Виталий вскочил на ноги и закрутил головой по сторонам. За кустарником почти ничего не было видно. Только в просветах веток мелькали деревянные подмостки и белое пятно на них. Точнее почти под ними. Тело среагировало быстрее головы. Вылетев на прямую видимость стало ясно, кто-то провалился на этих хлипких, подгнивших за зиму подмостках. Женщина. Виталий на бегу прикидывал как лучше поступить. Девушка провалилась не до конца, ноги почти по пояс были уже в воде, а верхом она застряла в проломленных досках. Опоры под ногами у нее не было, подтянуться в мокрой одежде и скованной деревяшками у нее никак не получалось. Идти по подмосткам было опасно, можно было так же угодить и толку от него тогда не будет. Кто его знает что там за доски. Значит нужно подойти по воде, там не должно быть глубоко. И если бы девушка провалилась целиком, то промокла бы конечно, но смогла сама выйти на берег. Да, не повезло ей, на берегу никого кроме них не было.
А вода то хороша, градусов пятнадцать не больше. Решил сапоги не снимать, вдруг повезет, и там мелко… Девушка пыхтела и пыталась подтянуться, выходило плохо.
— Девушка, замрите на секунду. А то поранитесь. — Виталий старался говорить медленно и спокойно. — Я сейчас подойду и мы вместе выберемся. — Я старался вкладывать всю убедительность в свой голос.
Белая толстовка замерла на месте и я одобрительно хмыкнул. Есть же умные женщины. Сапоги были мне велики, их засасывало в прибрежный ил и ноги удавалось переставлять с трудом. Вода уже была от края сапог в паре сантиметров, а до пострадавшей было еще около полутора метров. Со вздохом, сапоги пришлось снять и с размаха кинуть их в сторону берега. Почти долетели. Хрен с ними, с сапогами. Ноги противно уходили в ледяное месиво, их сразу сковало словно железом. Со стороны мостков было подозрительно тихо.
— Девушка, я уже рядом, — в голос пробиралась противная дрожь, — вы там как? С-ссильноо зз-зза-мерзли? — зубы начали отбивать бодрую чечетку.
В ответ раздалось лишь неразборчивое бормотание и я заторопился. Когда ледяная вода добралась до хозяйства зубы непроизвольно клацнули, чуть язык не прикусил. Мда. Как же ее оттуда вынимать?
Я посмотрел на бедолагу. Белая толстовка задралась и пузырем топорщилась сверху, головы не было видно из под капюшона, а руками она так вцепилась в дерево, как бы еще заставить ее теперь отцепиться.
— Тебя кк-ккак з-ззовут-ттто, чудо ррр-речное? — тишина была мне ответом. Я нахмурился. Кукухой что ли от страха поехала? Потянулся рукой к капюшону, голова дернулась от меня в сторону.
— Т-ттихо, т-ттихо, — блин нет тут нифига пятнадцати градусов, хорошо если десятка наберется, — н-ннам н-нн-нужно дей-дей-ссствовать ссс-сообща и бы-быстро, ттты уже тту-тт долго попппловок-к изобража-ааешь. — Прости родовое гнездо, придется потерпеть, — Ттт-так что-о, ддда-давай, я тттебя сссейчассс п-ппад-хва-ачу с-сснизу, а тт-тыы ак- ккукуратненько ручки-и-и т-тта-ак в-ввверх и прова-а-аливайся. Не-нне ббб-боись, нн-нне уро-ню. Оккк? — И опять тишина, только тихое сопение. Ну и хрен с тобой, золотая рыбка. Поторопился я с умной женщиной.
Пришлось ещё немного опуститься в воду, чтобы подлезть к ногам девушки. По мне тоже волнами пробегала противная дрожь. Половил рыбки, ага. Вон какую русалку отхватил. Неуклюже обхватив мокрую девицу за бедра чуть приподнял вверх, давая возможность поудобнее вывернуться из деревянного плена. Затрещала ткань, заскрипели доски, получил коленом в челюсть, и мокрым кроссовком прямо в то самое — родовое гнездо. Мелочи. Начал потихоньку опускать свою ношу. Когда наши головы поровнялись тишина стала непроницаемой.
— Н-ннновикова-а-а?! Д-даа чтоб-п-п т-тт-тебя!
Глава 12
Почти черные от расширившихся зрачков глаза, смотрели на меня не мигая. Ее дыхание он чувствовал своими губами. Время остановилось. По зажатому в руках телу прошла волна дрожи и девушка дернулась.
— Ккк-кууда?! С-сс-стоять, з-з-зззорька! — Виталий сжал руки еще крепче. В плечи уперлись два трясущихся сжатых кулачка, покрытых свежими красными царапинами.
