- Сорен Кесслер, сын владетеля Кесслера из Брулена.
- Ну и как вас из Брулена ко мне занесло? - Вытянувшийся струной, напряженный юнец не понравился Рене с первого взгляда: ему было нечего здесь делать, он был посторонним и сейчас было не время для подобных случайных гостей.
Сын владетеля Кесслера вспыхнул до ушей, уже приоткрыл рот, чтобы ляпнуть какую-нибудь дерзкую глупость, но потом осекся. Склонил голову, сцепил ладони в затертых перчатках перед грудью.
- Ваша милость, прошу вас прочитать письмо.
Рене нехотя раскрыл футляр, достал свиток с вытисненным на ткани гербом рода Гоэллонов, поднес его к лицу. Ровные буквы, выведенные твердой рукой, расплывались перед глазами, но суть была ясна: Кадоль, капитан охраны Руи Гоэллона, счел необходимым отправить подателя письма в полное распоряжение Рене Алларэ. Приписка в конце говорила о том, что за юношей установлена слежка, а потому желательно проявить к нему внимание.
Алларэ швырнул свиток на стол и тихим шепотом выбранился. Слежка?! Только этого сейчас и не хватало! О чем думал гвардеец Гоэллона? Разумеется, не о том, что ставит под угрозу весь замысел Рене - откуда ему знать...
Мальчишка так и стоял, склонив голову. Тонкие пальцы нещадно мяли перчатки, скручивали и почти что рвали несчастную лайку на части. Кто следит за этим юным нервическим созданием? Королевская тайная служба? С какой стати?
- Пьетро, кувшин горячего вина! - крикнул Рене, потом, с трудом подавив неприязнь и желание нагрубить, указал Кесслеру на стул. - Садитесь, у меня к вам много вопросов.
У незваного гостя был такой вид, словно он рад бы схватиться за шпагу, но что-то заставляет его терпеть обращение Рене, и это казалось вдвойне подозрительным. Разумеется, гвардеец Гоэллона не отправит к Алларэ заведомого шпиона, но кто знает, какое представление ухитрился разыграть этот мальчишка перед Кадолем? С одной стороны, он явно был вспыльчивым и дерзким, такие не умеют прикидываться. С другой - вот, молчал же, и терпел. Ради чего?
Через час, задав Кесслеру две сотни вопросов, Рене убедился, что все, изложенное бруленским юношей и достаточно связно, и достаточно глупо, чтобы походить на правду. Только походить, разумеется: недоверие осталось, но история Кесслера звучала вполне логично, если сделать поправку на его девятнадцать лет, из которых семнадцать прошли в тихом бруленском владении, где на молодого дурака, не слыхавшего ни об интриге, ни о тайне, не нашлось подходящего воспитателя.
Реми, надо понимать, тоже не взял на себя труд объяснить своей очередной игрушке, что на свете, помимо старомодных рыцарских романов, существует еще и настоящая жизнь, в которой одинокие сопляки не могут освобождать заключенных из Шенноры, но зато могут доставить прорву неприятностей не только себе, но и всем окружающим.
Если, конечно, вся эта история - правда, а не ловко и со знанием дела состряпанная провокация короля или его присных. Увы, у Реми не спросишь, так ли это; имеет ли пылкий бруленский юноша, якобы готовый пробежаться по углям босиком, чтобы спасти герцога Алларэ из тюрьмы, хоть какое-то к нему отношение...
- Я одного не понял, - глядя в упор на Кесслера, жадно хлебавшего вино, спросил Рене. - Какое вообще вам дело до моего брата?
Вместо ответа нежданный гость поперхнулся и принялся кашлять так, словно пытался расстаться с легкими. Рене прищурился. Сначала ему показалось, что мальчишка притворяется и затягивает паузу, чтобы не отвечать. Потом пришлось все-таки встать и от души настучать его промеж лопаток: бруленец аж посинел, зашедшись в кашле.
- Сс-паси-бо, - выдохнул тот наконец.
- Пожалуйста. Но на вопрос вы не ответили.
- Я и не могу на него ответить... - краснеть поверх синюшной бледности от недавнего удушья - идея не из лучших; теперь Кесслер здорово походил на жоглара в гриме. Синее, красное, а местами и белое: кончик носа и веки.
- Тогда вставайте и убирайтесь вон! - Рене окончательно разозлился.
- Я поклялся выполнять... ваши распоряжения, господин Алларэ. - Говорить юноше было еще трудновато, но сил для очередной щенячьей дерзости уже хватало. - И я уберусь. Скажите только, куда.
