— Маргарита Евгеньевна, — начинает он, но я не даю ему закончить.
— Выйди! — я почти шиплю, чувствуя, как от возмущения в горле пересыхает. — Немедленно!
Роман делает шаг назад, его взгляд становится более серьёзным, но он не уходит.
— Хорошо, успокойся, — говорит он мягче, но это только ещё больше выводит меня из себя.
Роман Андреевич смотрит на меня ещё мгновение, чуть прищурив глаза, будто хочет что-то сказать, но потом молча уходит, прикрывая за собой дверь. Как только он выходит, я чувствую, что ноги подкашиваются. Сердце стучит в ушах, а руки дрожат, когда я хватаю свою сумку. Быстрее уйти отсюда, не видеть его!
Выбегаю из комнаты отдыха, натягивая на плечо ремень сумки. Как будто этого недостаточно — как будто надо бежать ещё быстрее.
— Рит, ты домой? — окликает меня Антон Ильич, как только я подхожу к воротам.
— Да, — выдыхаю.
Он поднимает брови, глядя на меня внимательно:
— Эй, ты чего такая взбудораженная-то? Подвезти тебя? Я тоже собрался уходить.
Секунда размышлений — да, сейчас мне точно не стоит оставаться наедине с собой. Я киваю, торопливо соглашаясь:
— Знаешь, а давай!
Спустя примерно неделю, во время ужина я почувствовала, что мне больно жевать. Не сильно, поначалу был только лёгкий дискомфорт. И поскольку график у меня плотный, а дел много, я не стала раздувать из мухи слона. Как-нибудь попозже схожу к врачу. Когда буду посвободнее.
Вот только с болью в челюсти, которая становилась всё более невыносимой со временем, каждый день казался испытанием. Я почти не могла жевать, а твёрдую пищу вообще исключила из рациона. Вместо обеда в коробке на работе у меня бананы, которые хоть как-то утоляли голод, но боль при каждом движении челюсти не проходила.
— Ритуль, через неделю собираемся в баре собраться, посидеть, потрещать, ты как, с нами? — внезапно подхватывает меня на ходу Инна, едва я успела сделать глоток воды.
— Нет, я пас, — отмахиваюсь, даже не в силах выдавить обычное "может быть". Не до веселья.
— Чего ты такая смурная-то? Неужели из-за Романа Андреевича? — Инна заглядывает мне в лицо, как будто пытаясь прочесть что-то между строк. — Что-то он тебя невзлюбил.
Я озадаченно смотрю на неё, сдерживая раздражение. "Вовсе не в этом дело", — думаю про себя, но слова застревают в горле. Объяснять всё просто не хочется.
— А мне кажется, что на меня он уже чаще смотреть стал, — с ноткой кокетства продолжает она, видимо, довольная собственным наблюдением.
Внутри всё переворачивается. Никакой реакции на её слова я не показываю, но раздражение нарастает. С трудом глотнув, понимаю, что боль пронзает челюсть даже при разговоре. Надо срочно что-то с этим делать, но времени, как всегда, нет.
После очередной изнурительной операции доползаю на кухню, чтобы пожевать кусочек банана. Как только делаю пару укусов, становится так больно, что слёзы из глаз брызгают.
Я устала, замоталась, ещё челюсть эта. Всхлипываю раз, другой. И слёзы потоком прорываются. Сижу, закрыв руками лицо, расклеившись окончательно.
Дверь кухни хлопает, но мне не хочется ни перед кем показывать свою слабость. Поэтому я отворачиваюсь, вытирая щёки ладонями.
— Маргарита Евгеньевна? — знакомый голос Романа Андреевича звучит совсем рядом. — Рит, ты плачешь, что ли? Что случилось?
Я сжимаю кулаки и пытаюсь скрыть своё состояние, но слёзы льются всё сильнее. Все накопившиеся за неделю усталость, боль и напряжение выплёскиваются разом. Неужели он видит меня такой слабой?
— Всё в порядке, — выдыхаю, пытаясь взять себя в руки, но голос предательски дрожит. — Просто устала, — мямлю не оборачиваясь.
Он подходит ближе, присаживается рядом и тихо повторяет:
— Рита, что происходит?
Его голос, неожиданно мягкий, пробивает все мои оборонительные стены, и я выдавливаю из себя:
— Челюсть… Уже несколько дней болит, не могу есть, даже говорить больно… — голос срывается, и я прикусываю губу, стараясь не разрыдаться снова.
