А как же живут рабочие в Буэнос-Айресе?

Я видел, как они живут. Прежде всего, они живут на окраинах, и в центре города их никогда не видно. Городские рабочие комплектуются, главным образом, из итальянских и в последние годы из польских переселенцев. Оплачиваются они недурно, но жизнь так дорога, что они живут чрезвычайно плохо. Профсоюзное движение слабо. Власти, особенно полицейские, обращаются с ними жестоко и надменно. Жилищный вопрос ужасен. Семьи в 6–8 человек часто ютятся в домишках в пару квадратных сажен, наскоро сколоченных из упаковочных ящиков и обрезков жести.

Я не знаю, как живут рабочие на плантациях, говорят, что там они имеют хорошие жилища и пищу, но во всем остальном они являются совершенными крепостными в руках помещиков и их управляющих.

Но довольно об Аргентине.

20 января в шесть часов вечера пароход «Хайланд-Лок» отдал швартовы и, медленно развернувшись в реке, тронулся в Монтевидео, а оттуда, с единственным коротким заходом на Канарские острова, в Лас-Пальмас, прямо в Лондон.

18 февраля я был вновь в действительно туманной на этот раз столице Англии.

Густой, непроницаемый туман продержал нас на якоре в устье Темзы двое суток. Пассажиры бесились и приставали к капитану с глупыми вопросами, а капитан задал только один вопрос за обедом в салоне первого класса:

— Вы слышали свистки и колокола других судов вокруг нас. Как вы думаете, сколько приблизительно судов мы увидели бы, если бы туман сразу рассеялся?

Кто сказал двадцать, кто тридцать, а одна дама «ахнула» — сто. Все засмеялись. А капитан спокойно ответил:

— Не меньше четырехсот, — и углубился в тарелку с супом. Действительно, когда на другой день туман разошелся, то мы увидели, в какой каше из больших и маленьких пароходов, барж, шаланд и рыбачьих траллеров стоял наш «Хайланд-Лок».

Дувр, Остенде, Брюссель, Берлин, Варшава промелькнули в двое суток…

Трехдневная задержка с докладом в Москве, и вот я опять дома, в милом родном Ленинграде, который оставил девять месяцев тому назад.

Когда-то вернется «Товарищ»?!

«Товарищ» вышел из далекого теперь от меня Буэнос-Айреса с грузом в Ленинград 20 апреля.

1 мая в газетах появилось поздравление экипажа «Товарища», посланное по радио из южного Атлантического океана.

25 мая новое радио известило о переходе «Товарищем» экватора в долготе 27°42′ к западу от Гринвича.

С тех пор о «Товарище» долго не было ничего известно.

Мой телефон все чаще и чаще начал позванивать. Ко мне, как к старому моряку и бывшему капитану «Товарища», обращались за справками родственники и друзья членов экипажа корабля.

С конца мая в их вопросах начала чувствоваться нешуточная тревога.

— Где же «Товарищ»? Ведь у него есть радио? Отчего он не дает о себе знать? Что вы думаете об его положении? Вы читали в газетах, какой ураган пронесся над Нью-Йорком? Над Гамбургом? Над Крымом?..

Я успокаивал всех, как только мог. Но в конце концов тревога начала зарождаться и у меня.

Я послал телеграмму Аркосу в Лондон с просьбой уведомить о местонахождении «Товарища». Ответ получился в тот же день: «Позиция неизвестна, радио ответа нет».

Я, конечно, знал, что это еще ничего не доказывает. Что такое радиоантенна на большом парусном корабле? Паутина из тонких проволок, укрепленная на верхушках брам-стеньг на высоте двадцати пяти сажен над водой. В шторм корабль может легко потерять не только антенну, но и самые брам-стеньги со всеми верхними реями и такелажем, но от такой поломки до гибели корабля еще далеко. Наконец, на «Товарище» один радиотелеграфист, да и тот очень нервный и болезненный человек. Он мог тяжело захворать, даже умереть, и тогда вся сложная радиоустановка корабля осталась бы мертвой. Однако на душе у меня было тяжело… Неужели «Товарищ» погиб в океане? А вместе с ним погибли и товарищи, с которыми я сжился, сроднился за полгода тяжелого океанского плавания? Товарищи, лица которых до сих пор стоят у меня перед глазами, а голоса звенят в ушах… Неужели погибли молодые, здоровые работники, полные сил, энергии, жажды жизни и жажды знаний?.. Молодая красная гвардия торгового флота, которая должна была принести громадную пользу и политическому, и хозяйственному строительству нашей молодой Республики! Неужели капитан Фрейман, мой бывший старший помощник, прекрасный моряк, спокойный, рассудительный человек с здоровыми, крепкими нервами, сделал какую-нибудь грубую ошибку, погубившую корабль?.. Нет, это невозможно!..

