— Это не правда!
— Ты же даже лишний раз к вещам боишься притронуться и все время спрашиваешь — а можно то, а можно это? Из этого я делаю вывод, что ты несерьезно относишься к нашим отношениям и совместному проживанию.
— Эм… ну… я…воспитанная просто.
— А со стороны выглядит так будто ты ждешь, что я тебе вот-вот на дверь укажу.
Ненавижу его проницательность. А когда он вот так со мной говорит чувствую себя бестолковой, истеричной малолеткой. Я успокаиваю себя тем, что он все-таки старше, а еще по сути это первые мои серьезные отношения. И все равно неприятно.
— Рыжик, — медленно подкравшись прижимает к себе. — Думаю у тебя проблемы с доверием. Я обожаю в тебе все, но с этим мириться не стану.
— Почему именно с этим?
— Из-за отсутствия доверия возникает та часть проблем, которая меня вымораживает больше всего. Излишняя подозрительность, ожидание предательства, беспочвенная и маниакальная ревность.
— Я не твоя Владлена, — обидно, что он даже в мыслях допускает, что мы хоть в чем-то похожи с той ненормальной.
— Знаю. Но ты до сих пор осторожничаешь со мной. Меня это признаться расстраивает. До переезда ты не была такой тихой скромняжкой. Ты словно угасаешь рядом со мной.
— Это не так. Я очень счастлива с тобой. И я тебе доверяю. Но больше так не делай. Я должна была сама сказать родителям. Папа сильно разозлился?
— Ну-у, особо радостным его голос мне не показался.
— А ты чего ждал? Они небось там нервничают теперь. Считают тебя домашним тираном.
— Только потому что я принял за тебя звонок? — усмехается недоверчиво.
— Ты просто не знаешь моих родителей, — теперь уже улыбаюсь я. Зловеще и кровожадно.
****
Озёрский очевидно последний человек, которого мои родители ожидали увидеть за накрытым столом в зале нашей небольшой хрущевки. Однако робеть тут перед ним никто не собирается. Должность генерального директора крупной инвестиционной компании только добавила градус напряжения и мрачных подозрений. Это я отчетливо вижу в глазах папули, который неодобрительно поджимает губы.
Еще несколько часов назад, когда мы с Озёрским были в пути мама заверяла по телефону, чтобы я не переживала из-за отца и обещала оказать всяческую поддержку молодым, но теперь сидит с таким лицом, будто я в дом накрашенного мужика в платье привела. Пытается быть вежливой, но при этом не знает куда деть глаза и как скрыть недовольство моим выбором.
Мне казалось, что я достаточно внятно объяснила Кириллу причину, по которой скрывала от родителей сожительство со взрослым, состоятельным мужчиной.
Я ведь не спроста любила ездить к бабушке с дедушкой. Там я была свободна от излишней опеки родителей. Бегала, прыгала, проказничала наравне с остальными детьми и даже похлеще. А вот дома… мама лишний раз форточку при мне не открывала.
Родители у меня классные, у нас очень близкие доверительные отношения. Но дело в том, что я единственный ребенок. После моего рождения родители пытались завести еще детей, но не вышло. Вот и тряслись надо мной всю жизнь, будто я хрустальная.
А мне всю жизнь им и всем вокруг хочется доказать обратное.
Они и сами осознают насколько перегибают порой, да толку мало от их понимания.
Мне до сих пор жутко вспоминать те дни, когда я решила поступать в столичный ВУЗ. Ух, сколько истерик, угроз, слез и не только маминых, между прочим, мне пришлось вытерпеть.
Поступать ездили вместе, выбивать комнату в общаге тоже. Папа тогда такой замок навороченный на дверь установил. Они звонили мне по несколько раз в день, и каждый раз напрягались, когда на заднем фоне становилось шумно. А в общаге тихо не бывает.
В итоге папа нашел подработку, чтобы я могла снимать скромное, но отдельное жилье. Благо я быстро нашла работу в ивент агентстве и с горем пополам убедила отца уволиться со второй работы, так как она была очень вредная.
Встречаться с парнями не запрещали, разумеется, но беспрестанно стращали какие мужики ужасные и беспринципные существа.
Со временем стало легче, потихоньку они привыкли к мысли, что я большая девочка. Но повышенная тревожность и беспокойство за свое чадо не искоренилось, а лишь дремало, ожидая своего часа.
