Мужик продолжал молчать, не двигаясь и генерал добавил:

– Может, тебя твой дружок смущает? Ты только скажи, мы его вмиг в другое место переправим, а с тобой полюбовно договоримся, хорошо? Ты только назови тех, кто наверху сидит да вам приказы раздает, а уж мы тебя отблагодарим, вот тебе в том мое честное благородное слово.

– Слышишь, что его превосходительство тебе говорит, собака? – продолжал кричать офицер, подойдя к нам вплотную и схватив арестанта за плечо. – Он тебе слово дает свое нерушимое, понимаешь, мразь?

Хм, благодаря глубоким познаниям в отечественной истории я ведал Кутузова лучше, чем сии несостоявшиеся убивцы, и на их месте не стал бы доверять сладкоголосому полногрудому генералу. Впрочем, они и сами придерживались того же мнения, поскольку вдруг мой собеседник развернулся к офицеру и мгновенно воткнул ему в грудь маленький ножичек. Его товарищ, до этого хрипло дышавший сзади, вдруг очутился сзади меня и я почувствовал у горла острие другого ножа. Стараясь не дышать от неожиданности, я замер на месте.

– А вот теперь давай поговорим о политике, ваше благородие! – шелестящим шепотом предложил сзади второй арестант, продолжая держать острие у моего горла. – Хотя мне эти разговоры невмоготу опостылели, но у нас с вами беседа будет интересной, вот тебе в том мое честное благородное слово!

Да уж, оказывается, не только местные следователи умеют совершать грубые, совершенно непростительные ошибки. Я тоже, казалось бы, умудренный знаниями двадцать первого века, в то же время опростоволосился, как школьный мальчуган. Стоял спиной к преступнику, не спросил, обыскали ли их и забрали ли все имеющееся оружие.

Впрочем, времени на сожаления почти не осталось. Офицер, в грудь которого вонзили острое лезвие ножа, со стоном повалился на пол. Мой первый собеседник оживился и радостно улыбнулся мне, будто увидел родного брата:

– Ну что, ваше благородие, теперь поиграем в нашу забаву, как думаешь?

Поскольку спорить с людьми, держащими у твоей шеи бритвенно острый нож довольно-таки вредно для здоровья, вреднее даже, чем выкурить пачку не фильтрованных сигарет, мне не осталось делать ничего другого, кроме как осторожно кивнуть и прохрипеть:

– Поиграем, поиграем, только ты не волнуйся, хорошо?

Лезвие у моего горла чуть дрогнуло, но так и осталось прижатым. Вредно, очень вредно, куда уж вреднее?! Наши же арестанты принялись задавать вопросы, очень неудобные и несвоевременные.

– Ты теперь скажи, ваше благородие, чего ты в будущее не прыгнешь, а? – сипло спросил второй, тот, что продолжал стоять сзади. – Позови оттуда своих дружков, летающих на железных птицах и ездящих на железных коробках.

Офицер продолжал ворочаться на грязном полу, а вокруг него уже натекла лужа крови. Кутузов же молчал, взирая на нас от дверей и хлопая круглым глазом. Ну, что же ты стоишь, генерал, если не помогаешь, то хотя бы выскочил из комнатки и позвал на помощь. Я бы за это время как-нибудь уж отвлек бы этих героев от своей персоны и протянул до подхода подкрепления.

Но нет, видимо, старик растерялся и стоял, словно каменный истукан, проглотив язык от страха. Ладно, придется действовать самому, что уж тут поделать, как говорится, не ты, так кто же?

– Ты чего-то путаешь, дружок, – аккуратно сказал я, стараясь не делать резких движений. – Какие железные птицы, какое такое будущее? Что вам там Егор наплел про меня, совсем голову задурил?

Мои слова ой как не понравились наемникам. Лезвие ножа еще глубже вдавилось в кожу, так что я уже решил, что сейчас тоже буду валяться на полу, захлебываясь собственной кровью.

– Это ведь ты сейчас нам голову морочишь, ваше благородие! – сказал бандит сзади. – Говори, как ты это делаешь и не томи, у меня терпение заканчивается, только и осталось, что тебе горло вспороть.

