— Ты права, как всегда, любимая, — смягчился Марк.

Они ещё немного поговорили, уже в более спокойном тоне, обсуждая изменение условий в переговорах.

— Если всё сделать быстро, можно провозгласить Коммода Августом уже в ноябре, — подытожил Марк. — Он действительно заслужил это более чем. Не думаю, что сенаторы осмелятся возражать.

— Может, тогда стоит перенести объявление эдикта? — предложила Фаустина. — Будут дополнительные траты, зато в нём будут указаны оба ваших имени.

— Да, так будет справедливо, — вздохнул он. — Как же всё это… беспорядочно!

— Но ведь в этом и наша задача — восстановить порядок, — мягко напомнила она.

— Ты права, — тихо ответил Марк и, задумавшись, покинул покои жены.

***

— Отец, в законе налогообложение для колоната нужно пересмотреть, — заметил я, положив свои заметки на стол. — Вот здесь я записал свои предложения.

— То есть? Почему не оставить как есть? — спросил отец, внимательно глядя на меня.

Видимо, он не уловил суть коллизии.

— Ну смотри, до сих пор налог платит хозяин земли с её обработки, так? — начал я объяснять. — А теперь он получает только долю от аренды. Если мы предложим взимать с этой доли налог, никто не согласится.

— Верно, — задумчиво произнёс отец. — Тогда взимать налог с колонов?

— Можно, — нехотя согласился я, — но что останется им? Они платят арендную долю за право обработки земли, а теперь и налог на прибыль? В итоге у них ничего не останется. Это вызовет недовольство. К тому же мы не учитываем интересы хозяев земли.

Отец прищурился:

— У тебя уже есть предложение?

— Да, — кивнул я. — Нужно ввести небольшой налог с дохода хозяев земли, именно с прибыли от аренды. Подобно тому, как ростовщики платят налог с прибыли на выданные в долг деньги, землевладельцы будут платить налог с доходов от земли, сданной в аренду. Это справедливо. Таким образом, бремя налога будет распределено между арендодателем и арендатором, а Империя в целом не потеряет в доходах. Арендаторам, в свою очередь, нужно установить фиксированный налог, независимо от их прибыли. Это мотивирует их развивать хозяйство. Если доход вырастет, их налог не изменится, но наша доля увеличится через арендные платы. Всё это можно представить как практическое воплощение общественного стоицизма — когда бремя распределяется, и всем становится легче. Это и есть порядок на практике.

Отец медленно кивнул:

— Хорошо, ты всё это записал? — он указал на свиток.

— Да, — подтвердил я.

Отец улыбнулся хитро:

— А где катехизис?

— Занесу вечером, — пообещал я.

— Это хорошо. Хотя можешь не спешить. Дело в том, что в скором времени ты займёшь место ординарного консула Руфа. Он сложит полномочия, и ты станешь ординарным консулом.

— Зачем? — удивился я.

— В ноябре мы провозгласим тебя Августом, — сообщил он. — Я уже согласовал это с Сенатом, так что можешь не беспокоиться. Эдикт о Логосе и Порядке Империи издадим позже, с нашими обоими именами. Это и будет порядок на практике, как ты любишь говорить.

— Хорошо, — вздохнул я. — Теперь понимаю, что не стоило сопротивляться твоему решению. Прости, отец.

— Хорошо, что ты осознал это. Я прощаю тебя. Впредь будь осмотрительнее и учись видеть суть политики так же глубоко, как ты видишь суть Логоса.

На фоне той работы, которая уже навалилась на меня, это решение действительно не кажется пугающим. Наоборот, это даже упрощает задачу. Отец прав — всё действительно выстраивается в один гармоничный порядок.

***

930(177) 27 ноября, Рим, храм Юпитера Капитолийского

Мы с отцом стояли у алтаря Юпитера.

Прошедшие недели прошли удивительно спокойно. Несмотря на обилие событий, всё казалось почти обыденным. Я уже не волновался по поводу Сената. Руф сложил полномочия консула, и я был назначен на его место в тот же день. Сенату объявили, что в ноябре я, Люций Аврелий Коммод, буду провозглашён Августом. Даже это не вызвало бурных обсуждений, как я ожидал. Возможно, сенаторы смирились с волей Марка Аврелия, а может, они действительно признавали меня достойным.

