Эти слова были последней каплей.
— Прячусь? — выдохнул Боря, его голос сорвался на крик. — Я прячусь? Да если бы ты хоть раз по-настоящему посмотрел на меня, увидел, что я делаю, что я пытаюсь…
— К сожалению, — отрезал Даниил, — видел. И то, что увидел — мне не понравилось. А поэтому заткнись. А если не можешь — вышел вон отсюда, и дай поговорить с твоей матерью.
— Не смей с ним так говорить! — вырвалось у меня.
Даниил горько усмехнулся.
— Когда он научится отвечать по-мужски, тогда и перестану. А теперь ты тоже помолчи и послушай меня, Анна! Развод будет оформлен в максимально короткие сроки — так будет легче и тебе и мне.
— И твоей шлюхе! — вырвалось у меня, как раскат грома.
Эти слова повисли в воздухе, как удар молнии.
Даниил сжал губы в тонкую линию, его взгляд на мгновение стал ещё более суровым.
— Перестань, Анна, — сказал он наконец, его голос звучал тихо, но в нём слышался металл. — Не надо опускаться до этого.
— Не надо? — я почувствовала, как голос мой дрожит от ярости. — Ты стоишь здесь, в нашем доме, и говоришь мне о разводе, потому что тебе «так легче»! Легче, Даниил? А как насчёт меня? А как насчёт наших детей?
Он устало вздохнул, но в его глазах не было ни сожаления, ни раскаяния.
— В чём проблема с нашими детьми, Ань? — сказал он, его голос был ровным, почти бесстрастным. — Один — совершеннолетний, вторая — скоро станет.
Он бросил быстрый взгляд на Кирин планшет, который всё ещё лежал на диване.
— Кира сама выберет, с кем ей оставаться, а Борис… — он повернулся к сыну, не скрывая холодной насмешки. — В двадцать два года, Ань, на минутку, пора бы уже самому начинать жить.
Его слова были, как удары молота, каждое слово било по нашей семье, разрушая её окончательно.
— Вылезти из-под юбки! — добавил он, бросив взгляд в сторону Бори, который стоял, сжав кулаки, лицо его пылало гневом.
Я открыла рот, чтобы возразить, но он не дал мне шанса.
— В случае, если Кира останется с тобой, — продолжил он так же холодно, как будто речь шла о бизнес-сделке, — ты получишь алименты в полном объёме. Я не собираюсь бросать дочь.
Его слова звучали так, словно он делал мне одолжение, и это только усиливало мою боль.
— Помимо алиментов, — продолжал он, чуть ехидно улыбнувшись, — я оставляю тебе дом. Ты столько сил в него вложила.
Он усмехнулся, и эта усмешка резанула меня сильнее любого слова.
— Аж пять ремонтов за последние семь лет! Забирай. Документы на дом получишь при разводе.
Я стояла, сжимая руки, чувствуя, как внутри всё закипает.
— Остальное имущество, кроме фирмы, — добавил он, словно резюмируя, — будет поделено пополам. Компания останется полностью в моём распоряжении.
— Компания? — перебил его Боря, его голос был низким, но в нём звучала такая ярость, что я испугалась, что он сорвётся. — Это всё, что тебя волнует, папа? Компания?
Даниил обернулся к сыну, его взгляд был холодным, как лёд.
— Да, Борис, — ответил он. — Потому что это единственное, что имеет значение в этой ситуации. Компания — это результат моего труда. И она останется при мне.
— Компания стоит дороже, чем все ваше имущество вместе взятое раз в тридцать! — заорал сын, — очень благородно, папочка!
Даниил не дрогнул, не изменился в лице. Его губы изогнулись в холодной ухмылке.
— Считаешь чужие деньги, сынок? — спросил он с ледяной насмешкой. — Отличное начало карьеры. Только ты с подсчетами ошибся на порядок, экономист. Нолик добавь!
— А ты хоть понимаешь, что говоришь? — выкрикнул Боря, шагнув ближе. — Ты думаешь, что можно просто забрать всё, что имеет значение, оставить нас ни с чем, и тебе всё сойдёт с рук?
Даниил слегка приподнял брови, его взгляд оставался спокойным, но за этим спокойствием скрывалась опасная твёрдость.
— Да, думаю и да, сойдет, Боря! И только 25 лет брака и жизни в этом склепе, — он обвел руками дом, — останавливают меня от подобного шага.
