Я выплакала все свои слёзы по отцу, вытирая их платком, который когда-то принадлежал матери Голла. Мой отец начал войну, которую не должен был начинать, но сделал это из любви к своей дочери. И, возможно, из-за своей гордыни и предвзятости. Он был не идеален. Но он был моим отцом, и я любила его.

Сумерки опустились. Полная луна ярко сияла, отражаясь на высоких башнях дворца. Здесь, в Валла Локкире, она всегда казалась ярче. Возможно, потому что здесь жили самые преданные поклонники Лумеры.

Знакомые звуки ночного Иссоса окружали меня. Вечерний жаворонок перекликался со своей парой мелодичным криком. В саду раздавались стрекот и жужжание сияющих синим светом мух-сики. А неподалёку слышались звуки самого Иссоса — смех у таверны, ржание лошади, грохот телеги по булыжной мостовой.

— Мне жаль, что мы не успели вовремя к твоему отцу, — тихо сказал Голл, подойдя ко мне и взяв меня за руку.

— Мне тоже. Но я это приняла, — ответила я, подняв на него взгляд. — Но я думала не об этом.

Он повернул меня к себе, нежно взяв за подбородок:

— Расскажи.

Я скользнула руками под его тяжёлый плащ и обвила его талию, прижавшись к нему всем телом:

— Я думала о том, как всё здесь, в Валла Локкире, кажется таким знакомым, но в то же время таким чужим.

Он провёл большим пальцем по моей скуле:

— Ты не так долго была вдали.

— Но всё изменилось. — Я улыбнулась, отметив в очередной раз, каким пристальным был его взгляд. Всегда эти драконьи глаза смотрели на меня с такой заботой. Не только со страстью, но и с нежностью. — Я скучаю по Нäкт Миру, — призналась я. — Я готова вернуться домой.

Его губы растянулись в улыбке, а моё сердце забилось быстрее, когда он наклонился ко мне.

— Домой, — прошептал он, едва касаясь моих губ. — Мне нравится слышать, как ты называешь Нäкт Мир своим домом.

— Теперь это мой дом, — призналась я. — Он напоминает мне о тебе. А там, где ты, там и мой дом.

Я обвила его ещё крепче, прижимаясь всем телом. Он мягко коснулся губами обнажённой полоски кожи над моим плащом.

— Не знаю, что я сделал, чтобы заслужить тебя, но боги пусть остерегаются, если они попытаются отнять тебя у меня.

— Тише, Голл. Они услышат тебя и сделают что-то ужасное.

Он тихо рассмеялся, его дыхание щекотало мою кожу. Я тоже засмеялась, а затем издала довольный звук, когда его горячие губы мягко провели вверх по моей шее.

— Ещё один день, чтобы провести его с твоим братом, а потом мы уедем.

— Теперь тебя заботит, чтобы я провела время с братом? — Я отступила, приподняв бровь.

— Как только я укрою тебя дома, ты не покинешь его ещё долгое время.

— И, кроме того, — добавил он серьёзным тоном, — у тебя есть ещё работа, которую нужно завершить.

— Да, — согласилась я, зная, что впереди нас ждёт долгий путь, прежде чем мы вернёмся к уюту Нäкт Мира. Эта мысль одновременно воодушевляла и утомляла.

Но у нас ещё была эта ночь.

— Пойдём, — сказала я, беря его за руку и ведя обратно ко дворцу. — Я хочу провести ночь в своих старых покоях.

— Мы будем спать?

Я оглянулась через плечо:

— Вряд ли.

Он поднял меня на руки:

— Показывай дорогу, моя Мизра.

Теперь я больше всего любила, когда он называл меня своей Мизра. Термин, который я когда-то считала равным рабству, оказался совсем не таким. Мизра Викса была его самой драгоценной спутницей в жизни. Именно этим я была для Голла, и он для меня.

Я обвила его шею руками:

— Я хочу забыть обо всех и обо всём хотя бы ненадолго.

— Я помогу тебе забыть, — пробормотал он своим глубоким, завораживающим голосом, посылая по моему телу волну жара.

Я положила голову на его грудь, довольная тем, что этой ночью мы сможем спрятаться от мира — от всего, что произошло, и от всех обязанностей, которые ждут нас. Сегодня это будем только мы.

Эпилог

ГОЛЛ

Я не мог оторвать взгляд от него. После двух полных месяцев я всё ещё был безнадёжно очарован нашим новорождённым сыном. Его кожа была более светло-серой, чем моя, а крылья отсутствовали. Но под тонкой кожей и шапкой чёрных волос я уже мог различить крошечные бугорки первых двух рогов.

