Охохох.. Как же это было больно обретать заново контроль над телом, то что кажется просто в первые 1-3 года жизни. В общем я был паралитиком, который учился заново видеть, слышать, осязать, двигаться. Хорошо хоть дышать мог. Как за мной ухаживали все это время и не прибили, я не знаю, но за это огромное человеческое спасибо аборигенам.
Хотя, я не тот кого бы легко выкинули на помойку. Это я узнал позже. Но тогда я не знал.
Потом боли начали стихать, по мере реабилитации двигательных функций. Первый осознанный осмотр окружения. Нахожусь в богато обставленной комнате, причем древними предметами, и вообще вся обстановка в античном стиле. Это уже вызывало обеспокоенность. И мысли о попаданстве. Помню то, первое осознанное утро. Заходит в римской тоге взрослый дядя, бородатый. Позади него какой то еще один взрослый дядя, тоже в странном платье, типа, тоже что-то римское. Я то не сильно разбираюсь, но антураж для обывателя понятный. И тут первый дядя меня спрашивает:
- Salve, fili! Quomodo te sentis? [Привет, сын! Как ты себя чувствуешь?]
Поняли? А я нет.
Во первых, выпучился глазами и хлопаю. А что сказать? Во вторых, тогда, я даже фонетически не воспринял что мне сказали. По интонации ясно что какой-то вопрос. И все. Это потом я понял что меня спрашивал тогда папа (ну, позже понял что это он), так как он почти каждое утро заходил и почти всегда спрашивал одно и тоже. А я в ответ молчал или мычал. А что ответить?
Начался период, когда надо косить под дурачка, благо, не далеко от реальности и было, слушать и впитывать. Похоже на итальянский, но это только на первый взгляд. Сам антураж дает понять что когда начали говорить на итальянском, одежды были сильно другие. Значит это римляне. Рим. Латынь. Та, от которой в книгах плакали. А потом вспомнил что латынь то, имеется в двух вариантах. Вульгата, народная, и в дебрях ликбеза всплыло что именно эта латынь и стала основой для Средневековья. А есть высокая латынь. Литературная. Овидий, Катон, Цицерон. Гай Юлий Цезарь, иже херувими, впрочем вы не так меня поняли! Ну, если как пример, то как язык пацанов, и пушкинский. А эта латынь еще сложнее если не ошибаюсь. В общем, лил я слезы не только от боли в теле, но и от усилий понять язык.
Надо сказать, что физически я пришел в себя довольно быстро. Может месяц, может два, так как временное восприятие еще не восстановилось. А язык понимал, погруженный полностью в эту атмосферу, ну на уровне дворняги. Уже более менее понять могу, и сказать ничего не могу.
Кстати моей адаптации помогли два фактора. Первый это то, что мне тогда было три года с половиной. То есть должен уже быть довольно развитым, но все же, что хотите от ребенка, после тяжелой непонятной болезни? Я, в принципе, не так много упустил из обучения в этом мире.
Второй фактор это папа. Он у меня умный, не знаю как догадался, но понял, что сынишка его, можно сказать, новорожденный. И учить его надо всему заново. О чем дал указания. Благо я быстро восстанавливался. И мой слуга (на самом деле личный раб) Тертуллиан, говорил со мной предельно раздельно, уча язык, указывая на предметы. Лично я считаю это великой удачей, что меня не прикопали, а учили. Хотя опять же, думаю выбора у них не было, очень сильно позже изучая историю семьи, я понял, что являюсь пока единственной надеждой отца.
Изучение языка, быта, заняло у меня примерно два года. И думаю что это очень быстро. Так как, на самом деле, информации было очень много, мы просто не осознаем, сколько ее вокруг нас, обыденно впитывая ее с детства. Мне же не просто латынь учиться надо было. А все. От одевания, еды, до познания окружающих людей, их должность, роль, имя, отношения. Это намного больше, чем перехать в другую страну и погрузится в среду, для изучения языка.