"К Сотворившим на суд!" - едва не ответил Рене, потом до него дошло, и он обрадовался, что вовремя прикусил язык: после такого ответа мальчишка наложит на себя руки, и это останется на совести приказавшего...
- Поклялись? Хорошо. Распоряжение первое. Вы ни при каких условиях, ни под пыткой, ни добровольно, не станете рассказывать кому-либо о том, что услышите, увидите или поймете, находясь при мне. Поняли?
- Да, ваша милость.
- Оставьте ваши церемонии. Господин Рене - вполне довольно. Распоряжение второе: ответьте же, с чего вы так вцепились в моего брата и герцога?
- Я очень многим обязан господину герцогу Алларэ, - глядя в стол, выдавил из себя бруленец.
- Надеюсь, достаточно многим, чтобы не предать его?
- Господин Рене!!! - рука выпустила кружку и оказалась на эфесе.
Левая. "Левша, значит, - подумал вскользь Рене. - Как я, как Реми...".
Тяжелый табурет с глухим стуком повалился на утоптанный земляной пол. Тесная комнатка рядом с общей залой харчевни не слишком подходила для гневных прыжков возмущенного юношества. Бруленец был почти на голову ниже Рене, и чтобы уставиться на того в упор, ему понадобилось задрать голову.
- Что вы распетушились, Кесслер?
- Ваш вопрос оскорбителен!
- А вы - весьма неискренни. Кесслер, вы не первый... молодой человек, решивший добиться благосклонности моего брата. Только среди этой породы пока не находилось полезных. Почему я должен вам доверять?
- Я же поклялся...
- Это не делает вас членом нашей семьи, а наши беды - вашими.
- Господин Рене! Или выгоните меня вон, или... Но перестаньте меня оскорблять! Я не хотел ехать к вам. Меня к этому принудили...
- Я еще помню ваш рассказ. Ладно, Кесслер - вы хотите быть при мне, и место для вас найдется. Но как только вы решите еще раз показать характер, я прикажу вам отправиться в родное владение. Это Реми забавляют подобные вам юные герои, но я - не Реми.
- Я буду беспрекословно выполнять ваши распоряжения.
- Надеюсь на это. Вы ехали всю ночь?
- Да, господин Рене.
- Так мне еще и придется ждать, пока отдохнет ваша лошадь... - вздохнул Алларэ. - Кесслер, вы явились удивительно не вовремя.
Все же ему удалось вытряхнуть из мальчишки пыл и заносчивость. Бруленец сморгнул, пытаясь сделать вид, что глаза вовсе не наполнились слезами, потом провел по лицу рукавом, размазывая пыль и пот в бурые полосы. Рене еще раз вздохнул. Вокруг герцога Алларэ всегда крутилась стайка подобных щенков - и в столице, и в замке. Сынки собственных вассалов, столичные бездельники и заезжие провинциалы, готовые пробежаться по потолку, чтобы Реми обратил на них внимание, но ни на что не годные. Пустомели, чуть что, хватавшиеся за шпагу - ну и где был хоть один из них, когда Реми арестовали? Где этот вот прошатался половину девятины, почему не приехал раньше? Бродил вокруг Шенноры и строил великомудрые планы? Впрочем, этот хоть явился - остальные и вовсе разбежались...
- Сядьте! - свой приказ Рене подкрепил шлепком по плечу, а то незваный гость, кажется, совсем погрузился в страдания. - Пьетро, завтрак для господина Кесслера! Итак, господин Кесслер. Вы будете исполнять при мне обязанности порученца. Если вы проявите себя достойно, можете рассчитывать на чин лейтенанта личной гвардии герцога. Если нет - вы пожалеете о своей опрометчивой клятве. Ясно вам?
- Да, господин Рене.
- Итак, слушайте...
Алларэ не собирался выкладывать мальчишке все свои планы, но диспозицию обозначить было необходимо. В конце девятины Святой Иоланды Рене узнал о том, что герцог и герцогиня Алларэ арестованы и заключены в Шеннору; седмицей позже - о смерти Мио. Если первое известие заставило его только безмерно удивиться и начать расследование, то второе стало последней каплей в чаше негодования. Ложные обвинения и убийство кого-то из членов семьи Рене, по обычаю герцогства, временно ставший главой Старшего Рода, не собирался прощать никому; а королю Ивеллиону II - особенно.
