Заходи не бойся, выходи — не плачь
1.
«Там наверху», — говорила Снежка — Там не все нас любят. Помни это. Будь осторожен, когда выйдешь'.
«Я всегда осторожен».
Лютый осмотрел дом еще раз, возможно последний, и вздохнул. Уходить не хотелось. Он был страшный домосед и если бы не ежегодные обязанности выходил бы только за водой. Или по воду? Сидел бы себе дома со Снежкой, никого не видел, мед — пиво пил и капли не упускал бы мимо рта, но кто-то нарушил его покой и теперь должен за это ответить. Дед опять вздохнул и подхватив сумку зашагал к выходу. Нужно пластырь срывать резко и не задумываясь иначе можно никогда не выйти из своей зоны комфорта.
Посох он решил с собой не брать. Тяжелая сумка перевешивала, посох в левой руке мог бы ситуацию исправить, но
«Там не все нас любят»
Сказала Снежка. А он верил ей и всегда слушал внимательно. Не любят так не любят. Разберемся. Посох постоит на своём месте у печи. Подождёт дедушку.
«Хоп!»
Он ракетой взлетел вверх, и холод, от головы до пяток, за мгновение наполнил тело, как ртутный столбик вырастает в термометре. Он сидел на краю колодца в белой шубе, шапке, валенках и с чемоданом. Турист из Зазеркалья или типа того. Дед улыбнулся в бороду и вспомнил, что усмехаться уже некуда. Вместо теплой волосяной зашиты на подбородке остался только сквозняк и выскочили десятки мелких прыщиков.
«Одежду нужно поменять и как можно быстрее, — подумал дед и встал на землю осматриваясь. — Сдается мне, я выгляжу не в формате или как это по-русски».
Интересно как у них с охотой и охотниками сейчас? Ружье на плече не сильно в глаза бросается? Без оружия ему никуда, безликие могут вернуться по его душу, но и проблем с властями не хотелось.
— Я подумаю об этом завтра, — сказал дед вслух и достал нож. Он не знал как долго его не будет дома и кто еще может прийти сюда и с какими силами. Избушку нужно запечатать и покрепче. А потом искать новое убежище.
Ногтем он вытянул лезвие (всегда мечтал о ноже с лезвием, которое выпрыгивает, но Снежка не разрешала) и подошел к дыре колодца, посмотрел вниз. Стенки колодца поросли зелеными водорослями и почернели от старости, вода, мерным зеркалом, покачивалась скрывая свои тайны, а в ней отражался он — старик в смешной белой шапке. На лбу появились первые капли пота. Интересно это он так волнуется или просто одет не по погоде?
Дед наконец решился и вытянул левую руку, ладонью вверх. Он не боялся боли, но и в мазохисты не записывался. Ох уж эти новомодные словечки, которые так не сочетаются со старыми ритуалами.
Дед зажмурился и резко провел кинжалом по ладони.
Бл.
Это было больно. А еще боль будет держаться около часа пока не закроется рана и минут десять сверху пойдет эхом. Регенерация у него хорошая, как у всех, но боль она не исключала, а даже смаковала ею. Или это просто он старый трус?
Дед с силой сжал ладонь в кулак и перевернул руку так, чтобы капли одна за одной, а потом и ручейком полетели в глубины водной пропасти. Сам он в это время читал заговор, запечатывавший колодец от всякого, кто может и не может туда попасть. Теперь люди забудут про существование колодца и будут искать другое место или ходить к роднику. А те, кто могли бы увидеть и войти, как вошли сегодня, тоже не войдут. Разве что кровь из него выцедят каплю за каплей и прочитают обратный заговор.
Дед зашипел и забрал руку. Открыл ладонь — кровь из раны, зло шипела и пузырилась, как будто отбеливателя насыпали, но боли сильной не наблюдалось. Так, резьба и прочие неприятные моменты. Скоро пройдет.
Получилось или нет он не знал. Он продолжал все видеть сквозь толщу воду, но войти бы не смог — просто рухнул бы в воду, разгоняя волны и может вклеился бы головой об дно. Проверять не хотелось. Сработал заговор. Должен сработать.
