В какой-то момент, я пришел в себя от того, что меня бросало по всему салону из-за того, что за бортом похоже бушевал не слабый шторм, если уж такое огромное судно как танкер кидало словно бумажный кораблик. Еще не очень соображая, схватившись за какой-то поручень, я потянулся вверх, чтобы выглянуть в иллюминатор, и в тот же момент, поручень, оказавшийся рычагом, вдруг сдвинулся с места, раздался сильный хлопок, после которого катер, в котором я находился вдруг резко переместился влево, а затем вдруг полетел вниз. Удар о воду был столь силен, что я не удержавшись стукнулся о переборку головой и потерял сознание. Что происходило вслед за этим я не помню.
Пришел я в себя из-за того, что в катере было нечем дышать из-за сильной жары. Кое-как приподнявшись со своего места, и встав на ноги выглянул в иллюминатор. От борта шлюпки и до самого горизонта была видна только вода. При этом не где-то далеко внизу, как это виделось в первые дни, когда катер был подвешен на борту судна, а буквально в одном-двух метрах ниже иллюминатора. От увиденного я даже вздрогнул и отшатнулся в сторону, не понимая, как это могло произойти. Но все же переборов себя потянулся к запорам иллюминатора и открутив винт распахнул его. В салон шлюпа ворвался свежий морской ветерок с запахами моря. Тут же освежая закрытый и нагревшийся салон катера и приводя меня в чувство.
Чувствовал я себя, в сравнении с тем, что было совсем недавно, вполне прилично. Голова хоть и была мутной от недавней жары и спертого воздуха, но практически не болела, жара я не чувствовал, на всякий случай поставленный подмышку градусник, показал вполне нормальную температуру. На всякий случай выпил еще одну, судя по распотрошенному блистеру, последнюю таблетку аспирина, запил водой и почувствовал зверский голод.
В салоне был форменный бардак, и ощутимо тянуло спиртом, точнее разлившейся водкой. Те коробки что находились в креслах там и оставались, притянутые ремнями, и похоже не пострадали, а те что стояли в проходе сейчас были раскиданы по салону и находился везде где только можно. Как при этом они не задавили меня лежащего в передней части салона, мне было непонятно. Решив, что с ними можно разобраться и несколько позже, отыскав среди этого бардака свою сумку и вытащил из нее погрызенную полузасохшую буханку хлеба, купленную еще в Ростове и оставшуюся банку тушенки, вскрыв которую тут же слопал ее целиком давясь от жадности, и вылизывая буквально весь жир со стенок, вприкуску с хлебом и запивая теплой немного противной водой. После чего почувствовав себя немного лучше, присел возле иллюминатора и закурил, глядя на бесконечные воды океана, простиравшиеся до самого горизонта.
Постепенно в памяти соткалось воспоминание о шторме, бросавшем наше судно как бумажный кораблик, и каком-то стуке донесшимся до меня снаружи, на который я тогда не обратил внимания, но сейчас вдруг отчетливо вспомнил о нем. А затем раздавшимся сильном хлопке, и коротком полете куда-то в пропасть. Больше ничего на память не приходило, разве что длинная песчаная прибрежная полоса, увиденная мною из иллюминатора, напоминающая среднеазиатскую пустыню, что видел из окна вагона, когда я ехал в Соль-Илецк из-под Ташкента. Но эта пустыня, вроде бы была замечена мною, много раньше произошедшего шторма.
Поднявшись со своего места, я осторожно обходя наваленные в проходе коробки дошел до кормы катера, и взявшись за ручку которая запирала и герметизировала дверь изнутри повернул ее открывая выход из салона. Сразу за нею, находилась крохотная, не шире половины метра площадка, огороженная трубчатыми поручнями. Выйдя на нее, схватился за поручень и огляделся вокруг. Кроме бесконечного океана вокруг меня, до самого горизонта, ничего не было видно. Похоже мне в очередной раз «повезло». Из-за приключившейся болезни я получается пропустил Одессу, а потом танкер увез меня неизвестно куда, вдобавок ко всему сбросив в море во время шторма. Хотя вполне возможно в этом есть и моя заслуга, когда я, еще находясь в бреду дернул за рычаг эвакуатора, отстреливая пиропатроны крепления катера.
