Воины бесшумно разошлись во всех направлениях.

Я спустился по очередной извилистой каменной лестнице в ту часть подземелья, где сам был некогда заточён, надеясь найти старого друга живым. Это была лишь слабая надежда, что тлела во мне с тех пор, как я бежал. Я думал, что моего наставника Кеффу давно казнили по приказу моего отца, но Хава узнала, что ещё несколько месяцев назад он был жив. Это было одной из причин, по которым я ощущал неотложность своих действий и спешил захватить трон.

Но теперь страх заполз глубоко в моё сердце. А что, если я слишком долго ждал? Или если источник Хавы ошибся и Кеффа мёртв уже несколько лет?

Как только я вышел из лестничного пролёта в нижнюю часть подземелья, клинок блеснул у моего лица. Я увернулся и вонзил кинжал вверх, прямо под подбородок стражника, пробивая его до самого черепа с хрустом костей. Вытянув кинжал, я вытер плоскую сторону клинка о свои брюки и двинулся дальше.

Я тихо пробрался по знакомому коридору и оказался там, где содержалась в плену нежить, которую мой отец держал наготове, чтобы призвать их, если потребуется. Ему удавалось побеждать в войне с Лумерией, и он использовал их лишь изредка, в основном против больших армий светлых фейри. Возможно, он планировал задействовать их во время вторжения в Иссос, который уже находился в поле зрения его армии.

Но когда я пойду на Иссос, я не стану использовать армию нежити. И не стану применять свою силу огня. У меня был совсем другой план.

Когда я подошёл к глубокой яме, где долгие годы слушал стоны, визги и скрежет костлявых пальцев нежити по каменным стенам, меня охватила глубокая, почти неожиданная радость от вида неподвижной груды костей и черепов в яме.

Полная тишина. Я посмотрел через яму на камеру, где был заточён, где мой отец держал меня, наложив заклятье на прутья, чтобы я не мог бежать. Затем я улыбнулся, увидев погнутые прутья, которые мне удалось раздвинуть, когда моя магия вернулась ко мне мощным потоком, как только я увидел, как в яму бросили маленькую лунную фейри.

Она стала катализатором, вернувшим мне магию. И её повторный плен стал искрой, запустившей мой план наконец убить отца. Не давая себе долго предаваться этим мыслям, я продолжил двигаться по коридору, уходящему от ямы.

В самом конце я ощутил присутствие жизни. Слабое движение, словно кто-то скользнул босой ногой по каменному полу, увлекая меня глубже. Здесь не было факелов. Держа клинок в одной руке, я снял факел с держателя на стене и прошептал:

— Этелин.

Пламя мгновенно охватило голубой уголь на наконечнике.

В камере передо мной стояла тишина. Я решил, что звук был лишь игрой моего воображения, пока не достиг решётчатой двери и не сделал пламя ярче, чтобы оно залило тусклый светом влажную камеру.

На полу по одну сторону лежал скелет, его запястье всё ещё заковано в цепь, а двурогий череп несчастного владельца откатился в сторону, оставляя сгнившее тело. Но с другой стороны камеры было движение.

Тёмный фейри поднял руку, покрытую изорванной, грязной одеждой, прищурившись на свет. Один из его рогов был сломан, а один глаз выколот; по изуродованной глазнице и дальше вниз по лицу тянулся глубокий шрам.

— Кеффа? — мой голос охрип от волнения, когда я подумал, что этот бледный, худой фейри, вглядывающийся в меня единственным оранжевым глазом, может быть моим наставником и самым дорогим другом из давних времён.

— Клянусь богами, это ты, мальчик мой? — донёсся его глубокий хриплый голос.

— Это я, Кеффа, — ответил я, чувствуя, как радость и отчаянное облегчение заставляют меня двигаться быстрее.

Я поставил факел в держатель рядом с дверью и нашёл ключи на противоположной стене. Быстро отперев тяжёлую, скрипучую дверь, я распахнул её и вошёл внутрь. Кеффа всё ещё сидел на полу, но протянул мне руку, чтобы я помог ему встать.

Осторожно подняв его на ноги, я наконец разглядел гордые черты лица своего друга. Его лицо заострилось от голода, пережитого за годы заточения. Я ожидал увидеть презрение за свою долгую задержку, за то, что оставил его гнить в этом унылом аду. Я ожидал увидеть в его глазах отблеск безумия. Но вместо этого меня встретила широкая улыбка, и он крепко сжал мои плечи, произнося слова, которых я никак не ожидал услышать.