Он, глядя мне в глаза, назвал наш дом склепом! Дом, в который я вложила столько сил, столько жизни, столько любви!
— На этом все, — закончил Даниил спокойно. — Слушать ваши истерики я больше не желаю. Еще одно слово, Борис, и полностью лишу тебя финансирования, в том числе и в учебе. Я устал за поездку, а мне еще нужно собрать вещи и уехать.
С этим словами он спокойно стал подниматься по лестнице в нашу спальню.
Я осталась стоять посреди комнаты, чувствуя, как всё внутри сжимается. Боря стоял рядом, его дыхание было тяжёлым, его руки дрожали.
— Мама, — прошептал он, но его голос сорвался.
Я посмотрела на него, пытаясь найти слова, которые могли бы утешить нас обоих, но их не было. Слёзы, которые я сдерживала, теперь катились по моим щекам.
— Как он мог? — наконец выдохнула я, и мой голос был едва слышен.
Но ответа не было. Лишь тишина, которая наполнила наш дом, словно холодный сквозняк, разрушая всё, что оставалось.
Наверху послышались голоса Даниила и Киры. Они что-то обсуждали на повышенных тонах, и их слова то сливались в хаотичный шум, то слышались отдельными фразами. Кира, судя по всему, кричала, её голос звучал напряжённо и надломлено, а Даниил отвечал ей резкими, отрывистыми словами.
«Теперь моя маленькая девочка, с её не сахарным характером, столкнётся с реальностью, которую я уже почувствовала на собственной шкуре. Её замечательный папа, её идеал, оказывается, вовсе не тот, за кого она его принимала».
Я опустила голову, чувствуя тяжесть этой мысли. Она жгла, оставляя внутри горький осадок.
Кира столько раз подчёркивала, что любит отца больше. Сколько раз она говорила мне это — прямо или между строк. Её резкие замечания, её упрямое восхищение им, её пренебрежение мной, словно я всегда была где-то на втором плане.
И вот теперь ей придётся понять, что у её «идеального» папы приоритеты давно изменились.
Этот урок, который я хотела бы ей не давать. Но теперь это неизбежно.
Боль за дочь разрывала моё сердце. Ведь она, такая молодая и уязвимая, не заслуживала этой раны. Но в то же время где-то глубоко внутри тлело крошечное злорадство.
«Ну что, Кира, теперь ты видишь, что и тебя он готов бросить? Что не только я оказалась жертвой его решений, его нового счастья?»
Я провела рукой по лицу, стирая слёзы, и сделала глубокий вдох.
Они спускались по лестнице вместе: заплаканная Кира и спокойный Даниил. У обоих в руках были большие чемоданы.
Я замерла, чувствуя, как внутри всё сжимается. Грудь словно обхватила невидимая стальная лента, и каждое дыхание давалось с трудом.
— Что… это? — мой голос дрогнул, но я старалась держаться.
Кира всхлипнула, опустив голову, её плечи дёргались от подавленных рыданий.
— Она остаётся со мной, — спокойно сказал Даниил, его тон был деловитым, словно он обсуждал рабочий график.
— Что? — Я сделала шаг вперёд, не веря услышанному. — Что ты сказал?
— Кира решила пожить со мной, — повторил он, глядя прямо на меня. Его лицо оставалось непроницаемым, как маска. — Мы обсудили это.
— Обсудили? — мой голос стал громче, и я почувствовала, как слёзы начинают подступать снова. — Обсудили? Кира, ты… ты согласилась на это?
Моя дочь подняла взгляд. Её глаза покраснели, ресницы слиплись от слёз.
— Мам, — пробормотала она, её голос был слабым, но всё же звучал решительно. — Мне кажется… так будет лучше.
— Лучше? — я повторила её слова, как эхо.
— Я… я не хочу терять папу, — продолжила она, с трудом удерживая слёзы. — Он сказал, что хочет начать всё заново, что мы сможем быть счастливы…
Её голос сорвался, и она снова заплакала.
Даниил слегка сжал её плечо, словно пытаясь успокоить, но его взгляд оставался твёрдым.
— Анна, — сказал он, глядя мне в глаза, — это её выбор. И я поддерживаю его.
— Её выбор? — я сделала ещё шаг вперёд, мои руки дрожали, но я не могла остановиться. — Ты заставил её сделать этот выбор, Даниил!
Он покачал головой, его лицо выражало смесь усталости и раздражения.