За Рио-Колорадо начинались дикие, первозданные места. Полные потенциальных опасностей. Ежеминутно из-под копыт наших лошадей срывались стаи желтых куропаток. Я несколько раз видел вдали страусов нанду, как бы стоявших на страже. Иной раз из высоких трав выскакивал пампасский волк и убегал по своим делам. А вот пролетел в карьер табун диких мустангов, с развевающимися по ветру густыми гривами и хвостами. Полная пастораль.

Засады индейцев мы пока не очень боялись, так как в этом месте тянулась низкая степь, которая просматривалась на огромное расстояние. Равнины, равнины, равнины — повсюду сплошные равнины и ничего больше.

Ровные как тарелка. Не имеющие конца и края. Новых горизонтов здесь — хоть сомбреро ешь!

Однако, выйдешь в поле, сядешь срать — далеко тебя видать!

Правда, бывает и так: ступаешь вроде твердо по земле, а вдруг — провалится она, а под нее яма. Хоть и неведомая степь кругом, а чувство, словно попал на змеиное болото…

Отважные аргентинцы шли не в бирюльки играть, а раз и навсегда решить индейский вопрос. Лозунг «Хороший индеец — мертвый индеец» и в Аргентине пользовался огромной популярностью.

Уже полдень. Мы отмахали километров двадцать от берега реки. А в далекой степи по-прежнему не видно ни одного человеческого существа.

Через день пути по вражеской территории, к вечеру мы достигли индейского поселения двоедушного Нокучиека. Так звали вождя могучего приграничного племенного союза, считавшего себя истинными хозяевами этих равнин и доставлявшего аргентинцам столько хлопот.

Но индейцы почему-то нас ждать не захотели. Их и след простыл. Исчезли все, и стар, и млад. Уходя из деревни, индейцы захватили с собой и всю домашнюю утварь. Очевидно, они не бежали, спасаясь от нашего воинства, а спокойно ушли кочевать, взяв все необходимое. Да, народец!

Пришлось становиться на бивуак, огородив нашу ночную стоянку кольцом из телег. Осторожность — сестра мудрости. Но такое положение дел мне очень не нравилось. На сердце скребли кошки.

Так как индейцы оставались хозяевами положения. Где нам искать их было решительно непонятно, зато воины Нокучиека в любой момент могли напасть на нас. Интуиция подсказывала мне, что в подобных условиях мы окажемся беззащитны перед всякой неожиданностью.

И если мы как-то были защищены за оградой из возов, то наши лошади и гурт скота, который мы взяли в качестве провианта, съедая одну корову за два присеста, могли быть ночью угнаны индейцами. И тогда наша война разом закончится и придется возвращаться не солоно хлебавши. Расклад, прямо скажу, не очень приятный.

Каждый необдуманный шаг грозил стать последним, как для меня, так и для воинов из моего отряда. Смерть в этом походе шла рука об руку с каждым человеком, ни для кого не делая исключений.

Как бы с меня, еще живого, патагонцы не начали бы кожу обдирать…

Вальдес, бывший у нас в отряде следопытом, сумел вычленить среди множества индейских следов в степи, оставленные отрядом воинов. Эти постоянно ездят по пампе колонной по двое. Следы вели дальше на юг, но нам это не о чем не говорило, так как индейцы любят петлять как зайцы, появляясь неожиданно, там где их совсем не ждут.

А судя по всему, у Нокучиека, хитрого как змея и терпеливого как паук, оставалось еще около полусотни диких бойцов. И кроме того, к ним может присоединится отряд старого Нарагуана, а там краснокожих горячих голов будет еще более восьми десятков. Хотелось бы не затягивать поиски, а разбить врага поодиночке.

Чтобы не плутать в бесплодных поисках, придется нам выманить индейцев на живца. Что же, нужда — превосходная учительница…

Авось, доведется мне еще не раз расквитаться с этим зверьем!

На следующий день, по полной опасности пампе на юг поехала одинокая телега. Ее сопровождали два гаучо: Кинтано и Франсиско, которого все называли просто Пако. Пако рулил лошадьми, а Кинтано метался вокруг на лошади и обшаривал взором горизонт в поисках краснокожих. Они уже удалились от лагеря километров на девять а врагов все не было видно.