Он развернулся и замер. У колодца стоял мальчик и смотрел на него. Мальчик лет пяти, низкий карапуз в тулупчике, кепочке на голове и немного больших для него сапогах с широкими голенищами. Он так вытаращился на деда, что мог потерять свои круглые глазенки, если бы они вывалились из глазниц. В руке мальчик держал здоровенную плетеную корзину полную зеленоватых грибов. «Ядовитые что ли?» — подумал дед и улыбнулся. Осторожно улыбнулся, так как умел только он улыбаться детям и эта улыбка всегда работала. Но не в этот раз.
Пацан вздрогнул, вытащил палец из носа, охнул и побежал, размахивая тяжелой корзиной.
— Эй! — крикнул дед и спрятал окровавленную руку за спину. — Ты куда?
Корзина полетела на землю, грибы разбежались в разные стороны, а мальчик улепетывал, завывая и что-то крича.
— Да что же такое, — развел руками дед и бросился собирать товар и ставить корзинку. — Это из-за того, что я бороду сбрил? Что ты так кричишь?
«Нечистый!» — кричал мальчик убегая так быстро, как только мог. — Нечистый в лесу!'
— Сам ты нечистый. Я в баньку хожу как по расписанию, — бормотал дед, собирая грибы. Не успокоился пока не собрал и не очистил от грязи все. Мальчика жалко — может вернется за корзинкой, родители тумаков навешают. Поставил подальше от колодца, но так чтобы было видно издалека и взял свои вещи. Дом запечатан — пора идти в деревню.
2.
«Там не все нас любят. Помни это. Будь осторожен, когда выйдешь»
Куда уже осторожнее. Ребёнка напугал. Сейчас все село с вилами и факелами сбежится. Он не зарядил ружье, но держал его крепко, обдумывая варианты. Никакого противостояния — никакого насилия иначе может случится непоправимое. Говорила ему Снежка что-то об этом? Типа не противостоим злу? Добром отвечаем на зло? Вроде бы не успела, но она обязательно сказала бы, если могла.
Ребёнка уже не было слышно даже вдалеке, но навстречу пока никто не бежал. Дед вздохнул и пошёл по тропинке. Они уже раньше бродили по ней с внучкой и он знал дорогу, правда выглядело всё красивее и всего-то на месяц позже. Белым-бело как на картинах. Снег лежит вокруг толстым слоем, чуть в сторону сойдешь и провалишься. Деревья белые с белыми ветками — ветер подует или животина скакнет, как сверху обрушивается целый сугроб. Если хорошо не закутаться то белая морозная пыль залетала за ворот, обжигая голую шею, и он злился, а внучка хохотала. Весело было. Когда она была жива.
Дед злобно заревел и ускорил шаг. Снег был и сейчас, но комками и грязный. Черные глыбы повмерзали в деревья, грудами лежали на обочинах и вместо хруста свежего наста он слышал чавкание грязи под ногами. Никакого удовольствия — не праздник, а траур. Он хотел было улыбнуться своей же шутке и вовремя остановился. Не смешно.
«Осторожно», — сказала Снежка из-за спины и он резко оглянулся. Там никого не было.
«Впереди деревня. Нас там не все любят».
Он резко обернулся назад, но и там никого не было. Хотя голос дело говорил. Наверное. Нужно было чаще выходить, не чувствовал бы себя теперь болваном.
Он вышел из леса и остановился, осматриваясь. Дальше предстояло пройти через поле, которое летом густело высокой кукурузой, а сейчас выглядело как широкое и безлюдное болото. Конечно шла тропинка, вытоптанная людьми, но слякоть и дожди сделали свое дело.
— Пройду через поле и тогда точно стану нечистым, — дед улыбнулся и решительно зашагал вперед.
Село находилось сразу за полем. Рядок окраинных хат смотрели окнами на приближающегося старика, но что-то было не так. Он чувствовал это, но не мог объяснить. Как-то все было серо, как-то глухо и хмуро. Не сравнить с прошлыми вылазками под новый год. Крики, музыка слышны были уже в лесу. Ярко горели костры, светились окна, кричали люди — весёлые и пьяные. По правую руку всегда была огромная горка с которой с визгом съезжали девчонки в разноцветных платках.
Сейчас этого не было и в помине, что и беспокоило.
— Месяц ещё, — сказал дед, проваливаясь в очередную лужу, — Месяц до праздников. Ещё рано. Ты ведь никогда здесь не был в ноябре. Откуда тебе знать как они живут? Из телевизора? И почему я разговариваю сам с собой? Пора завязывать с этой дурной привычкой.