Его напарник, тот самый, что зарезал офицера, шагнул к Кутузову, тоже намереваясь взять его в заложники. Бедный грузный генерал беспомощно глядел на убийцу, похожий на большого породистого барана, ждущего, когда его схватит набегающий матерый волк.

– Ну что, ваше одноглазое превосходительство, много ль выкупу за тебя дадут, ась? – спросил мой прежний собеседник, вразвалку подходя к губернатору Выборгской территории. – Ежели золото по весу брать, так у тебя вряд ли хватит монет, чтобы расплатиться, как думаешь?

Он захохотал, довольный своей шуткой и тут грянул выстрел. В маленьком нашем помещении он прозвучал, как гром и не знаю, как у остальных, но у меня заложило уши.

Шутник-забавник застонал, скрючился пополам и повалился на пол. Я сначала так и не понял, кто стрелял и только потом с изумлением обнаружил, что Кутузов держит в руке небольшой пистолет, из дула которого вился сизый дымок. Оружие, видимо, до поры до времени генерал надежно прятал в складках своего просторного мундира.

– Э, ты чего это, отец родной?! – удивленно спросил второй головорез. – Мы же так, пошутковали. Ты зла не держи, слышишь?

Говоря все это, он совсем забыл про меня и опустил нож, полагая, видимо, что ловкий генерал, сейчас достанет из широких штанин второй пистолет и начнет палить почем зря. Ну что же, это как раз то, что мне было нужно. Схватив душегуба за руку, я в то же время со всей силы толкнул его спиной на заднюю стену, благо она была совсем близко. Раненый Кутузовым преступник между тем орал во весь голос, так что я, полуоглохший после выстрела, вряд ли мог быстро восстановить свой многострадальный слух.

За свою жизнь и возможное получение травм я совсем не опасался, не до того сейчас было. Если мы сейчас не справимся с этим отчаянным злоумышленником, то потом уже вообще ничего не сможем сделать. В конце концов, он вооружен ножом, а я нет, да и у Кутузова вряд ли за пазухой имелся еще один пистолет.

Толчок получился, что надо. Я почувствовал, как наемник приложился о стену всем телом, плотным туловищем и большой головой, а его борода при этом щекотала мою шею. Нож выпал из ослабевшей руки боевика и зазвенел на каменном полу. Коротко вскрикнув, любитель бесед о политике и прыжков во времени, грузно осел на пол, а затем, раскинув руки, повалился ничком.

Я наклонился и пощупал пульс. Прерывистый и частый, но ничего, жить будет, такого рода твари быстро поправляются после ранений и ударов, голова у них чугунная. Его товарищ продолжал кататься по полу, крича: «Ой не могу, ой, больно, спасите, люди добрые!», зажав руками живот и пачкая пол кровью. Поднявшись, я посмотрел на Кутузова и спросил:

– Вы как, ваше превосходительство, в порядке?

Генерал шустро подбежал к орущему и зовущему маму преступнику и ткнул ногой в плечо, процедив:

– Заткнись, шавка, не то пристрелю тут же, пискнуть не успеешь.

Удивительно, но громко орущий и вроде бы готовый мгновенно умереть затейник послушно умолк и в камере воцарилась тишина. Только теперь, присмотревшись, я увидел, что Кутузов тонко улыбается и понял, что все это время он ломал комедию и притворялся безобидной смирной овечкой, испуганной перед грозными террористами.

Ох и не прост оказался старикан, совсем не прост! Впрочем, чего еще можно было ожидать от боевого генерала, выходца из суворовской военной школы?

В коридоре послышался топот сапог и через пару мгновений в дверях камеры показались, тяжко дыша, другие полицейские чины, вооруженные ружьями. Их было трое парней, они толпились в дверях и не знали, что делать дальше, потому что начальство давно уже лежало заколотое на полу.

– Ну, чего встали, вон того субчика в кандалы и отведите в отдельную камеру, – приказал Кутузов, сверкая единственным глазом и махнув в сторону моего противника, так и лежащего возле стены.

Когда солдаты бросились гурьбой на преступника, генерал снова пихнул ногой второго настороженно молчащего преступника, скорчившегося на полу и спросил:

– Ну, давай, говори, пес, кто тебе приказы давал исполнить гнусный умысел лишения живота любимого князя нашего, Суворова Александра Васильевича?