- И тут - то же самое... Кровь. Все на крови. Если не на крови, так на жизни.
- А ты хочешь, чтобы было иначе? - удивился Саннио. - Даром? Даром, как говорится, за амбаром.
- Нет. Не хочу. Я лишь хочу, чтобы это, - кивок вверх, - не называло себя ни добром, ни мерилом праведности. Если они, как слуги, творят желаемое за плату, то они и есть слуги, а не что-то высшее. И я этих слуг не нанимал!
- Альдинг... - предостерегающе вскинул руку Гоэллон. Вокруг и так творилось что-то нехорошее, тревожное. Стены мелко, тонко постанывали и уже не казались такими надежными и прочными, как раньше.
- Если слышат - пусть слушают, - улыбнулся северянин. - Я не буду больше принадлежать к их Церкви. Мне не нужны ни такие дары, ни такие чудеса.
- В "заветники" пойдешь?
- "Заветникам" больше некому молиться, - Альдинг кивнул на парящую темную лужу. - Нет. Я просто хочу быть последовательным, если ты меня понимаешь.
- Нет, - признался Саннио. Воздух все больше казался густой патокой. Дышать было трудно. - Не понимаю.
- Я не хочу этих богов, а потому не хочу и их чудес. Было бы не слишком достойно отвергать кого-то и пользоваться его дарами, верно?
- Верно, конечно. Но как бы ты хотел, чтобы было? - камень под ногами неприятно подрагивал, и Саннио опасался, что сейчас Альдинг доболтается и боги обрушат Храм на всех и вся: и на богохульника Литто, и на остальных, и на ни в чем не повинных паломников, разбивших лагеря внизу. Эти боги на такое были вполне способны. Один собор они уже развалили, не обратив внимание на то, что никого, кроме служек и настоятеля, в нем уже нет.
- Чтобы не сбывалось то проклятье. Ни по ошибке, ни по случайности. Чтобы, если уж боги ошиблись, они сами исправили свою ошибку - любой ценой, хоть собственной гибели. Чтобы они не ждали, пока пострадавшие невинно найдут способ просочиться в щель между законами, что приняли они, чужаки, и как-то избавиться от участи, на которую обречены. Чтобы тот, кто поверг их вековечного врага и соперника, не погибал случайно...
- Это не случайно, - вздохнул Саннио. - Это я дурак...
- Перестань, я знаю, что ты увидел и о чем подумал. И проклятье, все то же проклятье. А потом - Араон, он самый слабый из нас, и он умер бы, а эти забрали бы его целиком, без остатка, и считают, что так и должно быть...
Стены уже казались совсем зыбкими - темный пар, грозовые облака. Неужели Альдинг этого не видел? Только Саннио? Гнев богов или что-то иное?
- Понимаешь, они всегда, всегда забирали нашу жизнь в обмен на чудеса. Это не их чудеса, это наши чудеса, сделанные нами! Они только... - Альдинг, наверное, впервые в жизни не мог подобрать слово. - Издают новые указы, как король Собраны! Говорят, чтобы сбылось - но может сбыться и без их слова, была бы сила, как у той тамерки...
- Откуда у нее сила?
- От самозванца, явившегося вместе с Противостоящим. Знаешь, как его звали? Ингальд. Забавно, верно?
Саннио не сразу понял, о чем говорит друг; он никогда не любил играть в анаграммы. Потом до него дошло.
- Он стоял за моим плечом еще у колыбели. Он и его птицы. А эти, - еще один кивок вверх, - молчали и не вмешивались. Никогда не вмешивались. Они запрещали нам стрельный состав и древние языки, уничтожали старые книги - но не вмешивались, когда Ингальд вкладывал свое проклятие в уста тамерки, когда проклятые умирали, даже когда ты стрелял! Я не хочу поклоняться подобной силе, она мне не нужна!
- Морду бы набить таким богам! - от всей души сказал Саннио.
"Ну что ж, попробуйте!" - прозвучал смутно знакомый голос. Эллонский наследник, кажется, уже слышал его. Довольно давно, и тогда этот человек говорил серьезно, слегка напыщенно, а теперь он с трудом сдерживал смех.
Оба друга одновременно вздрогнули и оглянулись, но пещера была абсолютно пуста...
...а потом и Саннио, и Альдинг, наверное, моргнули - или уж моргнула сама пещера, моргнула, и перестала быть зыбкой.
