Это была минута всеобщего напряжения.
"Не думай о секундах свысока,
Наступит время, сам поймешь, наверное,
Свистят он как пули у виска
Мгновения, мгновения, мгновения…"
Краснокожие преследовали их около получаса, проскакав еще четыре с половиной километра, и отыграв еще метров двести пятьдесят, когда заметили впереди, в степи, большой отряд конницы аргентинцев. Человек шестьдесят- семьдесят.
Для индейцев, которых было всего с полсотни, это было слишком много, поэтому они мигом повернули назад, занявшись трофейной телегой. Конечно, краснокожие не умели считать, и все что больше десяти для них было просто много, но все же им как-то хватило ума сообразить, что силы неравны.
Захваченная добыча порадовала индейцев. Просто праздник какой-то! Двести кг грузов. В том числе два бочонка с хорошим алкоголем, общей емкостью тридцать литров. И пара мешков с мукой. Плюс горшки, кружки, тарелки, вяленое мясо -чарки.
Индейцы как дети. Хотя люди Нокучиека уже имели негативный опыт пьянки, но о нем уже все забыли. Да и что такого тогда случилось? Один воин умер? Духи сами знают кого забирать на поля вечной охоты. Трое ослепли? Опять же все в руках духов. У богов, Создателей Вселенной, есть определенные правила и «ахокнекенке» просто должны им следовать. Да и вообще индейцы не видели никакой связи между выпивкой и смертельной опасностью.
Зато как тогда было весело! Так что краснокожие немедленно организовали импровизированный пикничок на природе. Наливая себе в кружки алкоголь и закусывая чарки. Разрывая зубами вяленное мясо. По мере того, как все больше алкоголя оказывалось в желудках индейцев, тем более воины становились веселыми и беспечными.
— Какие враги? Да я их сейчас всех одной левой. На части разорву! Нокучиек великий воин! — смеялся предводитель краснокожих.
Остальные индейцы были не менее веселы и благодушны. Скоро они, давясь от беспричинного смеха, натаскали хворосту, состоявшего из корней, прутьев и маленьких палочек, иногда валявшихся перед норками американских кроликов, сломали телегу на дрова и развели пять костров. Из походных фляжек налили воды прямо в муку, получили импровизированное тесто и стали намазывать его на палки и прутья, подобранные у кроличьих нор.
Жаря примитивные хлебные «шашлыки» на огне. И безудержно продолжая поглощать найденный алкоголь. Они были неприхотливы к питью и яствам поскольку с детства привыкли питаться тем, что давала им природа. Поел — повеселел. И что еще для счастья нужно?
А если по-научному, то отягощенная алкоголизмом родителей наследственность, отсутствие нормального воспитания, небольшие дефекты психики, половые извращения, наркотики, черепно-мозговые травмы — до добра никого не доведут. Даже индейцев.
Праздник продолжался уже два часа, дозорных сменили и налили им штрафную, больше никто в дозор не вышел. Все чувствовали себя непобедимыми. Все в полном порядке.
Еще через пару часов алкоголь сморил краснокожих героев. С орлиными носами и раскосыми черными глазами. Грязных, пыльных, грубых и отталкивающих внешне…
В битве с «зеленым змеем» уверенно победил змей. Стоянка напоминала собой поле битвы. Тут и там и лежали тела индейцев. Некоторые оставались недвижимыми, другие лежа еще что-то буровили и пытались делать неуловимые пассы руками.
И тогда с наступающими сумерками показалось полторы сотни отважных аргентинских кавалеристов. Индейцы не оказали никакого сопротивления. Их всех гаучо перекололи пиками, не вставая с седла. По-простому, по-нашему, по-советски.
— Плохие люди! — презрительно процедил Хулио, который и здесь сопровождал меня, втыкая пику острием в землю, чтобы очистить кровь. И даже в довершении своей сентенции сплюнул.
Другой гаучо, Сельвестре ( в переводе Лесной), у которого после одного падения с лошади в голове все перепуталось так, что на испанском наречии он мог членораздельно произнести одно лишь слово «дерьмо», тут же поддержал Хулио своей любимой репликой.
Так нами была одержана первая победа.
Заранее подготовленная. Так как донкихотство нам было чуждо. Спирт на этот раз был нормальный, питьевой. И он был разбавлен ключевой водой в требуемой пропорции. Эта водка была предназначена для выдачи «наркомовских ста грамм.» Но ушла уважаемым индейцам. Так же и продуктами мы поделились своими.
