Каждый присутствующий ещё в середине речи Николая Третьего понял, что ничего значимого ни объявлено, ни решено сегодня не будет. Ибо никакой реальной возможности решить проблему с окопавшимся в своем медвежьем углу Вторым Императором у лоялистов нет.
А ведь за прошедшие годы у них имелось три вполне реальных шанса закрыть вопрос с кузеном Императора раз и навсегда. Сразу после нападения пятерки Магов Заклятий с их Великими Родами и Кланами на Александровск, в первые двое суток, пока Павел не успел стянуть побольше войск на защиту остатков города и восстановить силы вместе с уцелевшими высшими магами губернии.
Вторая была во время вторжения Цинь, в разгар их противостояния — одна слаженная, сработанная команда из троих Магов Заклятий и трёх десятков Архимагов, укомплектованных лучшими артефактами и расходниками, запросто прикончила бы сибирского Романова. Что может быть легче — вступить в сговор с Цинь, дабы те начали большое сражение, вынудив Второго Императора бросить в сражение все силы, и ударить этой командой ему в спину, выбрав момент, когда он останется с минимумом охраны или даже сам вступит в бой. Да, за это пришлось бы отдать большой кусок губернии, но это была приемлемая цена…
И третий, последний шанс, предполагавший принципиально иной подход, нежели первые два. Не действовать тайно, небольшим элитным отрядом, а объявить его мятежником и двинуть войска — в тот момент, когда Цинь было только-только разбито, и армии мятежного Романова были до предела ослаблены и страдали от страшного дефицита всего и вся — от алхимии до боеприпасов и даже провизии.
Трижды он приходил к Императору, озвучивая эти возможности. И трижды этот напыщенный индюк отвергал его по глупым, бессмысленным причинам.
А сейчас он вдруг озаботился своим мятежным кузеном, скажите пожалуйста! А что дальше? Вспомнит о боярах? Которых можно было разгромить и ослабить на многие десятки лет, а то и навсегда, напав после их войны с Рейхом? Ведь и формальный повод тогда был неплохой — бояре заключили мир с врагом в обход Империи и Императора. Да, имели, по букве закона, такое право — но правильно раскрученная и поданная в обществе, эта история могла развязать им руки. Но и тогда инфантил на троне запретил им действовать…
Каждый раз, когда дело доходит до необходимости реальных действий, Николай Третий превращается в нерешительного, трусоватого размазню, сдающего назад. И если раньше Залесского слабость монарха только радовала, ибо играла ему на руку, то в последние годы она уже не раз вынуждала его отступать там, где нужно было действовать решительно и без проволочек.
Казалось бы, что может проще — просто не ставь государя в известность и действуй на свое усмотрение! Да, с боярами силами одной лишь Канцелярии ничего поделать не удалось бы, но зато того же Павла Романова или реинкарнатора — устранить первого и пленить второго незаметно, силами одних лишь небольших элитных сил, было вполне возможно.
Однако Император в обоих случаях загодя отдал приказы о том, что делать дозволено, а что нет. И если в случае со своим кузеном Залесский хотя бы теоретически мог понять ход мысли Николая — пусть и оставаться с этим несогласным, но по крайней мере понимать его… Нежелание Императора прикончить главную угрозу своему правлению он списывал на банальную сентиментальность — в детстве и юности пара самых талантливых представителей Императорского Рода неплохо ладила и даже дружила. А ещё в случае гибели Второго Императора от рук Канцелярии он мог стать в глазах многих мучеником и символом, что объединит недовольных. До того, как Павел Романов выступит против Петрограда с оружием в руках, дав законный и неоспоримый повод разобраться с собой, всегда существовал риск, что его убийство принесет больше вреда, нежели пользы.
