В кромешном мраке нападавшие казался мне всего лишь расплывчатыми сгустками мглы. Пятнами, чуть более черным, чем окружавшая их со всех сторон непролазная тьма.
В довершение позитивных моментов, почувствовал, что чувствительность правой руки понемногу возвращается. И теперь я могу ее чуть-чуть использовать в защите. Так что времени я даром не терял.
Немного отведя в сторону руку с клинком правого громилы, заблокировал очередной удар, я вцепился пальцами левой руки в кисть с кинжалом левого врага. Но тот упорно продавливал клинок к моей тушке. Мышцы врага под моими судорожно стиснутыми пальцами были напружинены, как рояльная струна. А моя собственная хватка грозила вот-вот ослабнуть, и это приводило меня в отчаяние.
Но предаваться горестями было некогда, так что я отчаянным усильем воли нанес ногой мощный и сильный удар левому бандиту, полностью сосредоточенному на этом своеобразном амреслинге, в пах. В чернильном мраке ночи тут же прозвучал звук, что был похож на удар копытом лягающегося мула. Наложенный на вопль кастрируемого кота. И наша канарейка, как говорится, «попела».
Как изящно выразился бы по данному случаю поэт-классик: «Яйцо с размаху шмякнулось о деревцо!»
Так что мой враг буквально улетел как Карлсон. Обещал он вернуться или нет не знаю, но этот субъект уже к нам не вернулся. Вероятно, его унесло куда-то в район Бразилии. Где так много диких обезьян.
Приободренный таким поворотом сюжета, я еще раз заблокировал правой рукой удар кинжалом своего соперника, от которого мог бы увернуться и слепой, соорудив нехитрую ручную баррикаду… Одновременно выбросив кулак левой в район его переносицы. Со сросшимися волосатыми бровями. И, судя по боли в костяшках, хорошо попал.
Бам-м-м! Саданул как молотобоец. Каждый килограмм своего веса, напряжение каждого мышечного волокна — всего себя я вложил в этот крушащий удар. Теперь этот чудик, если выживет, то будет явно носить кличку Плоскорожий!
Затем я, со взрывной энергией, решительно прыгнул вперед. В таких моментах действуешь на инстинктах, не думаешь, не чувствуешь, не замечаешь ничего, кроме прямых угроз и мест на теле врага для нанесение критического удара.
Так что, мощнейшим ударом ноги, попавшей в бедро Терминатору… У которого это была как раз опорная нога, так как вторая не действовала, превратившись в кровавое месиво… Я снес его с копыт долой. Завалив на землю. Заплел нашему козлику ножки кренделем.
Закрепляя свой успех, решил рискнуть и добить поверженного противника. Так что пробил настоящий пенальти ему по черепу.
«Какой ты на хрен танкист?» Если защитного шлема-танкиста не имеешь? Раздался жуткий хруст и разлохмаченный Терминатор отрубился. Причем надолго, если не навсегда. В общем, глупая, нелепая смерть…
Но при этом, я выпустил из вида последнего активного врага. Мистера Плоскорожего. Еще один из действующих лиц, «герой второго плана», куда-то уже смылся. С концами. Смазал пятки салом. Сбежал, как крыса с идущего ко дну корабля.
Но мне и одного хватило, так как этот тип, длиннорукий и похожий на шимпанзе, в качестве сокрушительного удара возмездия пошел ва-банк. И, словно бык с разгону, ударив всей своей массой, завалил меня на землю.
Кусаясь и лягая друг друга ногами, мы катались в пыли переулка. И хотя невидимый враг утробно ухал всякий раз, когда мой пролетарский кулак кувалдой влеплялся в его тело… Не чувствовалось ни малейших признаков того, что мой соперник начинает уставать. Его запястье казалось стальным многожильным тросом, грозившим в любое мгновение вырваться из обхвативших его моих пальцев.
Чувствуя, как все мое тело покрывается мурашками от ужаса перед холодной сталью ножа врага… Я стиснул это запястье уже обеими руками, пытаясь заставить противника бросить клинок. Кровожадный вопль был ответом на эту тщетную попытку, и голос, ранее бормотавший что-то на непонятном языке индейцев, просвистел прямо в мое ухо по-испански:
— Собака! Ты подохнешь в этой грязи! Твое тело сожрут крысы, которыми кишит эта дыра! Так-то!
Какая экспрессия!