Скоро телега уперлась в препятствие. Препятствием этим была большая колония вискачей.

В степях по берегам Ла-Платы и Параны нельзя проехать и 35 км, чтобы не наткнуться на норы этого кролика южных стран.

Вискача несколько крупнее кролика и по очертанию головы похожа на большую крысу. Длинный хвост и короткие передние лапки придают вискаче еще большее сходство с крысой. Три пальца на задних лапах этого зверька побудили ученых дать ему видовое название «трехпалый». Такие же пальцы у агути и так называемой гвинейской свинки.

Вискача роет такие же норки, как североамериканский сурок, называемый луговой или степной собакой. Как это ни странно, в норах тех и других ютятся иногда птицы из породы сов. Ученые долго не знали, пользуется ли эта птица гостеприимством четвероногих или забирается в и норки как враг. Последнее предположение оказалось вернее, так как в желудке убитых птиц находят остатки вискачей, служащих им пищей.

В норках вискачей и степных собак гнездятся и змеи, чаще других гремучие. Совы пожирают также и их.

Вискача имеет обыкновение собирать все, что ей попадается: камни, корни, комья сухой глины, кости, и таскать их к своей норке, перед отверстием которой образуется таким образом целая кучка всякого добра. Рассказывают, что один путешественник, потерявший в степи часы, нашел их потом перед норкой вискачи.

Агути любят селиться в бесплодных равнинах юга Патагонии, вискачи же роют свои норки преимущественно в жирной глинистой, богатой растительностью почве пампасов. Их пищу составляют корни чертополоха и дикого артишока. Вискачи совсем не водятся по другую сторону реки Уругвай, хотя там почвенные условия вполне подходят для них. Можно было бы подумать, что преградой к движению животных на восток была река; на самом деле не так. Парана гораздо шире Уругвая, а между тем вискачи переплыли ее и поселились на ее восточном берегу.

Наши друзья мало думали об этих интересных животных: им было только досадно, что они встретили на пути их колонию. Ехать прямо через изрытую зверьками равнину значило ехать шагом. Лошади каждую минуту могли провалиться и сломать себе ногу, потому что грызуны провели под землей целые галереи. Тем не менее, окинув взглядом равнину и не видя конца и края холмикам вискачей, приятели решили, что объезжать их было бы слишком долго, и поехали прямо.

— Не везет нам, — сказал Пако, слегка сдвинутый искатель приключений, бунтарь по жизни. — Черт возьми, вся равнина изрыта! Делать нечего, поедем прямо.

— Я тоже думаю, что это лучше всего, — флегматично ответил Кинтано, галисиец по происхождению.

Проехав еще метров пятьсот друзья поняли, как им не повезло. Так как именно это место индейцы выбрали для засады.

К счастью, индейские всадники в степи видны издалека. Но сразу было понятно, что телега обречена. Ей не выбраться из этой изрытой равнины. Никак. Самим бы ноги унести!

Но гаучо не унывали. Хотя сейчас только ловкость и точность движений могли спасти их от смерти, угрожавшей каждую минуту. Пако изумительно ловко спрыгнул с телеги, подскочил к левой лошади и освободил ее, обрубив постромки. Тоже самое Кинтано как заправский фокусник сделал с правой лошадью. Таким образом гаучо оставляли индейцам обреченную телегу, но пытались спасти хотя бы лошадей.

Пако сел верхом, без седла, развернулся и поскакал назад. Кинтано последовал за ним держа в поводу запасную лошадь. Скакать в этом месте следовало очень осторожно, смотреть под ноги лошадям и не приближаться к норам. Получалось лишь передвигаться быстрым шагом. Хитрые индейцы предусмотрели эти трудности, поэтому приближались с юго-востока, оставляя колонию вискачей несколько сбоку. Срезая путь и пытаясь перехватить врагов при отступлении.

В момент обнаружения засады до индейцев было чуть больше километра, пока гаучо выбрались на твердую почву — краснокожие демоны сумели отыграть из них более трехсот метров. Гаучо припустили изо всех сил, полагаясь на резвость своих лошадей.