Я был доволен, что всё прошло спокойно. Позже отец объяснил, что немалую роль в этом сыграл мой будущий тесть, сенатор Гай Бруттий Презенс. Он сумел разъяснить своим сторонникам важность данного решения, и даже самые скептически настроенные сенаторы не осмелились выступить против. Лишь Секст Клавдий Публий выражал недовольство, но и он ограничился лишь холодным молчанием. Это выглядело как часть театра. Сенаторы медленно, но верно теряли свою власть, уступая её императору.

Но нельзя считать их бессильными и беззубыми. Их лояльность шла рука об руку с выгодой. Пока император правил в их интересах, они мирились с текущим положением вещей. Я знал, что после смерти отца их зубы покажутся острее.

Все приготовления к церемонии шли в спешке, но в итоге всё выглядело ничуть не хуже, чем при триумфе. Город был украшен, пиры и игры подготовлены, храмы Марса и Юпитера очищены благоуханиями.

Мы стояли перед алтарём, и отец вознёс молитву Юпитеру:

— Юпитер, отец всесильный, прими эту жертву — этого быка, как знак нашего почтения. Даруй Люцию Аврелию Коммоду, моему сыну, мудрость, долгую жизнь и силы для правления. Пусть его путь Августа будет ясным и защищённым от угроз. Пусть враги будут повержены, а Империя процветает в мире и гармонии с Логосом.

— Отец богов, Юпитер всемогущий, прими мою молитву. Пусть мои помыслы и деяния служат благу Империи и порядку, что угоден тебе. Пусть гармония Логоса соединит миры земной и божественный.

Жрецы стояли в благоговейной тишине, а наши молитвы, хотя и необычные, были произнесены с почтением.

После жертвоприношения главный жрец подошёл ко мне, и я, слегка склонив голову, почувствовал на своём лбу прохладное прикосновение мирры. Затем мне поднесли пурпурную тогу с золотой каймой — toga purpurea, и лавровый венок был возложен на мою голову как символ победы и величия. В руку мне вручили золотой скипетр.

Завершив церемонию, мы вышли из храма. У его подножия нас ждали преторианцы, которые, увидев нас, начали скандировать:

— Imperator Commodus! Ave Imperator! Ave Caesar!

Шестеро преторианцев встали на одно колено, держа щит. Я сделал шаг вперёд и, удерживая равновесие, взошёл на щит. Они трижды подняли меня над головами, демонстрируя ритуал elevatio per scutum. Обычно это военная традиция, проводимая в лагерях, но здесь она стала публичным признанием моего военного опыта. После третьего подъёма они опустили щит, и я, величественно сойдя с него, обратился к воинам:

— Благодарю вас, верные преторианцы! Верю в вашу преданность! Служите верно Августам, Логосу и Имперскому Порядку!

Преторианцы взорвались аккламациями, после чего командир преторианцев шагнул вперёд, подняв правую руку. Вслед за ним то же движение повторили все собравшиеся воины. Они громко и торжественно произнесли:

— Sacramentum! Клянемся служить верно Императору, защищать его, Империю и её Порядок до последней капли крови! Клянемся в Логосе, под гневом богов, не предать присягу, но следовать ей до конца! Ave Imperator Augustus!

Я слушал эти слова с чувством глубокого волнения и гордости. Преторианцы, завершив клятву, вновь взорвались аккламациями. Этот момент останется в моей памяти навсегда.

После этого мы направились в курию.

Ответом были бурные аккламации. Мы направились в Курию, где нас уже ждали приближённые сенаторы. Мы поздоровались и перекинулись несколькими словами с самыми влиятельными из них.

К полудню все сенаторы собрались в полном составе. Префект города, Тит Помпоний Прокул Витразий Поллион, поднялся и объявил:

— Отцы народа! Мы собрались здесь, чтобы выслушать волю Императора нашего, Марка Аврелия, присвоить титул Августа его сыну, Люцию Аврелию Коммоду. Согласны ли вы признать Люция Аврелия Коммода Августом?

Сенаторы подняли руки в знак согласия. Формальность была соблюдена.