Словно сотканный из мрака, большой палец противника норовил впиться мне в глаз…
Да что такое, в самом деле? Что я, управы, что ли, не найду на вас?
И я всей своей тяжестью откинулся назад, нанеся при этом врагу чудовищный удар согнутым коленом. Неизвестный бандит, у которого перехватило дыхание, отлетел в сторону, визжа, как ошпаренная кошка.
Я тоже, поднявшись, еле сумел удержать равновесие и, пошатнувшись, ударился о глинобитную стену. С воплями и проклятиями не убиваемый противник вновь в раскорячку накинулся на меня, стараясь снова подмять под себя. Я услышал, как мимо просвистело лезвие, проскрежетавшее по саманной кладке где-то прямо у меня за спиной, и наугад саданул кулаком, как кузнечным молотом, в темноту. Вложив в это движение все свои силы.
Чувствуя, что мой рискованный удар достиг цели и мистер Плоскорожий, как подкошенный, со всего маху шмякнулся в пыль, я с трудом удержал свое измученное тело от такого же стремительного падения. Прежде я никогда не пасовал перед противником, когда приходилось драться один на один, но теперь впервые отступил от этого правила.
И, превозмогая боль и усталость, быстро побежал к началу переулка. Уверенный, что скоро умру от усталости и напряжения. Так как сейчас я находился в таком состоянии духа и тела, когда меня начинало передергивать.
Пробегая, я заметил, что негодяй, который напал на меня сзади, предварительно предусмотрительно поставил наш фонарь на тротуар. Так что, взяв безхозный фонарь, просунув в петлю порезанную правую руку почти до локтя, я, вооружившись чьим-то брошенным кинжалом, пошел назад. Надо, Яша, надо. Негоже оставлять недобитых врагов за спиной. Ведь недорубленный лес опять вырастет.
Так что я усердно производил контроль. А то отдохнуть мне не дадут по-человечески! Вы ваши шутки бросьте! В качестве бенефиса, у всех тел, которые лежали по дороге, ударом ноги в сапоге, я ломал гортань. Не корысти ради…
На этом интермедию можно было считать законченной.
Итого я насчитал в этом переулке девять трупов. Начали они «за здравие», а кончили «за упокой».
Куда делись еще четверо, я не знаю. Наверное, скрылись во дворах, где ранее они сидели в засаде.
А я не знал, имеются ли там еще бандиты, поэтому от греха подальше, забрав свои револьверы, шляпу и кинжал и, распределив все аксессуары по местам, рванул назад. Пот градом катил по моей шее, смешиваясь с кровью из глубоких порезов, покрывавших запястья, плечи, руки и грудь. Наверное, мое тело превратилось в сплошной багровый синяк.
На перекрестке шлюхи уже куда-то скрылись. Оглушенный Хулио лежал в сторонке у стены дома. Чтобы не попасть прохожим под ноги. Когда я проверил ему пульс, то обнаружил, что мой слуга-бездельник жив. Похлестав его по щекам, я живо привел его в чувство.
Знаете, что я ему сказал? Не знаете? Вот и не надо!
Как-то передвигать ноги умеет — вот и ладно. Нечего тут засиживаться, мало ли кто тут еще появиться.
Может бандиты, а может и серенос. Ночная стража. Задержит нас для протокола. Впрочем, если бы последние захотели тут появиться, то, услышав выстрелы, уже были бы здесь. У нас же они пока еще далеко не повсюду. Кое-где только. Да и то…
Казна пока пуста. Страна в долгах, как в шелках. Хоть закладывай ее со всеми потрохами Британской империи. Как я уже упоминал, теперь самым высокооплачиваемым чиновником из высокопоставленных особ является новый градоначальник Буэнос-Айреса. Мужчина с пухлыми губами сластолюбца. Сеньор Викторика. Получает он в месяц всего пятнадцать песо. Правда, серебром. А с таких денег шиковать не будешь.
Впрочем, когда английский консул, сэр Гамильтон, узнал сколько получает дон Викторика, то внимательно посмотрел на него и объявил свое мнение:
— Нормально. Такие и у нас больше не получают.
И в доказательство вальяжно помахал желтоватой «Дзе Лондон Газетт» трехмесячной давности.
На что президент Рохас обратил внимание чванливого британца, чьи предки имели дурную привычку рождаться исключительно в семьях крестьян или лакеев, на, как выразился бы «Сеньор Робинзон», кадр из фильма «Аргентина 19 века». Который тут механически транслировался всегда и всюду, без помех.