Итак, что я понял а все это время, пребывая в режиме “Штирлиц никогда не был так близок к провалу”. Зовут меня Луций Аврелий Комодус, то есть Lucius Aurelius Commodus Antoninus. Именно так ко мне обращался официально папа, когда мне стало получше, и он перешел от обращения “сын”. Есть у меня не только папа, но и мама. Благодаря режиму “обучим новорожденного” я узнал, что папу зовут Марк Аврелий (Marcus Aurelius Antoninus Augustus - звучит то как, а?), хотя при рождении был Marcus Annius Verus. А маму Фаустина Младшая (Annia Galeria Faustina Minor - хорошо что не надо звать ее всегда по полному имени). Говорили ли, мне эти имена что-то? Конечно нет! Ну, ясно что какому-то специалисту по Древнему Риму, заклепочнику, и просто реконструктору эти имена сказали бы очень много и сразу. Вот просто скажи только их, и все, уже им понятен контекст. Но я это обыватель!
Вот вы смотрели фильм Гладиатор? Думаю, многие. Ну, то что он далек от реальности, это понятно даже в том времени. А вы помните имена? Да? Счастливчики. Я вот нет. И вспомнил то, наверно случайно, озарением. Наверное кто-то подсознание, которое хранило это в памяти, при перезаписывания в новый мозг как-то повлияло на это. Так или иначе. Но в какой-то момент я понял, что существую в теле этого Коммода. И персонаж далеко не положительный. Хотя, знания в основном по фильму, а фильм сами знаете.. Но, пардон, какой, вообще, римский император няшка, пупсик и добрый дядя? Рим это... Много что сказать можно него, и все равно не опишешь полностью. Но, точно это не добрые дяди. Это долбанные упыри. Которые захватили мир не от доброты душевной. И рабство возвели в абсолют именно они. Упорные, мстительные, организованные, величественные. Ну и так далее. Примени любое качество - не ошибетесь. Потому что история их огромная, и случалось в ней всякое.
Кстати, заметил что память у меня стала намного лучше. То есть, то что помнил в прошлом мире, так и осталось, но в вот все что здесь учу, запоминается легко. То ли возраст помноженный на взрослое сознание, то ли тело способное, то ли эта перезапись как-то повлияла. Важен результат, который меня радует, так как в прошлой жизни память была не очень, а с возрастом все хуже и хуже.
Глава 2
920 (167) год, июнь. Рим, Палатиум, Домус Августана.
И вот живу я в теле пятилетнего ребенка (через два месяца шесть), который, возможно, станет императором. Что и как у него в реальности, увы, память пока молчала. Молчал и я, слушая что мне говорят учителя. Когда папа увидел что я уже могу нормально ходить, слушать, и не мычу как бык для жертвоприношения, так и восстановили обычный режим для римского патриция, точнее, личинки патриция. Часто думаю о том, что повезло, что в дитя попал. Им много прощается, легче принять изменения, ну или не так критично. Жизнь впереди, ум, хоть и обывателя, но взрослого. А значит есть понимание что учится надо и не манкировать. А потому, хоть и сложно, но интересно.
Что же, утренние полчасика уже прошли. Попаданство вспомнил, и тут же забываем, от греха подальше. Значит, уже примерно 6-7 утра. Время тут не так строго измеряется как в моем времени. В общем, раннее утро. А значит надо показать доблесть, упорство, стоицизм и характер согласно статусу. Надо одеться самому. Умыться холодной водой и топать на завтрак.
- Салве, Доминус! - обратился, поклонившись мне Тертуллиан, встречая за дверью.
- Салве, Тертуллиан! - по простому, но с достоинством ответил я. Не вижу смысла задирать нос. Да и претит как-то. Возможно плебейское во мне не исчезло, и не знаю когда исчезнет полностью. Но тут это поведение воспринимают как добродетель стоицизма, очень уважаемой философии.
Да и надо ли изживать демократизм в себе? Может стоит быть поближе к народу. Чтобы хоть не ненавидели меня. Не знаю какой характер был у меня до трех лет. Мне об этом не говорят, да наверное, и не важно уже. Окружающие смотрят лишь на настоящее. Я стараюсь внимательно смотреть на сервов, как они себя чувствуют и ведут себя при мне. В целом сдержанно, и зажато. Не позволяют они себе многого. Это Рим, детка. Но и какой-то боязни, страха и негатива пока не смог обнаружить по отношению к себе.
