* * *

Торик и сам не заметил, как втянулся в новое развлечение. Теперь он даже для себя не делал вид, что проводит какие-то исследования. Единственное, что он все-таки делал — да и то, скорее, по привычке — фиксировал в журнале каждое погружение и записывал файлы с сигналами. Он не задумывался зачем. Это стало просто продолжением ритуала погружения. На самом деле ему просто хотелось убегать от реальности. А погружения с отклонениями в область мнимых чисел позволяли уноситься максимально далеко. Причем они не портили легкие и не подсаживали печень, как другие способы ухода от жизни. Но, возможно, тоже вызывали привыкание, а то и зависимость — кто знает?

В таких путешествиях, помимо прочего, всегда оставался фактор неожиданности. Даже при погружениях из одной и той же точки, с теми же настройками «Торпеды», невозможно было предсказать, в какую сторону от привычной реальности мозг уведет его на этот раз.

Торику очень хотелось еще раз побывать в той кофейной чашке, где он плыл на байдарке с родителями. Он тщательно настроил в точности те же условия, что и в первый раз. Расслабился и постепенно уснул под мерное поглаживание теплых электрических пальцев.

* * *

…я размеренно гребу, привычно отталкивая воду веслом, экономлю усилия, чтобы можно было плыть долго-долго, сколько нужно. Байдарка скользит по глади озера бесшумно. Отец отдыхает, прикрыв глаза, а мама гребет синхронно со мной. Полнейший штиль — наш флаг на носу байдарки спокойно свисает вниз.

На дюралевом светло-зеленом весле с обеих сторон приделаны забавные резиновые воротнички, чтобы вода не попадала в лодку. Она и не попадает внутрь. Но иногда капает на борт лодки, оставляя на нем крохотные лужицы. Я продолжаю грести и почему-то заглядываюсь на такую лужицу справа от себя. Вода в озере чистейшая — ни водорослей, ни ила, и мне кажется, что потеки — не вода, а стеклянные линзы. Сквозь них я смотрю на борт лодки и теперь вижу не абстрактную гладкую поверхность, а грубый прорезиненный брезент. Неровности его «рельефа» вырастают на глазах. И вот передо мной уже практически вид в микроскоп: выбоинки становятся пропастями, а нити брезента вырастают до размеров гор. Но погружение на этом не останавливается! Гигантские баобабы нитей брезента расслаиваются на отдельные канаты, а они тоже состоят из ниток, перевитых между собой причудливым образом.

Я-наблюдатель удивляюсь: неужели наша душа способна и на такое? Без всяких приборов в прямом смысле проникать в суть вещей. Эдак мы и до атомов с молекулами доберемся? А в другую сторону тогда что — дотянемся до галактик и туманностей, не покидая старушки-земли?

Как интересно получается. Может, и правда люди в своем научном развитии однажды свернули куда-то не туда? Мы постигаем премудрости мира, используя самые разные инструменты. Мы доводим технологии до тех немыслимых пределов, когда уже никто из людей не способен в одиночку понять какую-то концепцию целиком. Для чего все это в конечном счете, а? Для познания устройства этого мира? Для открытия новых миров? Для исправления несовершенства в нашей жизни?

Вот же он, путь! Да, непростой, извилистый и пока еще плохо управляемый. Знаю, в следующий раз здесь же я могу увидеть не текстуру ткани, а все что угодно: цунами в тарелке супа, динозавра, азартно переключающего каналы телевизора или электроны, бегущие от одной микросхемы к другой. Но я-то залез в эти миры наугад, с черного хода, применяя всевозможные уловки физики, математики и электроники. А каким-нибудь тибетским монахам или йогам, чтобы добраться до сути мироздания, не нужно даже этого! Они «просто» учатся почти полвека, а потом творят настоящие чудеса — с точки зрения непосвященных. Мы всей планетой свернули не туда и бодро шагаем в этом направлении…

Стало невыносимо грустно и тоскливо, и Торик экстренно вынырнул из погружения, не дожидаясь, пока доберется до зыбкого мерцания энергетических сгустков, которые мы условно считаем атомами. Желание заглядывать в изнанку вещей пропало.