Я гнал от себя эти мысли, объясняя молчание «Товарища» недоразумением или случайностью, и старался успокоить всех, кто обращался ко мне за справками о корабле.

Я послал в Аркос вторую телеграмму с просьбой уведомить меня, как только получатся какие-нибудь известия о «Товарище». В ответ я получил письмо, в котором Аркос уведомлял меня, что он имеет основание беспокоиться за судьбу «Товарища», так как на четыре радио, посланные в четыре различных пункта берегов Атлантического океана, ответа не получено.

Весь июнь прошел в неизвестности о судьбе «Товарища».

Вдруг 4 июля я получил телеграмму из Аркоса:

Я испытал то чувство, которое пережил когда-то, в дни моей молодости, на маленькой парусной шхуне, попавшей в ураган. Шесть дней нас заливало волнами. Шесть дней мы не могли нести ни одного паруса. Шесть дней мы готовились к смерти. Однако мы спали, ели, разговаривали. Но что-то тяжелое, тоскливое, душное жило в нашем подсознании. И только на седьмую ночь, когда веселый голос вахтенного крикнул в двери кубрика: «Пошел все наверх паруса ставить!» — мы выскочили на палубу, увидели луну, проглянувшую между разорвавшимися тучами, услышали мягкий, шелестящий шум ветра вместо того ужасного рева, который стоял день и ночь в наших ушах, и почувствовали, что это тяжелое, тоскливое, душное исчезло, рассеялось, улетучилось…

Я не знал, в каком порту остановится «Товарищ». Очевидно, не знал этого и Аркос, не знал и сам капитан Фрейман. Не было сомнения, что «Товарищ» получил хороший попутный ветер и спешит им воспользоваться, чтобы проскочить трудный и опасный для парусных кораблей Английский канал. Несомненно было и то, что кораблю необходимо было зайти в один из иностранных попутных портов для пополнения запасов пресной воды, провизии и одежды. Но куда он зайдет? Докуда донесет его попутный западный ветер? Я послал приветственную телеграмму в Лондон с просьбой к Аркосу передать ее в тот порт, в который зайдет «Товарищ».

6 июля пришла телеграмма из Дувра, маленького английского порта при выходе из Па-де-Кале:

Итак, «Товарищу», для того, чтобы закончить свое исключительное плавание, оставалось сделать всего 1350 миль… Я говорю «всего», потому что 1350 миль являются действительно пустяком после переходов Мурманск — Росарио, Росарио — Дувр.

Через несколько дней я получил целую пачку писем от комсостава и учеников с «Товарища». По этим письмам можно было установить дальнейшие этапы плавания корабля.

После выгрузки в Росарио «Товарищ» перешел в столицу Аргентины Буэнос-Айрес для погрузки квебрахового дерева на Ленинград.

20 апреля снялся из Буэнос-Айреса. 16 мая пересек тропик Козерога и сразу получил свежий попутный ветер, не оставлявший его до самых берегов Европы. Через девять дней после тропика Козерога, 25 мая, «Товарищ» уже перешел через экватор, совершенно не почувствовав на этот раз страшной для парусных кораблей штилевой полосы. 3 июня он перешел через тропик Рака и 4 июля влетел с крепким попутным ветром в Английский канал. На другой день ветер начал постепенно стихать. Утром 6 июля, едва двигаясь под обессиленными, повисшими складками парусами, «Товарищ» добрался до выхода из канала и отдал якорь на Дуврском рейде, сделав, считая в оба конца, около 24 000 морских миль без единой серьезной аварии.