— Ппп-п-пусти…. От-оттт-отпусстии….
— А-а-агаа, щассс, раз-з-ззбежался. В-всё-ё, Н-н-нновикова! — мужчина крепче сжал челюсти, пытаясь усмирить трясущееся от холода нутро, — До-до-ддопла-а-авалась, д-д-ддобе-е-егалась и долеталась! Без меня…
Пока он стоял со своей бесценной ношей в руках, ноги почти по щиколотку утонули в противном иле. Челюсть все ещё подергивалась, но внутри все ширилось, грудную клетку распирало. Вот оно! Моё! Наконец-то.
Чуть не упав на первом же шаге с удовольствием отметил как ее руки инстинктивно обхватывают его шею, ледяной кончик носа утыкается куда-то между ухом и глазом, а ноги скрещиваются на его заднице. Губы обязательно уже растянулись бы в идиотскую улыбку, но их так свело от холода, что можно даже не пытаться. Фигня всё. Медленно двинулся в сторону берега, не разжимая рук и не отпуская свой дрожащий груз.
Сапоги, брошенные и не долетевшие до цели, мерно покачивались на воде. Наполовину утопленные, они сиротливо тыкались в прибрежный глинозем. Чтобы их надеть Новикову пришлось все таки поставить, но держал ее крепко за руку. Да она и не сопротивлялась. Молча тряслась рядом, бодро постукивая зубами.
Его ноги чавкали, а из ее кроссовок при каждом шаге брызгало. Виталий с целеустремленностью разгневанного носорога тащил мокрую девушку через кусты. Почему не пошел по тропинке не важно. Вижу цель, не вижу препятствий, вот его самый верный лозунг по жизни.
Новикова стала чаще спотыкаться, ее рука дергалась, зажатая в мужском капкане, но зря она думает что это ей как то поможет. Хренушки. Но шаг все таки замедлил, на ходу вынимая из нагрудного кармана телефон и набирая Петровича.
— Мих, эт я. Ага, хорошо, молодец. Слушай, будь другом, организуй мне машинку по-быстрому до города. Нет. Нет. Да. Я уже подхожу, без вопросов только, ок? И, Мих, Мих, стой, спирт есть? Ну или водка там какая, о, коньяк тоже пойдет. Еще носков сухих две пары, джинсы, размер…размер…, - обернулся и окинул Сашу взглядом, — 42–44 в идеале, а там что найдешь. Ага, да-да, русалку поймал. Потом Мих, лады?
Виталия дернуло, и телефон чуть не выпал из рук. Новикова резко встала, сделала противозачаточное лицо и буравила его взглядом “умри все живое”.
— Чего не так? Простыть надумала? Тебе еще мне детей рожать между прочим!
— Ммнее н-нужно ннн…ннназад, ммення жжжждут…, девушка никак не могла остановить озноб, — таммм ппппереоддденусь…сссппасибо. Ззза…. ззза все…Пппррравда.
— ждут ее видишь ли. Подождут! Я дольше ждал. То с пуговицами к ней, то просто за ручку подержать. Хватит! Пора уже разогнать эту хренову очередь почитателей!
Развернулся и пошел было дальше, но куда там. Бывают же баранихи такие упертые. Вздохнул. Ладно, сам же выбрал, чего уж теперь. Разворот, подсечка, готово. Девушка ойкнула и по его спине забарабанили слабые удары. Мокрые кроссовки пару раз удачно чуть не подправили геометрию лица. Ничё, два поворота и на месте.
Внутри все сжималось, тело окатывало волнами то жара, то холода. В печке буржуйке потрескивал огонь, лицо горело. Белье я отказалась снимать наотрез, и сейчас сидела завернутая в большое банное полотенце, пушистый плед, а толстое одеяло укутывало мои ноги. Руки грелись об уже не обжигающую, но все еще горячую, кружку с чаем. Приличную стопку коньяка в меня влили сразу и без разговоров. Сидела и тупила. В голове расползлась ватная пустота.
Почему я позволяю ему делать все что вздумается? Почему не сопротивляюсь? Почему не закатила скандал? Вместо этого сижу в чужом доме, в чужих вещах, и жду машину, чтобы ехать с бывшим командиром в неизвестном направлении!
— Значит так. Твоих предупредил, — Береговой бесшумно нарисовался рядом, — сумку твою сейчас принесут, машина ждет. Вылупляйся давай, плед с собой заберем в машину.
Я смотрела на него снизу вверх и молчала. Никак не могу определиться хочу я спорить и сопротивляться, или пусть уже все идет как идет и пофиг куда.