* * *

Вот ведь ситуация! Теоретически он мог бы подарить человечеству удивительное открытие, затрагивающее каждого, у кого есть мозг. В идеале можно было бы добираться до любых воспоминаний человека, даже тех, о которых он и сам совершенно забыл. Наверняка найдутся способы перемещаться в их условном космосе так, чтобы быстрее и проще достигать других людей. Причем не обязательно ближайших, а вообще любых — живущих или даже умерших.

Это уже невероятный шаг вперед! Ну а с фазовыми приращениями возможности становились просто безграничными. В прямом смысле: стирались границы невозможного. А если обуздать непредсказуемость воздействия смещения фазы на мозг, люди получили бы универсальный инструмент исследования мира. И кто знает, что еще интересного можно обнаружить в таких исследованиях?

Но увы — это были только мечты. Стручок прав: с этим невозможно выйти на любой относительно серьезный уровень. Никто ему просто не поверит. Да он и сам не поверил бы сбивчивым рассказам энтузиаста, утверждающего, что он — единственный в мире, ага, как же! — видит некие картины неизвестно чего, используя плохонькую модель энцефалоскопа, странную схему в желтом ящичке и несколько самодельных программ. Хотя нет, теперь все не так безнадежно: есть же второй свидетель — Зоя — она тоже видит свои картинки, хотя они никак не пересекаются с его погружениями.

Но любому же ясно, что это полный бред! И потом — кто все это говорит? Всемирно известный физиолог? Нет. Какой-то безработный программист-самоучка, уволенный за слив данных, которого он не совершал, но кому есть до этого дело?

Настроение снова рухнуло в пропасть отчаяния. К чертям собачьим весь этот внешний мир, его бесценные цели и воображаемые интересы! И если открытие Торика пропадет без следа, то пусть, ему все равно. Какое ему дело до остального человечества?

Он купил себе вина и в первый раз напился. Наутро болела голова, но на душе лучше так и не стало. Алкоголь и правда не решает никаких проблем.

Внезапно захотелось бунта. Хотелось нарушить установившийся распорядок. Сделать хоть что-нибудь. Уйти из ручейка, в который превратилась жизнь. Как птица, которой обрезали крылья. Как отец, когда соседи лишили его главного увлечения и разрушили его привычный мир, ради которого он жил...

Торик выждал сколько мог, но теперь решил в кои-то веки действовать сам. Да, он так и не научился делать это правильно, но сидеть и просто ждать неизвестно чего стало невыносимо. И он не стал.

Глава 18. Пропажа

Раздался телефонный звонок. Нет, окружающий мир явно не собирался сдаваться и оставлять Торика в покое. Кто там еще?

— Маша? Ты куда делася-то? Третий день не дозвонюся! — раздался в трубке незнакомый старческий голос.

— Вы ошиблись, — прорычал Торик.

— Ась? Погодь, не клади трубку, Маша! Ма…

Он поступил наоборот, понимая всю бессмысленность дальнейших десяти минут своей жизни. Сейчас он отойдет от телефона, там сообразят, что их не слышат, будут перезванивать, но втолковать ничего нельзя, поскольку абонент либо глухой, либо не желает слышать ничего, кроме вожделенного голоса неведомой Маши. Бесцельная безысходность без малейшего шанса на… Телефон зазвонил вновь — как и предполагалось.

— Да! — погромче крикнул Торик в трубку, чтобы его уж точно не приняли за неведомую Машу.

— Ой… — смутился кто-то знакомый. — Так ведь и оглушить недолго, знаешь ли! Толян, ты, что ли… развлекаешься?

— Инга? — узнал он. — Здравствуйте! Очень рад вас слышать.

— Ты что же меня пугаешь? В трубку орешь не своим голосом, аж до сих пор ухо ломит, и мурашки никак не успокоятся. Да, мне тоже иногда очинно странные личности пытаются дозвониться. И главное — настолько уверены, что… Ладно. Ты как там вообще, живой?

— Относительно. Честно говоря, так себе, Инга.