Деймон был последним, кого хотели бы видеть многие (да что там, его не желал бы видеть никто).

Кроме меня. Прямо сейчас.

Невзирая на логику, вопящую, что мое желание было неправильным, я все равно поддавалась той предательской части, которая Райдо любила. Разве может любовь предавать, предавать самого себя? Вечный спор с рассудительной головой. Но ночь такое время, когда ты поддаешься эмоциям, и ничего с этим не поделать.

Забыв о пиве и десертах, я представляла, как вижу его фигуру – мощную, излучающую силу на расстоянии, внушающую всем страх. Шагающую в направлении меня. Он сел бы на то место, где сидел до того Алан, долго смотрел бы и молчал, вопрошая словами – «поговорим?»

Не знаю, о чем бы мы говорили, существовали ли между нами темы для разговоров и точки соприкосновения, но я тонула бы в его глазах. Я любила сложность, просматривающуюся под зрачками, я любила даже холод, сочащийся наружу – так можно? Разве можно любить то, что отмораживает тебе конечности? И есть ли у любви логика? В последнем я сомневалась отчаянно, особенно после сегодняшнего визита в пятиэтажное здание-куб. Иногда собственные чувства разъедают настолько, что понимаешь – отруби тебе руки и ноги, и ты все равно будешь ползти в направлении того, кто тебе нужен. Почему-то и вопреки.

Пора было уходить. Доехать до дома, опустить голову на подушку, укрыть себя одеялом и попробовать забыться.

Но по пути в такси меня посетила шальная, странная и притягательная идея. Ибо в дальней комнате кое-что хранилось.

*****

Эта вещь лежала в дальней коробке вместе с остальным конфискатом. Месяц назад мы с Аланом изъяли в порту несанкционированную перевозку сложноклассифицируемых предметов из Вайена.

Среди них была маска, опасность и уникальность которой мне еще предстояло оценить, прежде чем сдавать ее на хранение в Бюро. Маска была коричневой, тканевой, с вышивкой по краю, но представляла с собой смесь магии и технологического прогресса – ткань, пропитанную волшебной символикой и микросхемами. Ничего подобного нам до этого не попадалось. И маска умела переносить в реальность желаний. Позволять тебе проживать воплощенные в воображении мечты – очень плотные, очень реалистичные. Половина города отдала бы большие деньги, чтобы иметь дома такую.

Я достала её с осторожностью, долго думала, прежде чем опуститься в кресло, надеть её.

Да, я хотела этого – вот к какому выводу я пришла. Хотела ощутить его поцелуй хотя бы так, коснуться губ Вэйгарда. Сейчас, когда воспоминания о нём столь свежи, маска воплотит свой максимум, сканируя из моей памяти каждую мелочь, не упустив ни одну деталь.

Понимая, что настоящий поцелуй – нечто для меня недостижимое, я откинулась на спинку, уперлась затылком в бархатную выпуклость подголовника.

Удобно, хорошо. Выдохнула.

И начала мысленную загрузку данных: вот объект, вот атмосфера, вот окружение. И ситуация, которую хочу прожить.

Секунд пятнадцать под моими веками было темно, но уже работали магические руны, анализировали данные схемы.

А после в голове начала проступать картинка…

(XueranChen- Poisoned)

Деймон, который был в воображении, не пугал. То же помещение, которое я недавно посетила, комната без стен, залитая синеватой дымкой. Этот Райдо был безопасен, но так же красив и хмур – маска знала, что и как именно показывать. От него даже иллюзорного шла сила; за спиной где-то вдалеке плыл свет от окна.

По мраморному полу я шагала, и колени мои не дрожали. Я впервые двигалась вперед с нетерпением, с жадностью. Я хотела его коснуться, одетого в темную футболку и черные штаны. Провести пальцем по обнаженным бицепсам, после по щеке – неужели я смогу сделать это хотя бы так? Потрясающая достоверность деталей, запахов и фактур – нет, эту маску нельзя пускать «в народ». Её начнут перекупать за бешеные деньги, за ней начнут гоняться фетишисты и маньяки. А также безутешные люди, потерявшие родных, потому что здесь, в мечтах, последние продолжали существовать. Слишком реалистичные, чтобы когда-либо хотеть снимать эту загадочную ткань с глаз. И будет так же, как с медальоном…

– Почему так долго? – спросил Вэйгард хрипло, когда я приблизилась. – Почему я так долго… тебя ждал?

