Вот все, что мне нужно.

Это нечто большее,

Нечто большее.

Когда я заканчиваю писать припев, он все перечитывает. Затем он протягивает мне текст песни и откидывается на спинку кровати. Он жестом приглашает меня сесть между его ног, так что я подползаю и поворачиваюсь к нему спиной, а он притягивает меня к себе и обхватывает нас своей гитарой. Ему даже не нужно просить меня спеть эту песню. Он начинает играть, прислонив свою голову к моей, и я начинаю петь песню для него, чтобы он мог ее усовершенствовать.

В первый раз, когда он играл для меня, мы сидели именно так. И точно так же, как в тот первый раз, я испытываю трепет. Его сосредоточенность восхищает, и то, как он создает такую красивую мелодию, хотя даже не слышит ее, мешает мне сконцентрироваться на тексте песни. Я хочу повернуться и посмотреть, как он играет. Но мне очень нравится, как мы вместе лежим на кровати, и я прижимаюсь к нему под гитарой, а он, время от времени, целует меня в макушку.

С ним я могла бы заниматься этим каждую ночь и все еще желать того же самого.

Мы поем и играем песню примерно раза три, он делает паузы, чтобы записать пометки между каждым прогоном. После заключительного четвертого раза он бросает ручку на пол и отодвигает гитару на другую сторону кровати. Потом он поворачивает меня так, что я оказываюсь у него на коленях. Мы оба улыбаемся.

Одно дело, когда человек находит свое увлечение, но совсем другое, когда он может разделить любимое занятие с другим таким же увлеченным человеком.

Это интересно и мощно, и, кажется, мы оба впервые осознаем, что хотим делать это вместе все время. Писать песни, целоваться, заниматься любовью, вдохновляться на написание новых песен.

Ридж целует меня.

– Теперь это моя новая любимая песня.

– И моя тоже.

Он скользит обеими руками по моим щекам и на секунду прикусывает губу. Затем он прочищает горло:

– Ты и я... все, что мне нужно...

О, Господи! Он поет. Ридж Лоусон поет мне песню. И хоть он ужасно фальшивит, но слезы катятся из моих глаз, потому что это самое прекрасное, что я когда-либо видела, слышала и чувствовала.

Он вытирает мою слезу большим пальцем и улыбается:

– Все так плохо, да?

Я смеюсь и качаю головой, а потом целую его крепче, чем когда-либо, потому что сейчас я никак не могу выразить словами свою любовь к нему. Вместо этого я люблю его молча. Не прерывая поцелуй, он протягивает руку за спину и выключает лампу. Он натягивает на нас одеяло, а затем кладет мою голову себе под подбородок и обнимает меня.

Ни один из нас даже не произносит: «Я люблю тебя», прежде чем заснуть.

Иногда двух людей объединяет молчание, которое ощущается так глубоко и так мощно, что простая фраза, такая как «я люблю тебя», рискует потерять все прежнее значение, если произнести ее вслух.

Глава 5

Мэгги

Я откусила от своего бургера всего три кусочка, но уже отодвигаю тарелку и откидываюсь назад.

– Не могу доесть, – бормочу я, откидывая голову на спинку стула. – Извини.

Джейк смеется.

– Ты впервые прыгнула с парашютом, а потом целый час гоняла на машине кругами. Я удивлен, что ты вообще смогла что-то проглотить.

Он говорит это с пустой тарелкой, стоящей перед ним, пока допивает молочный коктейль. Похоже, когда привыкаешь выпрыгивать из самолетов и кататься на гоночных автомобилях, адреналин уже не оказывает такого влияния, чтобы чувствовать, как мир вращается в животе.

– Зато было весело, – говорю я с улыбкой. – Не каждый день я вычеркиваю из своего списка сразу два пункта.

Он отодвигает обе наши тарелки к краю стола и наклоняется вперед.

– И что же еще есть в твоем списке?

– Вегас. Северное сияние. Париж. Вполне заурядные желания.

Я не могу признаться ему о надежде, что он будет номером восемь в моем списке. Мы сегодня так хорошо повеселились, что я хотела бы все повторить. Но я не могу просто потому, что нам было так весело сегодня вечером. Я провела всю свою взрослую жизнь в отношениях. И больше этого не хочу. Даже несмотря на то, что он слишком хорош, чтобы быть реальным человеком.