Зато прямо напротив Саннио и Альдинга, на самом краю темной ядовитой лужи, стояли двое. Ошеломленно озираясь, поддерживая друг друга, недоумевая. Ровным счетом ничего божественного в них не было, не то что четверть часа назад.
Двое людей, высокий мужчина в дорожной одежде, пропыленной, выжженной злым светом южного Предела, и статная полногрудая женщина, чем-то похожая на Ханну. Толстая, в руку, коса, округленные янтарные глаза. Красивые глаза, да и женщина красивая. Смуглолицый мужчина с перебитым носом таким понятным жестом обнимал ее за плечи. Муж. Защитник.
Оба взирали на Саннио, как на виновника всех горестей и бед, но без гнева, только с одинаковым вопросом. Двумя вопросами: "За что?" и "Как мы тут оказались?".
Малейшее стремление к мордобитию оставило Алессандра раз и навсегда.
Для начала ему захотелось куда-нибудь провалиться подальше от алтаря и зримых последствий собственной опрометчивости в словах. Реми Алларэ не раз говорил Саннио, что язык его доведет до Предельной северной пустыни, а то и куда подальше - но вот что до подобного, так и Реми вообразить не мог, наверное.
Молодой человек даже потер глаза, надеясь, что боги окажутся видением и расточатся, как полагается добропорядочному видению; он едва не приложил ладонь к сердцу с молитвой - потом до него дошло, что в данной ситуации это было бы несколько неосмысленно.
- Здравствуйте, - ляпнул он в следующий момент.
Мужчина, приподняв бровь, поглядел на Саннио, потом обернулся, взглянул на потолок. Мысли его были просты, понятны и прекрасно читались по открытому добродушному лицу. Воина интересовало, кто же это им так подсуропил.
Младшего - и отнюдь не трудами этой парочки, а ровно наоборот, это молодой человек еще помнил, - Гоэллона это тоже интриговало до крайности; но он никак не мог вспомнить, кому же принадлежал тот смеющийся голос.
Что делать, он не знал. Покосился на Альдинга - тот тоже не знал. Только что читал гневные речи, грозился выйти из лона Церкви и вообще всячески выражал свое недовольство богами, а теперь, стоя лицом к лицу с ними, замер, словно его окатили из кадки ледяной водой. Такой, с хрустящими на поверхности льдинками, которые застревали в волосах и не сразу таяли. Как в школе мэтра Тейна учеников окатывали...
Очень хотелось, чтобы дядя ненадолго отвлекся от Араона; Саннио уже подозревал, что у него появится приемный двоюродный брат, и это было справедливо и правильно, но не мог бы герцог все-таки оторваться от юного спасителя и сделать что-нибудь с этим... с этими?..
- Так-так-так... - Руи, должно быть, услышал мысли - а потом увидел, чему они посвящались и осекся, впрочем, ненадолго. - Ни на минуту оставить одних нельзя! Что вам всем мешало дать мне спокойно умереть - это, право, лучше, чем любоваться вашими выходками! - Саннио не без ехидства подумал, что дядя тоже понятия не имеет, что же теперь делать. Но сообразил он быстро. - Прощу прощения... господа, за этот инцидент.
Легкий поклон; герцог Гоэллон даже в тяжелой кольчуге ухитрялся двигаться стремительно и элегантно. Дама в широком старинном платье впервые пошевелилась, поднесла руку к виску и заправила за ухо прядь волос оттенка пшеничной соломы.
Боги - бывшие, надо понимать, боги - внимательно смотрели на герцога Гоэллона. Так же Саннио недавно рассматривал алтарь: десяток раз читал описания, а тут увидел своими глазами и предмет лишь отчасти походил на свой словесный портрет. Должно быть, и смертные из горних высей тоже выглядели как-то иначе. Очень хотелось спросить, как - но молодой человек прикусил язык, справедливо предполагая, что получит тяжелый подзатыльник.
- Ну что ж, - сказал дядя, пожимая плечами. - Значит, будем жить.
- Долго и счастливо? - ехидно спросил Саннио.
- Да разве ж с вами, драгоценнейший мой, это возможно?
Боги неловко - неумело - улыбнулись.
- Придется, а то куда же вы от нас денетесь? - ухмыльнулся Саннио.
