— Тебе нравятся женщины, похожие на меня, — шепчу я, когда он снова возвращается в поле зрения.

Он ухмыляется.

— Ты веришь, что сейчас меня интересуешь только ты?

Я киваю, но все равно наклоняюсь снова.

— Может быть, ты мог бы показать мне это еще раз?

Глава 4

Конан

— Каждой паре по очереди завязывают глаза, — говорит ведущая конкурса по украшению печенья и тортов, стоя на подиуме перед Heart Baker, пекарней Kismet Cove, организующие мероприятие. — Затем они будут украшать свою выпечку, в то время как их партнер руководит ими только голосом. Любое подсматривание приведет к дисквалификации. Лучшие и худшие рисунки получат призы.

Лола поворачивается ко мне с широко раскрытыми глазами.

— Это будет непропеченное и нелепое занятие, — говорит она со смехом, и я не могу удержаться, чтобы не протянуть руку и не откинуть её темные волосы с лица. Сегодня она выглядит чертовски очаровательно в своем красно-белом полосатом свитере и сочетающихся красных брюках. Первое, что приходит на ум, ― леденец, что наводит меня на мысль о лизании, а потом: ну… мой член становится твердым, потому что я отчаянно нуждаюсь в этой женщине. Одной недели, проведенной вместе, будет недостаточно.

— Ах, но ты забываешь о лучшей части этой щекотливой ситуации, в которой мы можем оказаться, ― говорю я, наклоняясь к ней очень близко.

Она приподнимает брови.

— Съешь их после?

— Уборка после, — шепчу я ей на ухо, чтобы слышала только она, — все, о чем я могу думать, это как своим языком буду слизывать остатки сладкой глазури с твоих пальцев. И это мы еще даже не начали.

— Оу, — она вздрагивает, прижимаясь ко мне, её тихий стон возбуждает меня так, что молния на штанах вот-вот оставит отпечатки на моем члене, — мне нравится, как это звучит.

Она смотрит на меня, как раз в тот момент, когда я поднимаю повязку и держу у неё над головой.

— Готова?

Она кивает, и я опускаю черную атласную повязку ей на глаза. Наблюдать за ней такой, во многом напоминает мне сон, который я видел прошлой ночью. Она лежала в моей постели, её руки были привязаны к столбикам кровати, на глазах был завязан кусок шелка, а я встал на колени между её ног и наслаждался её телом, пока не проснулся и не бросился в ванную, чтобы не испачкать постель.

Вчера вечером, после бала-маскарада, я поступил как джентльмен и проводил её обратно в комнату, поцеловав на прощание у двери. У нас такая связь, что я был уверен: останься я еще на мгновение, она пригласила бы меня войти, и мы бы воплотили эту мечту в реальной жизни. И, возможно, я сумасшедший, что не делаю этого, ведь у нас здесь осталось всего несколько дней. Но есть большая часть меня, которая хочет большего, чем просто провести с ней оставшееся время. Часть меня, которая хочет узнать её, прежде чем я получу.

Каждый из нас пришел сюда по просьбе друга или родственника, который действовал из лучших побуждений и надеялся, что эта неделя одиночек приведет нас к нашей вечной любви, и хотя я изначально не думал, что это возможно. Но момент, когда встретил Лолу поменял моё мнение. Теперь я хочу всего этого…

— Расскажи мне обо всем, что окружает меня, — говорит Лола, старательно постукивая по столу, дотрагиваясь до предметов, лежащих перед ней, и ожидая, когда я объясню, что это такое. Мы решили украсить печенье, потому что думали, что оно с меньшей вероятностью разобьется, чем кекс, но первое, по чему Лола прикасается рукой, ― это печенье, и два из них ломаются.

— О, черт. У меня крошки на пальцах.

Посмеиваясь, я убираю отломанные кусочки и кладу перед ней на тарелку целый.

— Хорошо. Слева от тебя нож для нарезки, а рядом ― вазочка с желтой глазурью. Можно начать со слоя одного цвета, а потом мы можем перейти к кондитерским украшениям в мешочках.

— Хорошо, — говорит она, кивая.

— Разделочный нож слева.

Она тянется вправо, и её рука опускается на кондитерский мешок, разбрызгивая розовую глазурь прямо мне на рубашку.