– Почему же ты не женат? – спрашиваю я его.

Он закатывает глаза, как будто этот вопрос смущает его. Он ставит перед собой стакан с водой и отпивает из него, чтобы еще несколько секунд не отвечать на вопрос. Когда он выпускает соломинку из губ, то пожимает плечами.

– А почему бы и нет.

Я смеюсь. Полагаю, моя реакция вполне ожидаема. Парящий в небе, гоняющий на Тесле симпатичный кардиолог не сидит дома вечерами по пятницам.

– Ты что, казанова?

Он качает головой.

– На самом деле все наоборот. У меня только что закончились отношения, которые длились очень долго.

Я не ожидала такого ответа.

– Как долго ты с ней встречался?

– Двенадцать лет.

Я бормочу, кашляя:

– Двенадцать лет? Сколько же тогда тебе лет?

– Двадцать девять. Я начал встречаться с ней еще в школе.

– Могу я спросить, почему вы расстались или ты хочешь сменить тему разговора?

Джейк качает головой:

– Я не против поговорить об этом. Я съехал примерно полгода назад. Вообще-то мы были помолвлены. Я сделал ей предложение четыре года назад. Мы откладывали свадьбу, потому что ждали, пока закончим ординатуру.

– Она тоже врач?

– Онколог.

Чёрт побери. Я вдруг чувствую себя такой... зеленой.

Я только-только защитила диплом, а тут он с бывшей невестой, с которой вместе учился в медицинском университете, спасают жизни. Я подношу стакан к губам и делаю глоток, пытаясь запить собственную неуверенность в себе.

– Это было обоюдное решение? – спрашиваю я его.

Он резко опускает взгляд на свои руки. В следующее мгновение муки совести мелькают на его лице прежде, чем он отвечает:

– Не совсем так. Примерно через двенадцать лет я понял, что не хочу провести с ней всю оставшуюся жизнь. Я знаю, это звучит ужасно, особенно после того, как я жил с ней довольно долго. Но по какой-то причине выбор расстаться казался намного привлекательнее, чем провести с ней остаток жизни.

Почему мне близко все, что он говорит? Я ловлю себя на том, что мне хочется поднять руку и провозгласить: «Аминь», как в церкви.

– Я абсолютно понимаю, каким трудным это было решение.

Джейк наклоняется вперед и складывает руки на столе. Он на мгновение задумчиво наклоняет голову, а затем говорит:

– Я много размышлял, прежде чем порвал с ней. Помню, как спрашивал себя, о чем я буду жалеть больше. Закончить что-то хорошее, боясь потом раскаяния? Или провести остаток жизни в сожалениях о том, что у меня не хватило мужества завершить что-то просто из-за страха разочароваться? Я сожалел бы в любом из этих вариантов, поэтому я решил прекратить отношения. И это было нелегко. Но я скорее пожалею о том, что сделал, чем о том, что не сделал.

Я пристально смотрю на него, но мне приходится отвести свой взгляд, потому что во мне снова возникает то чувство желания, чтобы он был не просто парнем на одну ночь.

– Как долго ты встречалась со своим парнем? – спрашивает он.

– Почти шесть лет.

– Вы расстались по твоей инициативе?

Я на мгновение задумываюсь над его вопросом. Глядя со стороны, я бы сказала, что да. Но зная ситуацию изнутри... не совсем уверена.

– Не знаю, – признаюсь я. – Он влюбился в другую девушку. И это не было похоже на какой-то бурный скандальный роман. Он хороший человек и в конце концов выбрал бы меня. Но он сделал бы свой выбор по неправильным причинам.

Джейк выглядит удивленным.

– Он изменил тебе?

Я ненавижу это слово. Я ловлю себя на том, что качаю головой, хотя он так и поступил. Ридж изменил мне. Это выставляет его изменщиком, но все не совсем так.

– Измена – это такой уродливый термин для обозначения того, что произошло, – на мгновение задумываюсь об этом, помешивая соломинкой напиток в своем стакане. Затем я смотрю на Джейка и говорю, – Он... связан с ней на более глубоком духовном уровне. Называть его изменщиком – это оскорбление, которого он не заслуживает. Он пересек черту с кем-то, с кем почувствовал связь. Мы просто оставили все как есть.