Онфим хмыкнул.

— Ладно, не бойся. Не трону я твои книги, — он задумчиво оторвал зубами кусок и принялся сосредоточенно жевать. Потом спросил все еще стоящего рядом Нежату: — Ты разве не голодный?

Нежата помотал головой.

— Врешь ведь. Доброшка, есть у нас хлеб?

— Да откуда? — недовольно отозвался тот.

— Мало ли, завалялся. Пойди, поищи, будь другом.

Доброшка, ворча, поднялся и полез в какие-то заросли. Онфим указал Нежате на бревно рядом с собой, юноша присел, не выпуская мешок из рук.

— Что ты вцепился в него? — усмехнулся Онфим. — Сказал, не трону — значит не трону. И никому не позволю.

Нежата нехотя положил свои книги на землю. Тем временем Доброшка вылез из кустов и подошел к ним весьма довольный.

— Вот, нашел, — он протянул Онфиму черствую лепешку.

— Будешь? — спросил тот Нежату. Нежата кивнул. Лепешка оказалась сухой и заплесневелой, но он на самом деле был очень голоден, ведь последний раз ел утром, когда случайно набрел на земляничную полянку.

— Ты, поди, и мед пить не станешь? Тебе воды надо?

Нежата не ответил, но Онфим снова окликнул Доброшку и велел ему сходить за водой.

— Сходи, сходи, — разозлился тот. — Сам и сходи! В лесу темно, хоть глаз выколи.

— Не злись, — строго сказал Онфим. — Монах за угощение платит серебром, — и потряс Нежатин кошелек. Доброшка одобрительно фыркнул и ушел в темноту.

Когда разбойники, наевшись и напившись, улеглись спать прямо у костра, Онфим спросил Нежату:

— Ну, показывай, что у тебя в мешке.

Нежата достал книги и протянул одну Онфиму.

— Когда-то я тоже читал книги, — мечтательно проговорил Онфим, раскрывая «Сказание о Евстафии Плакиде». Он вздохнул и прочел вслух: — «В дни правления Трояна, когда приносили жертвы идолам, был стратилат некий именем Плакида, человек рода высокого и славного, имеющий более других золота и всякого добра…»

Он помолчал, рассматривая заставку с двумя птицами, оплетенными ветками и птицезмеями.

— И рисовал когда-то. Знаешь, я однажды нарисовал себя в виде диковинного зверя… А теперь я и есть зверь.

Нежата молчал, глядя на книгу в руках Онфима.

— Что молчишь? Хочешь сказать, что я злодей, лихоимец? Грешник великий, да?

Нежата молчал. Он вовсе не собирался это говорить, даже не думал об этом. Ему было невероятно жаль Онфима, которого непонятные обстоятельства вынудили уйти от книг в лес.

— Мы не лиходеи какие, не изверги, — продолжал оправдываться Онфим. — Стараемся зря не убивать никого: ты же видел. Мы тебя не трогали. Тебе не стоило лезть к Неждану: у него кулаки действуют быстрее, чем голова.

— Да, — согласился Нежата. — Спасибо тебе.

— Смеешься? Ты за что меня благодаришь? Я же тебя ограбил, — расхохотался Онфим.

— Ты не отдал ему мои книги, — улыбнулся в ответ Нежата. — А деньгами я почти не пользовался.

— Я сам у тебя книги заберу, — резко сказал Онфим. Нежата вздрогнул и вцепился в Псалтирь, еще пока лежащую на его коленях. — Дурачок, — усмехнулся разбойник. — Я же говорил: не трону, — он помолчал, глядя в огонь. — Разве, может, ты сам мне одну подаришь? А остальной свой скарб забирай. И ступай с миром.

Нежата кивнул. Не то чтоб все его добро было ему дороже одной из рукописей, нет, просто ему было очень жаль, что у Онфима совсем нет книг. Он искренне верил в благотворное влияние культуры на человека и потому так легко согласился, надеясь, что разбойник, хоть и грешник, а, в сущности, добрый человек, может еще раскаяться. Разве не для того и существуют книги, заключающие в себе все благое и прекрасное, чтобы наставлять и исправлять заблудшие души? Ему представился Онфим в виде Плакиды, узревшего сияющий крест между рогами оленя. Он сам не заметил, как уснул.

Нежату разбудил лунный свет и непонятное тревожное движение в лесу. Он открыл глаза и огляделся. Разбойники спали вповалку вокруг костра, только Онфима нигде не было. И в густых черных зарослях ощущалась неясная таинственная жизнь. Нежата встал и пошел к ней. Он вышел на поляну, где в неуютном свете убывающей луны жутким темным пятном проступал силуэт огромного волка. Пригнувшись к земле, волк будто бы всхлипывал, потом поднял морду к небу и завыл. Нежата смотрел на зверя и чувствовал его не звериное отчаяние, человеческую тоску. И вдруг он понял, что этот волк и есть человек. Онфим. Жалость была такой жгучей, что Нежата подошел к зверю и обнял его. Волк вздрогнул, встрепенулся, огрызнулся было, но сразу успокоился и уткнулся Нежате мордой в грудь.

Потом они почти до утра говорили с Онфимом, что так жить нельзя, что надо все исправлять, покаяться…

— Я найду человека, который поможет тебе. Я обещаю, — засыпая, повторял Нежата. А Онфим уже крепко спал, положив голову ему на колени.

На рассвете Онфим растолкал Нежату и внимательно просмотрел с ним вместе содержимое мешка. Помимо «Сказания о Евстафии Плакиде», разбойник взял у Нежаты чистую рубаху, потом подумал и снял с него грязную. «Обойдешься и подрясником: ты ж монах. А у нас в лесу ветки да сучки — рвутся рубахи», — объяснил он. Хотя даже Нежате было ясно, что его рубаха не будет впору никому из шайки, но он также понимал, что, пусть самому Онфиму и не нужно почти ничего человеческого, он должен заботиться о своих людях.

Долго и вожделенно Онфим смотрел на Нежатины черевики, уже было взял, но потом все-таки вернул со словами: «Ладно, Бог с тобой, носи уж».

Он посоветовал Нежате свернуть после Полоцка с большой дороги и пройти лесными тропами мимо деревни Лисово. Этот путь до Смоленска был короче, чем наезженный тракт.

Через час Нежата вышел из леса и увидел над лугами восходящее солнце, розовое, точно камень бакан[3].

***

Что же наш цзеюань Ао Юньфэн?

Поначалу он часто спускался в Линьань, гулял вдоль озера Сиху, пил чай с прекрасными видами, с дамбы Су любовался весенними рассветами, бродил по городу, шумному, пестрому, — кажется, все замечательные уголки его посмотрел, все знаменитые чайные, все местные сладости в компании чиновника Лю — большого гурмана и сладкоежки — попробовал. Деньги кончались, и Саньюэ — юньфэнов слуга — заложил уже все более-менее ценное, даже отыскал лавку, где брали с удовольствием каллиграфию и живопись господина Ао за небольшую цену, но все же ворчал на Юньфэна за его рассеянный образ жизни и пустые траты.

— Ах, ты говоришь, не стоит ездить в Линьань? — переспросил Юньфэн. — Лучше сидеть в монастыре и есть просяное чжоу хэшана У-паня[4]?