Учебникам, что оставались со школы, тоже приделали ноги, хотя кому они понадобились было не очень понятно, к тому же они были далеко не новыми. Разве, что на туалетную бумагу изорвать. Впрочем, я особенно не переживал. Видя, что я никак не реагирую на подобное, немного пофыркали на меня, и вроде бы успокоились. После завтрака, все мы отправились в школу, при этом, мне никто не удосужился рассказать о расписании, о том, что задавали учить, и о местных правилах. Одним словом, решили устроить себе праздник подставив новичка по полной.
Преподаватели тоже оторвались от всей души, спрашивая меня на каждом уроке. И если на основных я еще что-то бормотал, показывая хоть какие-то знания, то на «Истории Узбекистана» которую я не особенно любил, и «Узбекском языке», который вообще не воспринимал как предмет, откровенно плавал, только потому что он был никому не нужен и в моей прошлой школе его давали на — отвяжись. Тем более, как это обычно было принято в Союзе, заставляли изучать классический, литературный узбекский язык, который в большинстве случаев не понимают сами узбеки. Вы думаете я вру? А попробуйте спросить любого узбека, о чем поют их знаменитые национальные певцы. И большинство не сможет сделать точного перевода. Я как-то еще в прошлой жизни спросил об этом одного знакомого и тот долго вслушивался в песню, а после сказал, что певец поет о любви.
— А конкретно. Хоть пару строк переведи.
— Это литературный язык, я плохо его понимаю на слух.
— А зачем тогда петь такие песни, которые никто не понимает?
— Но вот ты же слушаешь, например, «Queen», «Led Zeppelin» или «Abba», ты понимаешь, о чем они поют?
Я тогда не знал английского так хорошо, как сейчас и потому ответил:
— Нет, но тут важно скорее музыка, общий фон. Ведь красиво же поют.
— Вот и у нас так же. Мы считаем эту мелодию прекрасной, и вдобавок пусть не весть текст, но все же понимаем, о чем именно поют. А ты не знаешь даже этого. И потому традиция такая создавать песни и литературные произведения именно на классическом языке, чтобы при необходимости его могли понять в любом месте республики.
Да это только в России язык практически одинаково на всей территории, а в том же Узбекистане, например, в Каракалпакии, говорят совсем иначе, чем в Ташкенте или Намангане. Хотя расстояния гораздо меньшие, чем между Москвой и допустим Хабаровском.
В итоге, я схлопотал двойку по «Истории Узбекистана», а узбечка, преподававшая язык, сделала мне замечание. Как результат, уже после обеда, весь мой класс выстроили в общежитии, сунули мне в руки учебник «Истории» и заставили учить параграф, по которому я получил двойку, наизусть. Разумеется, можно было возмутиться, применить свои способности. Но мой старый приятель предупредил, что лучше и быстрее будет просто выучить. Тем более, что все равно заставят. А самое паршивое состояло в том, что пока я учил этот параграф весь класс стоял в строю напротив меня, сверля меня злобными взглядами. Здесь во всю действует правило: «Один за всех, и все за одного», точнее скорее вторая его часть. Другими словами даже если бы я взбунтовался, то пока не выучил бы этот чертов параграф, все остальные продолжили бы стоять в строю. А ночью….
Все же час стояния в казарме, никого не настраивает на благодушие. Зато достаточно быстро учит правилам поведения, и заставляет учиться, через «не хочу» или «не могу». Даже если не понимаешь предмета, учи наизусть, зубри, но когда вызовет преподаватель, будь добр ответить. Пусть на «трояк», но главное не двойка. В противном случае накажут всю группу. А уж группа отомстит за это тебе.
Ночью мне устроили темную. По сути, так было даже проще. Прикрыли одеялом и слегка попинали через него. Ну типа для того, чтобы я не видел, кто пинал и не мог пожаловаться на него. Я как раз видел всех, благодаря своей способности, но мстить кому-то из них не стал, только потому, что здесь такие правила, и через это прошли считай все. Да и за что, в общем-то мстить? По сути виноват сам. Тем более, что еще раньше знал о том, что за плохое поведение и учебу здесь наказывают. Знал, но решил пустить это на самотек. И вот результат.