Именно тот вопрос, который бы я хотела от него слышать. И в его сложных глазах ни цинизма, ни льда, но печальная глубина. «Анна, зачем ты так долго мучила нас?» Тьма, грусть, неверие в то, что я, наконец, пришла.

И я сделала то, что хотела – коснулась его руки, кожи, провела по ней пальцем. А Райдо смотрел, не отрываясь, – он позволял себя трогать, он просто «позволял» себя мне. И я потянулась к его губам, мне нужно было это испытать хотя бы раз, очень нужно было…

(Kate Linch, FILV – You Hate Me)

Но губ я достичь не успела.

Ощутила, что он здесь, в комнате, настоящий.

Я вздрогнула, вылетела из мечты на полной скорости, стащила маску с лица. И да, он стоял у стены в моей комнате – Вэйгард. Оригинал, не иллюзия. Стоял, опершись мощным плечом на стену, и во взгляде его царила вовсе не печаль, как у мужчины из мечты, но разочарование и презрение. Кажется, еще отсвет любопытства – мол, как далеко может насекомое заползти по палочке, прежде чем упадет?

На нем действительно была темная футболка, но не такая простая, которую создала маска. Эта была тканевая с кожаными вставками, и почему-то опять захотелось сползти с кресла и рухнуть на колени, как перед Господином. Нельзя мужчинам носить кожу, не таким, как Вэйгард, – это настолько мощная демонстрация силы, но сознание отключается, прежде чем ты понимаешь, что стоишь в позе раба.

И да, маска не передала настоящую ауру, которая, проникнув сквозь меня, обесточила полностью. Своим немым укором, холодом и равнодушием. Черт, видеть его дважды в день – это слишком…

Рост примерно в метр девяносто, черные джинсы, кожаные полосы, обтягивающие тугие мышцы плеч, сильная шея, взгляд из-под бровей. И губы сложены, как у человека, который задумчиво над чем-то размышляет.

Наверное, нужно было спросить, что он здесь делает, но я нашла ответ в собственной голове раньше, чем озвучила вопрос – я думала о нем. Значит, я теребила пространство, скорее всего, Райдо это коснулось… Дурочка я, нельзя было так плотно. Мы связаны даже без сформированной вязи, это было глупо.

И молчание Вэйгарда подтверждало мою правоту. Чем бы он ни занимался этим вечером в своей жизни, я выдернула его, начав зацеплять мыслями невидимые ниточки. И только теперь пришло в голову, что Райдо заметил на моем лице маску. Хуже, он прочитал, понял, каким-то образом уловил, о чем именно я только что, нацепив запретный артефакт на лицо, мечтала.

Я как раз успела обвариться стыдом и чувством вины, когда он спросил:

– Не хочешь попробовать с оригиналом? Я вот он.

И взгляд. Прямой, требовательный, в душу. Мол, зачем довольствоваться компромиссами, когда перед тобой настоящий мужчина из мечты? Проблема заключалась в том, что настоящий был мне не нужен, потому как пугал. От него, настоящего, исходило нечто непонятное, укутанное силой и тьмой. И снова хотелось в это провалиться – я ненавидела себя за эту слабость.

– Давай, – его голос низкий, бархатный, но прохладный. – Встань и сделай несколько шагов навстречу. Сможешь?

Чтобы навсегда и безвозвратно изменить свою жизнь? Нет, не смогу.

Ответы на моем лице он читал быстрее, чем они звучали. Прессом давило его презрение.

– Не можешь? – Усмешка. – Зачем ты делаешь это…

«С нами» – вот что он хотел сказать, но поправился.

– … с собой?

Рвешь и режешь себя на части. Кто ты такая, чтобы спорить с судьбой?

Он переживал мои отказы раз за разом, и я боялась думать о том, что они причиняют ему боль.

Мой язык приклеился к нёбу, говорить попросту не выходило, и потому за нас обоих говорил он.