Единственное отличие от нашей диеты — немного развели стрихнина и побрызгали весь провиант, который должен был попасть к неприятелю. Так же стрихнин был добавлен и в алкоголь. Доза была мизерная, убить не убьет, но действие алкоголя усугубит и здоровья тебе не прибавит. И даже здоровенные патагонцы не должны были после такой попойки оставаться на ногах.
Потом оставалось только подсунуть эту приманку индейцам и вуа-ля. Дело в шляпе! Любители халявы и покупок ослов у среднеазиатских цыган угодили в ловушку. Пусть пеняют на себя. А у нас — полная победа и без потерь. Если не считать телеги, которую индейцы просто спалили. Но, неприятность эту мы переживем.
На следующий день мы наткнулись на «живого мертвеца». Это был старый индеец, который уже не мог ходить и бесхитростно лежал на траве, в ожидании своей смерти. Или хотя бы стервятников. Мы его не тронули. Зачем? Сам умрет о голода и без ухода. Не плакать же над ним?
Индейцы постоянно кочуют по пампе. А кибиток и повозок у них нет. Поэтому ежу понятно, что они никогда три месяца и более не будут таскаться с лежачим больным. Особенно если это старик, который уже пожил достаточно. Когда туземцы замечают, что дедушка не так бодр и часто болеет, то они ему говорят без обиняков:
— Задолбал, старый хрыч. Зажился на белом свете, обременяя нас. Пора тебе отправляться в места Вечной охоты.
И дедушка, уловив нехитрый намек, добровольно уходит из стойбища. Пока его оттуда не погнали пинками. Как правило, долго такой старикан по степи не пробродит. Или сам помрет или станет добычей падальщиков. Такова здесь се-ля-ви…
В это же время в племенном стойбище Нарагуана, старый вождь собрал своих людей и дал знак, что он желает говорить. Все люди племени насторожили слух.
— Братья мои, — раздался отчетливый, слышимый на большое расстояние голос вождя. — Желаете ли Вы, чтобы духи земли и воздуха отвратили свое лицо от нас и предали нас во власть христиан? Желаете ли вы, чтобы пришли неверные в ваши вигвамы, отняли бы ваших молодых жен и дочерей, а младенцам вашим разбили головы о камни? Согласны ли вы, отдать оружие врагам, обратиться во вьючных животных и, обливаясь потом, таскать на спинах камни для стен их крепостей и вокруг них рыть глубокие рвы? Хотите ли вы видеть в пампе на могилах ваших предков христианские храмы? Отвечайте, люди, хотите ли вы всего этого?
Нарагуан на мгновение умолк. Словно ропот моря, глухо промчались по рядам индейцев возгласы. Промчались и смолкли.
Вождь, в свое время известный удалец и ловкач, продолжал:
— Вы ропщите, вы не соглашаетесь. Но что вы делаете, чтобы всего этого не случилось? Ничего или почти ничего! Вместо того, чтобы вместе с нашими соседями, плечом к плечу биться с врагами до последней капли крови, вы при встречи с христианами бежите в разные стороны и даже не пытаетесь вступить в единоборство. Вид «громовых палок» отнимает у вас всякую бодрость. Стыдитесь, краснокожие воины. Великий дух любит храбрых и ненавидит трусов, предпочитающих аргентинские песо свободе. Он недоволен вами и поэтому посылает победу врагам. Я изменю этот порядок. Я объединю все соседние племена, от Ледовитого моря юга и до тропических лесов севера, и поведу орды краснокожих воинов в бой. Ослушников ожидает смерть. Такова моя воля! Вы хотите мира и спокойствия? Я дам вам мир вечный! Моя правда восторжествует на конце моей палицы!
Краснокожий повелитель закончил свою речь с осознанием своего могущества и власти над покорным его воле человеческим стадом, все более и более начинавшим приходить в экстаз.
— Веди нас, вождь на христиан. Эти псы недостойны лизать нам ноги! Мы заберем много скальпов и приведем в свои вигвамы массы пленников! — ревела возбужденная толпа, лица индейцев исказились бешенством, а глаза злобно засверкали. — Мы будем убивать, жечь и разрушать! Натыкаясь на наши засады, силы бледнолицых станут таять, пока не исчезнут совсем! Нельзя нанести кровную обиду «людям юга» и после этого жить на свете!