Залесский был не согласен с подобным подходом и ратовал за радикальное решение это проблемы, однако признавал, что определенная логика в противоположной точке зрения тоже имеется. Ну подумаешь, любит человек устроить дискуссию, как им разбираться с его врагом, а потом при каждой реальной возможности это сделать меняет решение? За этим человеком и похлеще странности водились…
Однако тот же реинкарнатор… Ладно, плевать, что это само по себе странно, что Император узнал о его существование не от него и возможно даже раньше него. Но как понимать его приказ насчет парня? Делай что с ним что хочешь, но с одним условием — проблемы и противники, которые ты будешь создавать и посылать на него, должны быть хотя бы теоретически решаемы имеющимися у него силами⁈
И ведь прямые приказы самодержца нарушить он не мог… Вот и приходилось изгаляться, вместо того, чтобы с самого начала отправить за тогда ещё беспомощным пареньком пяток Архимагов, дабы привели с гарантией…
С первого дня на своей должности он всеми способами боролся с душащими и ограничивающими его магическими клятвами, и большую из них он уже давно успешно обошел, обманул, перекинул на других людей, снял или ослабил до безопасного минимума. Держались пока что лишь самые ключевые, но и тут он постепенно одерживал верх.
Например, теперь он имел возможность вести дела даже с теми, с кем Империя вела войну. И это принесло ему уже немало пользы…
— Что ж, достаточно! — прервал, наконец, ко всеобщему облегчению Император всю эту бессмысленную демагогию. — Меня радует, все вы столь серьёзно относитесь к этому важнейшему вопросу. И горячность, с которой вы спорите и предлагаете решения этой проблеме, достойна похвалы, однако, выслушав и приняв к сведению предложения и аргументацию всех сторон я вынужден констатировать, что время решительных мер ещё не наступило. Однако то, как вы полны решимости…
Ну наконец-то! Полтора часа сотрясений, результатом которых, как обычно, стало полное отсутствие результата, подошло к концу, и теперь можно пойти и заняться чем-то действительно важным…
— Задержись, Богдан Ерофимович, — коснулась его разума мысль Императора, когда тот, закончив свой спич, отпустил присутствующих. — Подожди несколько минут за дверью кабинета.
Просьба Николая Романова была несколько неожиданной — обычно после подобных посиделок он шел упиваться вином и развлекаться с очередными фаворитками. Однако спорить и тем более возражать желаниям монарха Залесский, разумеется, не стал. Обойдя входящих в арки пространственных переходов чародеев, он вышел из кабинета, не забыв затворить за собой дверь.
Внутри остались лишь Императрица, сам государь и цесаревич, что так и не обронил ни слова за всё это время. Пытаться подслушивать или, упаси господь, ещё как-то провоцировать охранные чары императорской резиденции — ищите дурака! В этом месте, рискни он стать мишенью защитных систем, даже вся его мощь не спасет от гибели. Оглядев четвёрку замерших истуканами в парадной броне Старших Магистров лейб-гвардии, Залесский лишь молча хмыкнул и принялся терпеливо ждать.
Общение августейшей четы продлилось около четверти часа, после чего дверь распахнулась сама собой, приглашая на разговор заждавшегося гостя.
— Итак, друг мой, рассказывай, — потребовал Николай.
Начальник Тайной Канцелярии миновал две трети немаленького помещения и остановился в нескольких метрах от него. Цесаревич на этот раз сидел справа от государя, на месте, где совсем недавно находилась его мать. Которой, к слову, в кабинете уже не было…
— Что именно, мой государь?
— Ну например, как так вышло, что о наличии у Швеции мощного морского флота, причем вполне себе современного, оснащенного отличными английскими пушками и построенного далеко не самой дешевой магической древесины из наших лесов, стало известно лишь тогда, когда этот самый флот на нас напал? — чуть склонил набок голову самодержец.
Богдану Ерофимовичу вопрос не понравился, если не сказать грубее. Даже не сам вопрос — он-то как раз лежит на поверхности. А вот тон, взгляд, мимика, постановка и построение… И тем не менее своего удивления Залесский ничем не выдал, начав отвечать сходу.