Роман молчит несколько секунд, а затем неожиданно решительно произносит:
— Почему не сказала раньше? Иди покажи мне, — тоном, не терпящим возражений.
— Я… как-нибудь справлюсь, — пытаюсь упрямо возразить, но он уже встал и взял меня за руку, как бы говоря, что это не обсуждается.
— Никаких "как-нибудь", — произносит он тихо, глядя мне в глаза. — Ты что, собиралась так дальше работать, пока совсем не перестанешь говорить и есть?
10
Рита
— Нет, запишусь к врачу, но…
— Пожалуйста, доверься мне сейчас. Я тебе не враг, что бы ты себе ни придумала, Рит, — его голос звучит неожиданно мягко, но уверенно.
Его рука, сильная и тёплая, держит мою, и я поднимаю на него взгляд. Наши глаза встречаются, и в этот момент всё вокруг замирает. Я внезапно ощущаю себя маленькой девочкой, рядом с которой стоит кто-то, способный решить все мои проблемы одним движением. Невольно провожу параллель: с Кириллом я себя так никогда не чувствовала. С ним было по-другому — всегда борьба, напряжение.
Хуже не будет, правда? Боль такая невыносимая, что я готова на что угодно, лишь бы избавиться от неё. Без сил сжимаю его руку чуть крепче и, собравшись с духом, киваю:
— Хорошо. Осмотри меня.
Роман, казалось, мгновенно сменил свой лёгкий, привычно поддразнивающий тон на профессиональный и спокойный. Его глаза больше не выражали ни тени иронии, только полная сосредоточенность.
— Садись, — говорит он, слегка сжав мою руку, как бы напоминая, что сейчас я могу довериться ему.
Я осторожно опускаюсь на стул, чувствуя, как внутри всё дрожит. Стараюсь не думать о том, как близко он стоит, не обращать внимания на его присутствие, но это сложно. Вроде бы я всего лишь его пациентка в этот момент, но чувствую что-то совершенно иное.
Он осторожно убирает прядь моих волос за ухо, касается моего подбородка, чуть приподнимает его. Я вижу, как его взгляд внимательно изучает моё лицо, заставляя замереть.
От него веет терпким, волнующим ароматом — смесь свежести туалетной воды и чего-то глубоко мужского. Лёгкий оттенок древесных нот, пряная теплота и едва уловимый намёк на мяту. Этот запах мгновенно заставляет моё сердце сбиться с ритма, как будто он окутывает меня невидимой сетью.
Роман, глядя на меня, задумчиво прищуривается, а затем просит:
— Открой рот, — его голос звучит спокойно, почти успокаивающе.
Я слушаюсь, стараясь не обращать внимания на его близость. Его пальцы лёгкие, но уверенные, аккуратно проводят по линии челюсти, чуть надавливая. Чувствую боль и напряжение в суставах. Роман отпускает подбородок и пристально смотрит мне в глаза.
— Это не зубы, — произносит он, и его слова меня озадачивают. — Ты сильно сжимаешь челюсти. Похоже на стрессовое напряжение. Это вызывает воспаление сустава.
Я в недоумении поднимаю брови:
— Сжимаю челюсть? Но…
— Да, скорее всего, ты делаешь это бессознательно. Особенно ночью. Ты не замечала, что просыпаешься с чувством напряжения в лице? — он чуть наклоняется, внимательно вглядываясь в мою реакцию.
Я задумываюсь. Да, несколько раз просыпалась с ноющей болью, но как-то не придавала этому значения.
— Что мне теперь делать? — почти шёпотом спрашиваю, чувствуя, как по мне прокатывается новая волна усталости.
— Нужно расслабляться, — его голос снова приобретает заботливый, мягкий тон. — Я советую тебе использовать специальную каппу на ночь, чтобы разгрузить суставы. А в ближайшее время тебе нужен отдых. Настоящий, без этого постоянного внутреннего напряжения.
— Думаешь, так легко взять и расслабиться? — я чувствую, как слёзы снова подступают от бессилия.
Роман чуть сильнее сжимает мою руку, и его взгляд становится ещё более серьёзным:
— Рита, ты должна начать заботиться о себе. Пойдём, у меня есть знакомый в челюстно-лицевой хирургии, сделаем тебе слепок для каппы.
— Как ты это делаешь? Ты тут три недели, а у тебя уже везде есть знакомые?