— Ты сделал это, да? Ты убил его.

— Да, Кеффа. Твоя Вайла была права.

Его глаз медленно закрылся.

— Тогда она погибла не напрасно.

— Нет, мой друг. Не напрасно.

Он снова открыл свой единственный глаз, и в его взгляде вновь заблестел тот самый умный фейри, который научил меня столь многому в юности.

Его выражение стало серьёзным, голос хриплым, когда он сказал:

— Тогда давай начнём незавершённое дело. Пора усадить тебя на твой трон, Голлайя.

ГЛАВА 5

УНА

Я мерила шагами спальню, в которой меня держали последние несколько дней. Голлайя бросил меня в маленькую гостиную и ушёл, оставив двоих стражников у двери, и с тех пор я его не видела. Некоторое время я слышала эхом доносящиеся крики сражающихся в коридорах дворца, маршевые шаги, приказы, выкрикиваемые одним тёмным фейри другому, а затем всё стихло.

Я не знала, как долго пробыла в этом тёмном помещении, но в какой-то момент задремала в кресле, а очнулась от того, что дверь открылась, впуская яркую полоску света.

Тёмный фейри с двумя рогами, с выбритыми висками и длинной заплетённой косой, ниспадавшей по спине, шагнул внутрь. Пулло — так его звали.

— Следуйте за мной, миледи.

На мгновение я была поражена тем, как почтительно он ко мне обратился. Я не знала, что ждёт меня теперь. Голлайя явно устроил переворот, чтобы убить отца и занять трон.

Голлайя.

Меня прошиб озноб. Я никогда бы не подумала, что молодой тёмный фейри, спасший меня от неминуемой смерти в том подземелье, окажется сыном нашего врага, короля Закиэля. Принц Нортгалла спас меня тогда из этого подземелья. Я предполагала, что он — знатный дворянин, возможно, родственник королевской семьи тёмных фейри. Его необычные глаза свидетельствовали о каком-то знатном происхождении. Но я не знала, что он — принц.

Бейлин рассказывал мне о слухах, будто король Закиэль убил своего единственного сына и наследника по неизвестной причине, хотя были и сообщения послов о том, что ходят байки, будто он сбежал из дворца и живёт где-то на свободе.

Это было не столь важно, ведь эти последние пять лет войны единственным нашим врагом оставался король Закиэль. Войну, которую мой отец начал, когда я вернулась домой избитая, с оторванными крыльями, которые были белоснежными с лунными перьями.

Мои крылья трепетали за спиной при этом воспоминании. Когда они отросли вновь, я восприняла это как чудо богов. Лумера озарила меня своим светом. Но когда крылья начали расправляться, поначалу темно фиолетового цвета, сменяющегося на чёрный по мере роста, я поняла, что это было проклятие. Кроме того, что они напоминали мне о темнице, где меня пытали, они оказались бесполезными. Я не могла летать.

И вот я снова оказалась пленницей в печально известном Чёрном Дворце Нäкт Мира.

По крайней мере, меня держали не в сырой яме. Я не совсем понимала, где нахожусь, но комната, в которую меня привёл Пулло, явно предназначалась для почётного гостя.

Дверь была из голубовато-серого дерева с золотым узором по краям. Чёрные обсидиановые стены коридоров продолжались и в этой комнате, как, видимо, и по всему дворцу.

Одну из стен полностью занимал огромный гобелен, изображавший нимф среди роскошного леса в оттенках зелёного, серого и синего. На камне под солнцем лежала обнажённая фейри-скальд — морская фейри, обитательница голубых вод Мородона. Её изумрудные волосы ниспадали по фарфоровой коже, касаясь воды. Её перепончатые ступни покоились на прозрачной воде, одна рука лежала на округлом животе, другая поддерживала голову. В воде рядом притаился мужчина-фейри, его тело и половина лица скрыты под поверхностью воды, и лишь тёмные, выразительные глаза и синие волосы обрамляли его острые скулы. Он смотрел на неё с почтением. Мне показалось странным, что столь дивный гобелен украшает комнату тёмного фейри, но я не могла не восхититься его красотой.