А его глаза… Они были от матери — ярко-фиолетовые, как сумеречный свет на границе ночи. Зрачки вертикальные, как у меня, а вокруг них тонкое золотое кольцо. В чёрных волосах сбоку выделялась прядь серебристо-белого цвета.

Он агукал, поднимая пухлую ручку вверх. Я позволил ему схватить мой палец, и когда его крошечные пальчики сжались, это ощущение проникло прямо в моё сердце.

— Крепкая хватка, Малкус.

Он издал довольный звук, будто понимая меня. Поднимаясь с подоконника нашей спальни в Виднолеке, я сказал:

— Пойдём, найдём твою мать.

Хотя я точно знал, где она.

Поднимаясь по винтовой лестнице в коридоре, я вышел на балкон. Она стояла там, глядя на восточное поле, покрытое цветущими дикими цветами. Малкус родился в разгар весны, и теперь всё вокруг Виднолека было окружено ярким ковром цветов.

Недалеко стояли Пулло и Станос, замерев в стойке. Станос был одним из новых членов Элитных. После нашего возвращения и потерь в пути нам пришлось набирать новобранцев. Станос был высокомерным и молодым. Я поручил Пулло обучать его, надеясь, что новая цель поможет ему справиться с утратой Тирзела. Видимо, я оказался прав, поскольку эти двое стали неразлучны, проводя каждую свободную ночь в тавернах Белладума.

Хотя я не был уверен, что погружение в вино и женщин — лучшее лекарство для Пулло, это было лучше, чем видеть, как он каждую ночь погружается в одиночное чувство вины. Именно так Кеффа описывала его состояние после нашего возвращения в Нäкт Мир. Он винил себя за то, что не распознал предателя в наших рядах.

Я сказал ему, что вина лежит только на мне. Но он отверг мои слова, отказываясь принять моё извинение, утверждая, что это не моя вина, что зло пустило корни там, где ему не место. Я ответил, что это не его вина тоже. Вскоре после этого появились новобранцы, и Пулло, наконец, начал выходить из глубокого траура.

Я кивнул Пулло и Станосу, проходя мимо них. Они стояли достаточно близко, чтобы отразить угрозу, но оставляли нам необходимую уединённость.

Когда мы покидали Валла Локкир, начав путь по исцелению фейри, страдающих от чумы, Пулло взял на себя роль защитника новой королевы Нортгалла. Он не спрашивал, а просто стал её охранником. Затем привлёк к этому делу своего нового друга Станоса. Я лишь одобрительно кивнул. Все Элитные были так же преданы своей королеве, как и мне. Их верность согревала мою душу.

— Я знал, что найду тебя здесь, — сказал я, подходя к ней.

Её взгляд мгновенно устремился к сыну, улыбка заиграла на её губах.

— Дай мне его.

Увидев мать, Малкус начал размахивать руками, пытаясь дотянуться до неё. Я улыбнулся, прекрасно зная это чувство. Я передал его ей и обнял их обоих, прижав к себе.

Она плотнее завернула его в одеяло и прижала к себе, его рот начал открываться, словно наступило время кормления.

— Неужели он уже снова голоден?

— Поверь, он может. Он ест, как маленький монстр.

— Как дракон, — поправила она.

Но Малкус, казалось, был доволен, просто глядя на свою прекрасную мать с обожанием в своих тёмно-фиолетовых глазах. Я посмотрел на цветущее поле, где лёгкий ветерок нежно колыхал высокие цветы.

— Я рад, что ты захотела приехать сюда, — сказал я. — Я не был уверен, что ты захочешь вернуться.

— Я не хотела, чтобы моя последняя память об этом месте была такой, — ответила она.

Она качала Малкуса, пока тот сжимал её палец своей крепкой маленькой рукой. Кажется, он всегда тянулся к чему-то. Мне придётся быть внимательным, когда он подрастёт.

— Я тоже не хотел, — мягко согласился я, целуя её волосы.

— Это было убежище и дом твоей матери. Я хотела, чтобы её дух остался здесь.

Я позаботился о том, чтобы все следы вейтов и Феррина были тщательно убраны до нашего приезда. Я также нанял новых слуг, и они привели замок в порядок, вычистив и отмыв его до блеска. Новое постельное бельё, портьеры и ковры восстановили былую красоту.