А дом являлся некоторым «центром» этого мира. Вокруг него разливался круг серости, постепенно сходящий на нет. А дальше… Дальше тьма. Плотная, непроницаемая. Как будто даже непроходимая. Как будто мир есть тут, потом источается, и вовсе исчезает. Сменяется пустотой, полным отсутствием всего.

И дело-то явно не в доме как таковом. Не от тут является магнитом. Это ведь «пентаграмма» так фонит. Своеобразный источник реальности. С определенным радиусом действия, за которым хаос берет свое.

Смутное движение на границе тьмы заставило Джонсона вздрогнуть. Присмотрелся в ту сторону — тело. Лежащее нелепой грудой тело жертвы. Похоже, его сюда затащили и бросили. Зачем? Скрыть следы?

Даг поднял пулевик и медленно двинулся к трупу. Голова вертелась, как локатор, выискивая хоть что-то подозрительное. Ощущения засады не было, но вдруг? Проход, приманка, потом выстрел в спину. И даже тело прятать не надо, здесь явно никто лишний искать не будет.

Неприятные мысли, но Джонсон тут же выкинул лишнее из головы. Не стал бы никто изгаляться такой засадой. Не велика добыча — рядовой дознаватель. Да и не могли «сектанты» знать, что Даг пройдет за ними следом, через кротовую нору «пентаграммы».

Но все равно шел с оглядкой. Глаза сверлили близлежащие здания, осматривали углы. Ни следа человека. Вообще никаких признаков. Только вот мертвое тело.

Он лежал в серой области, почти на границе тьмы. Дальше оставалось совсем немного «мира». И начиналась тьма кромешная. Смотреть на нее не хотелось — это было сродни медленному самоубийству. Потому что тьма затягивала, тянула жизненную силу. Звала к себе в объятия. В царство вечного небытия.

Нет, спасибо, нам туда не надо. И смотреть туда без нужды не следует.

На мертвеца Даг глянул мельком, но хватило и этого. Приступ холодного ужаса пробрал до костей. Потому что тело оказалось обглодано. Кто-то большой и зубастый разорвал одежду бедолаги и кромсал холодное тело. Распотрошили труп изрядно, но потом что-то спугнуло зверя. Или кто-то.

Джонсон похолодел и одновременно весь покрылся потом. А не слишком ли самонадеянно было выходить из дома? На столь большое расстояние. Он засеменил назад, едва ли путаясь в собственных ногах.

Возникло ощущение голодного взгляда. Кто-то на него смотрел, расчетливо, оценивающе. Взвешивал соотношение опасности и количества возможной добычи. Добычей быть Джонсону совершенно не хотелось. Он инстинктивно ускорил шаги, чуть ли не срываясь на бег.

И когда уже отошел шагов на тридцать, возле тела появилась тварь.

Высокая такая, человеку по грудь. Вся какая-то невнятная, переливающаяся. Даг все никак не мог сосчитать, сколько у нее ног. Толи три, то ли четыре, то ли все пять. Или больше? Как-то странно тварь сидела, да все переминалась туда-сюда.

Зато харя… всем харям харя! Глаза имелись, но как будто закрытые. Атрофированные, стало быть. Зачем глаза, если тут видишь внутренней чуйкой, а не зрением? Ушные раковины здоровые, но вросшие в череп. Жуткие, если сказать прямо. А все остальное пространство хари занимала громадная пасть. С зубами такого размера, что саблезубому тигру при виде их стало бы стыдно за свои клыки.

Серая кожа, без намека на шерсть. Больше похожая на чешую. Двухметровый хвост, торчащий из задницы, беспокойно колотит по земле. Ощущение мощи. Да, силы и мощи. Царь местных зверей, не иначе. Вершина зазеркальной пищевой цепочки.

Тварь смотрела на Джонсона. Он осознал, что совершает ошибку, но остановиться уже не мог. Побежал к дому, сломя ноги. Тварь, поняв что перед ней добыча, и добыча может уйти, бросилась следом.

Она неслась странными длинными прыжками, подолгу зависая над мостовой в верхней точке полета. В абсолютной тишине иномирья шаги дознавателя и прыжки твари звучали нервной барабанной дробью. Даг бежал, подгоняемый первобытным ужасом загнанной дичи. Тварь настигала, не собираясь упускать беглеца.