— Твоя вторая левая, — говорю я, смеясь и пытаясь собрать как можно больше розового, продолжая направлять её.

— Прости, — она шарит по столу и находит разделочный нож, макает его в миску по самые пальцы, прежде чем рассмеяться и попытаться намазать его на печенье, как масло. Печенье ломается, и Лола, схватив его, прижимает к груди, — вот дерьмо!

— Нам действительно следовало подумать о том, чтобы захватить фартуки, — говорю я, посмеиваясь над беспорядком, в котором мы оба уже оказались, а ведь мы только начали. — Повсюду глазурь.

— Что ты имеёшь в виду? — Лола снимает повязку с глаз пальцами, покрытыми сахаром, её глаза расширяются, когда она видит беспорядок перед собой и на мне. — Ой! Я не создана для украшения печенья с завязанными глазами!

Смех вырывается из нас обоих, как раз в тот момент, когда ведущий объявляет о нашей дисквалификации.

— Что? — хмурюсь и оглядываюсь по сторонам, понимая, что произошло, когда Лола ругается и бросает лопатку в миску с глазурью.

— Черт возьми! — Удар металлического ножа по мягкому кондитерскому изделию приводит к тому, что оно разбрызгивается и вылетает из миски, попадая мне — в очередной раз — в середину рубашки.

— Упс!

— О, ты заплатишь за это, — говорю я, хватая кондитерский пакет, полный зеленой глазури, и направляя его в её сторону.

Лола с визгом вскакивает со стула, как раз когда я выпускаю волнистую зеленую слизь. Смех, крики и много беспорядка следуют за тем, как мы обрушиваем друг на друга шквал крошек от печенья и глазури, который прекращается только тогда, когда в громкоговорителе раздается громкое прочищение горла.

— Дисквалифицированные участники, пожалуйста, покиньте зону соревнований.

Мы с Лолой немедленно прекращаем нашу драку с глазурью, поворачиваемся к другим участницам и, рассыпаясь в извинениях, выходим из зоны соревнований, а затем, держась за руки, бежим обратно в отель, всю дорогу хихикая.

— Что-то подсказывает мне, что мы ужасно провалили это испытание, — говорит Лола, смеясь, когда мы переводим дыхание и поднимаемся в её комнату. — Значит ли это, что мы плохие коммуникаторы?

— Я так не думаю, — отвечаю я, беря её руку в свою и поднося ко рту. — Мы оба ясно дали понять, чем предпочли бы заняться сегодня.

Не сводя с неё глаз, я прижимаюсь языком к внутренней стороне её указательного пальца, проводя им до самого кончика, пока не обхватываю его ртом и не засасываю обратно целиком.

Лола стонет.

— О боже, да. Это, черт возьми, намного веселее, чем украшать печенье.

Ухмыляясь, я вплетаю свои пальцы в её, когда двери лифта открываются, и мы практически бегом несемся в её комнату.

В тот момент, когда за нами закрывается дверь, я стягиваю её свитер через голову, слизывая глазурь с изгиба её шеи. Мы в чувственной симфонии движемся в ванную, где я включаю душ, в это время Лола расстегивает пуговицы моей рубашки, снимая её с моих плеч, пока вещь не падает на пол, а я перехожу к её брюкам.

— Подожди, — говорит она, кладя руки мне на грудь, в то время как её прикрытые лифчиком груди вздымаются в пространстве между нами.

— Слишком быстро? — спрашиваю я, проводя пальцами по её щеке и заглядывая глубоко в её глаза. Она такая красивая и милая.

— Немного, — шепчет Лола, переводя взгляд на душ и снова на меня. — Имею в виду, я хочу сделать это. Хочу принять с тобой душ. Хочу сделать с тобой кучу вещей, на самом деле. Но… Я беспокоюсь об обнаженной части. Я не… Мне не так комфортно в своей шкуре, как тебе.

— Хорошо, ― бормочу я, нежно целуя её в губы, — ты бы хотела, чтобы я ушел, и ты могла принять душ одна?

Она качает головой.

— Ты бы хотела принять душ в одежде? — На этот раз она слегка наклоняет голову, как будто рассматривает это как вариант. — Или, возможно, ты бы предпочла, чтобы я выключил свет, и мы принимали душ в темноте?

Её взгляд встречается с моим, и она кивает.