— То есть, — вкрадчиво и недобро растягивая слова говорит папа, — вы, будучи непосредственным начальником завели роман со своей подчиненной. Я правильно понимаю?
— Он мне больше не начальник. Я же говорила, что устроилась в другую компанию, — поспешно вклиниваюсь, потому как поняла в какое ужасное русло направились отцовские мысли. Но быстро замолкаю, когда он полосует меня таким взглядом, каким смотрел на меня раза три за всю мою жизнь.
Мама тихо всхлипывает, и это плохо. Все же я надеялась, что она будет мыслить более здраво, но судя по всему у нее картина вырисовывается такая же отвратительная. Их молоденькую дочку соблазнил гендир-кобелина.
Ну, что доволен? — говорю Кириллу глазами. Он к его чести сносит подобные намеки вполне достойно. По его выражению лица не скажешь, что его это задело. Но я-то неандертальца уже знаю. Напрягся, да еще как.
— Все верно. Понимаю, как это выглядит со стороны, но хочу уверить вас, что намерения у меня самые серьезные, и Ладу я люблю.
— Уверен вы приложили не мало усилий, чтобы завоевать мою дочь. Но власть над юной, наивной девушкой наверняка облегчила задачу. Особенно, когда можно пригрозить увольнением и бог его знает чем еще.
35
Глава 35
— Папа! — резко вскакиваю, едва не опрокидывая стол. — Как ты можешь? Не говори так.
— Лада, успокойся, все нормально, — Кирилл ласково гладит мою руку.
— Нет! Не нормально! Я по-твоему кто? — обращаюсь к отцу. — Дура набитая? — глаза и нос щиплет, тело пробирает дрожь. Я никогда так не говорила с родителями. Всегда. Всегда с пониманием относилась ко всем их закидонам. Но это уже перебор.
— Ты не дура, Лада. Просто жизни еще не знаешь. Что мы с твоей матерью еще должны думать? Что генеральный директор крупной компании вдруг наплевал на все социальные различия и воспылал ослепляющей любовью?
— А я что этого не достойна?
— Ты достойна самого лучшего, дочь. Ты настоящее сокровище. И этот хлыщ явно не дурак, ясное дело, — зажмуриваюсь от стыда, мне ужасно неудобно, что папа говорит о Кирилле в третьем лице. — То что я инженер на заводе не значит, что меня можно одурачить. Я прекрасно вижу его мотивы. Наивную, восторженную девочку из провинциального городка гораздо проще прогнуть под себя и сделать из нее послушную зверушку. Ты будешь детей рожать, дома сидеть, а он в это время по курортам с модельками таскаться.
Господи, я точно отцовская дочь. Я ведь и сама об этом думала, и не раз. Но только в начале отношений, ну и во время ПМС иногда бывает, когда эмоциональные приливы и отливы дурят голову.
— Александр Михайлович, я многое готов выслушать в свой адрес, но насчет Лады вы не правы. Вы же, как никто другой знаете свою дочь. И потому прекрасно осознаете, что уж кого-кого, а вот Ладу совершенно невозможно заставить делать что-либо против ее воли. И повторюсь, я ее люблю.
Кирилл говорит спокойно, с аристократическим достоинством, но без излишней пафосности. И от этого на фоне наших горячих споров с отцом смотрится еще более чуждо, но так привлекательно. При одном взгляде на него, такого красивого и благородного, клокочущая по венам злость медленно затихает.
Что я в самом деле так завелась? Знала ведь, как будет и морально готовилась отбиваться от нападок папы.
— Я тоже его люблю, пап. И вас с мамой люблю, очень. Пожалуйста, доверьтесь мне. Ты прав, я еще не знаю жизни. Но как мне ее познавать, если вы, как две квочки надо мной кудахчете?
Судя по маминой грустной и виноватой улыбке понимаю, что один родитель проникся, а вот второй… Папа отводит взгляд в сторону и думает. Беззвучно, но при этом парадоксально громко. Несколько секунд напряженной тишины кажутся вечностью. Не скатиться в истерику не дает лишь, то что Кирилл крепко держит мою руку, поглаживая большим пальцем запястье, и уверенно удерживает мой взгляд. В этом молчаливом зрительном контакте читаю обещание — выдержать все испытания и ни за что от меня не отказываться.