Рассуждая об этом, вдруг заметил натянутую веревку, уходящую куда-то в глубину воды, закреплённую с помощью карабина в скобе возле ограждения площадки. Подумав о том, что возможно это какое-то оборудование, еще недавно находившееся здесь, а сейчас выброшенное за борт, я потянул веревку на себя и вдруг с удивлением и ужасом обнаружил что она заканчивается на поясе у останков какого-то тела, находящегося в воде. От неожиданности выпустил веревку из рук и тело тут же унеслось куда-то в сторону от катера. Похоже это был один из членов экипажа судна, и именно он, и барабанил в переборку, пытаясь достучаться до меня и попасть внутрь катера. А после его просто выбросило за борт где он и захлебнулся, а затем был съеден морскими обитателями. Подумав об этом, и видя, что ничем уже помочь ему не смогу, отстегнул карабин от скобы и бросил в воду, избавляясь от такой приманки.
Уже собираясь вернуться в салон, заметил еще одну деталь. Еще когда только залезал в этот катер, заметил расположенные на крыше морские приборы. Небольшой радар, прожектор, антенну связи и что-то еще. Сейчас большая часть всего этого оборудования свисала вниз, держать на остатках кабелей и проводов, сильно помятая и выдернутая с корнем. Как при этом осталась целой крыша катера было удивительно. Вначале, хотел было взяв из салона нож избавиться от всего этого, но после, просто постарался переместить все эти останки с борта катера назад, чтобы они свисали на площадку. Кто знает, вдруг несмотря ни на что, хоть что-то из этого останется рабочим, и я смогу если и не докричаться до спасателей, то хотя бы определить место где нахожусь.
С этими мыслями я вновь прошел в салон катера, закрыв за собой вход, и дотягиваясь до иллюминаторов, постарался открыть защитные крышки на них чтобы осветить салон.
Сейчас, когда я немного пришел в себя, нужно было разобраться с грузом, наполнявшим салон шлюпки. Все же запах разлитой водки упорно лез в нос, от чего у меня уже начала слегка кружиться голова.
— Маманя была бы рада и счастлива окажись она здесь. — Подумалось мне. — с пола бы все вылокала.
Первый же вскрытый ящик явил моему взору разбитые бутылки именно той формы и цвета, о которой я думал только, попав на борт шлюпки. Правда разбиты оказались далеко не все бутылки, поэтому мне пришлось избавляться от груза, весьма вдумчиво. То есть выбрасывая за борт только, что что уже не содержало водки. Разумеется, можно было просто избавиться от всего, но я надеялся, что, хотя бы часть груза мне удастся куда-то пристроить. Все же, то что я нахожусь далеко за пределами СССР сомнений не вызывало, и то, что имеющиеся у меня деньги здесь не котируются тоже. А так хотя бы теплилась надежда на то, что смогу пристроить хоть что-то, что даст мне кое-какие средства на первое время.
А еще очень не хотелось оказаться спасенным каким-нибудь советским судном. В принципе я могу в этом случае прикинуться хоть немцем, хоть американцем. Зная язык сделать это не трудно. Но вот наличие у меня Свидетельства о рождении, и советских рублей, поставило бы все это на грань провала. В тоже время, Метрики, говорящие о том, что я родился в СССР, вряд ли вызовут доверие или восторг у местных аборигенов. Ладно бы если это был бы паспорт. На основании его еще можно было бы попросить скажем Политического убежища. Но на основании Свидетельства о рождении? Да надо мной просто посмеются. Гораздо проще сказать, что меня силой затащили на это иранское судно, а я смог с него сбежать. Это и то будет выглядеть правдоподобнее.
Одним словом, пусть не от денег, которые все же есть надежда как-то обменять, Ведь танкер заходил в советские порты значит теоретически на его борту могли быть и советские денежные знаки, а вот от документов точно нужно избавиться. Они не нужны в любой стране, куда я в итоге надеюсь доплыву, и будут точно лишними, если меня вдруг спасет Советское судно. Возвращаться обратно мне точно нет никакого желания. Пусть даже героем. Почему героем? А все просто если это произойдет, то наверняка объявят спасших меня моряков героями, а я пойду вслед за ними. Может это и даст кое-какие преференции, но лучше держаться от этого подальше.