Джонсон влетел в дом, машинально захлопнув дверь на засов.

Хрясь! На створку обрушился удар такой силы, что пошатнулась стена целиком. Даг пятился, не сводя пулевика с дверного проема.

Хрясь! Косяк треснул и наклонился. Воистину, выбить такую дверь мог бы только бульдозер. Или потусторонний монстр, которому законы физики не писаны.

С зубовным скрежетом косяк рухнул внутрь дома. Что же, формально дверь выдержала, крепление сдалось раньше. Спустя мгновение поверх поверженной конструкции стояла адская тварь, скаля пасть в ехидной усмешке. Она уставилась на Джонсона пустыми, и от этого вдвойне жуткими, буркалами.

Даг выстрелил не задумываясь.

Еще и еще раз. Он за секунду опустошил обойму, целясь куда-то промеж незрячих глаз твари. Вне сомнения, попал. Зверюга даже заметно вздрагивал, когда очередной свинцовый подарок влетал в цель.

И ничего. Никакого эффекта. Тварь шагнула вперед, словно не заметив выстрелов. То ли она оказалась невосприимчивой к такого рода повреждениям… то ли голова не содержала жизненно важных органов.

Джонсон в панике бросил пулевик в морду твари, а сам рванул в комнату. Последней призрачной надеждой оставалось каким-то образом переместиться обратно, в «нормальный» мир, оставив опасность тут, «внизу».

Рывок твари — в спину словно тараном ударило. Даг буквально выбил плечом дверь комнаты, на животе пропахал добрый десяток метров. Мутный взор остановился на все еще тлеющей фигуре «пентаграммы». Он потянулся, пополз к построению, стараясь дотронуться до светящейся линии хоть пальцем.

Адская боль пронзила лодыжку. Кость хрустнула, как тростинка, мышцы порвались, призрачные лезвия распороли вены и артерии. Безумная боль захлестнула с головой. Джонсон изогнулся дугой и вырубился. Сознание провалилось в спасительное беспамятство.

***

Он приходил в себя медленно и мучительно, рывками.

Тела не чувствовал совсем. Витал в облаках, аки дух, лишенный плоти.

К нему пришли голоса. Где-то вовне, рядом.

Они громко спорили. Два сиплых голоса наперебой уверяли, что все «хорошо», но дальше Даг понял, хорошо, да не очень. Какие-то непонятные термины перемежались «заражением», «тьмой», «умертвием».

Потом пришел третий голос и авторитетно заявил: «Резать!».

Джонсон хотел воспротивиться. Ведь резать собрались его. А он не хотел быть изрезанным. Но не мог ни шевелиться, ни говорить. Даже думать удавалось с трудом.

Авторитетный голос сказал: «Или так, или через пару часов он уйдет во тьму весь». Другие голоса ничего не возразили.

Снова беспамятство. Новое пробуждение, новые голоса.

На этот раз что-то про деньги. Сколько, где, куда. Вопросы про страховку. Какой-то визжащий тенорок: «Кто за это заплатит?!». Мрачный бас капитана Сальери: «Мы тут с ребятами скинулись…». Но визжащий все не унимался, что-то вопил дальше, про большие цены и безответственное отношение к разбазариванию государственного имущества. Стальной голос Устинова. И возражения как отрезало.

Долгое время он слышал тишину. Иногда в ней кто-то тихонько переговаривался. Трудно сказать, были ли эти голоса реальными или Джонсон галлюцинировал. Порой обсуждение касалось тряпок и перевязок; в другое время голоса обсуждали что-то эзотерическое. Как будто решали судьбу дознавателя: жить тому или умереть. А если жить, то в каком виде: человека, животного или растения…

Однажды раздался плаксивый голос Жанны. Даг не различал слов, просто слышал, как она расспрашивает о чем-то врачей, плачет. Потом ее увели, и снова стало тихо.

Наконец, Джонсон очнулся. Увидел свет, глаза понемногу раскрылись. Сознание медленно вернулось в тело. Он осознал себя, вновь обрел физическое воплощение в мире людей. Вместе с ощущениями пришла слабость и ноющая боль по всему телу. Он пошевелился, попробовал сесть. С большим трудом поднял голову.

— Лежи, братец, — заметив потуги дознавателя, к койке подошла милейшая медсестра, — Сейчас вколем тебе питательный раствор, тогда и сил прибавится.