Что интересно, после того как выучил, никто не удосужился рассказать о том, какие уроки были заданы на завтра. То есть это сугубо твои проблемы. И правило озвученное выше работает только в одну сторону. Не выучил, все отвечают за одного, но никто не предложит тебе помощи, пока сам не попросишь об этом. Уже представляя, что и завтра все учителя будут смотреть мою подготовку, решил под суетиться и узнать какие именно предметы находятся в расписании. И уже без понукания выучил все самостоятельно.
Следующие дни, проходили относительно спокойно. То есть сблизиться со мной особого желания ни у кого не было. Пока что присматривались, ну и не отказывали в общении. Вообще-то, жить здесь было можно. Это конечно не семья, но с другой стороны, здесь хотя бы не нужно было заботиться о том, где бы и чего сожрать, или надеть. Пусть не слишком сытно, однообразно, но так или иначе, а сильного голода я не испытывал. В крайнем случае, при наличии денег, можно было что-то недостающее приобрести в городе. Больших запретов на выход в город не имелось, разве что было ограничение по времени. И обязательно нужно было ставить в известность дежурного воспитателя, куда ты пошел, когда вернешься. Точнее последнее определял, как раз воспитатель. И если опоздал наказание было неминуемо. Конечно не физическое, но как говорится «Один за всех и все на одного». А уже потом, на тебе отрывались те, кто пострадал из-за тебя. Говорят, такую систему ввел еще «великий» Макаренко, чтоб ему пусто было.
Дни проходили за днями, а бабушка так и не появлялась на горизонте. Причина ее отсутствия для меня была не очень понятна. По моим сведениям, ей сейчас было не больше пятидесяти пяти лет, а это далеко не тот возраст, когда задумываешься о вечности. Да и в письме она приглашала меня в гости. И вдруг, когда это мне понадобилось, полное молчание с ее стороны. Поневоле пришлось вживаться в среду, и устраивать свой быт именно здесь. Учебу я подтянул достаточно быстро, и вскоре уже числился если и не среди хорошистов, то твердо направляющимся в ту сторону. А, что еще оставалось делать? Здесь жили строго по распорядку дня, не отступая от него практически ни на шаг. И если давалось личное время в большинстве случаев хотелось оказаться вне общежития школы-интерната. А, чтобы оказаться за его пределами, нужно было хорошо учиться и не иметь замечаний от воспитателей. А все замечания в отношении воспитанников, в обязательном порядке заносились в специальный журнал. А после еще и ставились отметки, исправился ли воспитанник, или продолжает упорствовать. Все было не так просто.
Кстати, это была именно Школа-Интернат, а не детский дом. Отличия состояли в том, что примерно треть или чуть больше, учеников все же имели за стенами этого заведения родителей, или семью. Просто эти семьи жили в горных кишлаках и аулах, где не было возможности организовать школу, поэтому, как только начинался учебный год, все они приезжали сюда, и находились здесь с сентября по конец мая. Изредка, если за ними приезжали родители, их отпускали на каникулы, в течении года. В противном случае все оставались здесь. Некоторые, как один из моих старых приятелей имели семьи и здесь в поселке, примерно такие же как до недавнего времени была и у меня. Здесь, хотя бы не нужно было думать о том, чем будешь питаться на следующий день, и будешь ли питаться вообще. Почему я сам, в таком случае, до этого момента жил с ними? Из разговоров старших, примерно понял подоплеку этого. Дело в том, что мать получала на меня некое пособие. Много или мало не знаю, но тем не менее эти деньги у нее появлялись. Если бы меня оформили в приют, то выплаты сразу же бы прекратились. Разумеется, это было невыгодно, вот и козыряли тем, что отец, якобы участник войны, и обо мне достаточно заботятся дома.
Хотя, до сих пор до меня не доходит. Как он мог быть участником войны, если родился в 1929 году. На ум приходят только два, нет три варианта. Первый, будучи пацаном сбежал на фронт и пристроился «сыном полка». Насколько я помню такие случаи были не единичны. Только широко известных личностей бывших «сыновьями и дочерьми полков» насчитывается больше двадцати. Навскидку вспоминается советский писатель Валентин Пикуль, бывший во время войны юнгой Северного Флота.
