— Зачем ты всё время мне об этом напоминаешь?

— Просто не могу об этом забыть и всё время думаю об этом. И, кстати, о других мёртвых детишках тоже думаю.

— Забудь!

— О, кровожадная Мэри: А тебе абсолютно наплевать на них?

— Мне нравится, как это прозвучало: «Кровожадная Мэри»!

— А вот увиливать от ответа — нехорошо.

— А если я не хочу отвечать на этот вопрос?

— Значит, тем самым ты и ответила на мой вопрос. Пойдём дальше! Тут нам больше нечего делать.

28 августа 1982 года.

Москва. Киевский вокзал.

Хорошо быть молодым. В прошлой жизни я бы обязательно взял такси или опять спустился бы в метро. Но в этой, как мне кажется, мне и горы по плечу, а сто вёрст не крюк. Правда я помню поговорку, для кого сто вёрст не крюк, но это не наш случай.

Мы пешком дошли до Киевского вокзала. Я почему-то дико проголодался. Зато Машка вела себя, как ни в чём не бывало. Дошло до того, что я стал уставать от её постоянного мельтешения и попытался её урезонить.

— Маш! А ты можешь не маячить туда-сюда?

— Я тебя раздражаю? — издевательским тоном спросила она.

— Мешаешь думать.

— А о чём ты думаешь?

— Машенька! У меня есть много вопросов, на которые у меня нет ответа. Но кажется, что именно сейчас, ты хочешь подсказать мне решение одной проблемы.

— Какой? — тут же задала новый вопрос любопытная почемучка.

— Я вот долго думал, и никак не мог понять. Как сделать так, чтобы ты не исчезла на девятый день.

— И что ты придумал?

— Я пришёл к мысли, что не стоит ничего делать. Ты исчезнешь, а мне станет легче жить.

— Ты — гад!

— А ты думала, что я — плюшевый мишка?

— Ты — сволочь!

— Ещё какая…

Вот так переругиваясь между собой мы пришли к пригородным кассам. Я стал смотреть, когда будет ближайшая электричка. При этом обращал внимание, чтобы и на нашей станции была остановка. А то бывают всякие экспрессы, пролетающие мимо.

* * *

Чужой взгляд я почувствовал не сразу. А когда понял, что меня пристально рассматривает одна из цыганок, что кучковались неподалёку, то даже немного испугался. Я и раньше слышал, что среди цыган есть довольно-таки неплохие экстрасенсы разных мастей. А самое главное, что они почти все неплохие психологи. Интересно, что её заинтересовало? То, что, покупая билет в кассе, я расплатился червонцем, получив много всякой сдачи? Или то, что рядом со мной маячит призрак мёртвой девочки?

Я старался делать вид, что не замечаю такого внимания к себе, но краем глаза наблюдал за группой кочевых товарищей в разноцветных юбках…

Поймав момент, когда мою «наблюдательницу» отвлёк кто-то из товарок и она на секунду отвернулась, я спрятал Машу внутрь перстня. Причём сделал это, прервав её на полуслове… Потом извинюсь, ежели что…

Когда цыганка снова посмотрела в мою сторону, то я стоял один, читая расписание. Боковым зрением мне её было хорошо видно. Да и она стала смотреть так, как будто кого-то потеряла. И явно не меня, потому что я стоял на том же самом месте. Я понял, что это явно неспроста. Не исключено, что она и в прошлый раз смотрела не на меня, а на призрачную девочку.

Вот ведь как… Чуть не спалились. Я затерялся в толпе. До моей электрички было ещё время. Поэтому я пошёл не в сторону поездов, а в здание вокзала. И правильно сделал. Кочевые граждане старались внутрь не заходить. Похоже у них на эту тему была договорённость с местными ментами. Типа: Цыгане не лезут внутрь вокзала, а менты не трогают их на привокзальной площади. Иначе я просто понять не могу, почему ромалы так вольготно себя чувствуют, обманывая всяких деревенских, а порой и не совсем деревенских лошков возле вокзала.

В здании вокзала пахло вокзалом. Смесь запаха свежего пота, жареных пирожков и давно немытых ног. Есть чего-то тут сразу же расхотелось. Видимо, не так уж я был голоден. Побродив по вокзалу, я дождался нужного времени, и минуя места обитания цыган, сел в нужную электричку. А спустя минут пятнадцать-двадцать уже выходил на станции «Матвеевская».

28 августа 1982 года.

Москва. Круглый дом на Нежинской улице.

Дом, милый дом… По дороге от станции, я выпустил на волю свою подружку. Чтобы не ругаться почём зря, сразу же объяснил чё почём.

— А что, цыгане могут видеть призраков?

— Про них много чего всякого рассказывают.

— Максим! — начала она таким ангельским голоском, что я сразу понял, что ей от меня чего-то надо.

— Слушаю тебя, о самая кровожаднейшая из призраков….

— Хватит дурачиться! Я ведь серьёзно хочу с тобой поговорить.

— Говори!

— Ты на самом деле не хочешь помогать мне.

— Машенька! А тебе не кажется, что я только и делаю, что выполняю твои капризы…

— Осталось всего несколько дней. И я не знаю, останусь я здесь или исчезну навсегда.

— Не поверишь…. Я тоже не знаю. А ты очень хочешь остаться?

— Зачем ты задаёшь мне такие вопросы? Ты же прекрасно знаешь ответ.

— А это был риторический вопрос.

— Какой?

— Риторический. Это такой вопрос, ответа на который не требуется, ибо он и так очевиден.

— Когда ты начинаешь умничать, я сразу вспоминаю, что ты у нас старичок…

— Зато ты никогда больше не вырастешь, и навсегда останешься девочкой, которая не дожила до двенадцати лет.

— А когда ты так обидно говоришь, сразу видно, что ты ещё мальчишка, который говорит девочкам гадости…

Она отвернулась от меня. Наверное, это означало то, что она на меня обиделась.

— Ладно! Давай не будем обострять наши отношения. Они и так острые…

Молчание было мне ответом…

— Если честно, то я действительно думал на тему того, как тебе помочь…

— Правда? — с наивностью в глазах спросил наш ангелочек.

Я уже хорошо узнал этого милого чертёнка. Так что этим наивным глазам и ангельскому голоску, не верю ни на грош. Но ответить-то что-то надо. Поэтому кладу руку себе на грудь, куда-то в том районе, где бьётся сердце, и с неменьшей искренностью в голосе говорю: «Правда! Чистая правда!»

По глазам вижу, что мне не верят.

— Нет Машенька! Реально. Я думаю про это. Просто не знаю пока, чем я смогу тебе помочь…

— Ясно…

В голосе слышна грусть. Видно, что она очень расстроена этой неопределённостью. Но разговаривать дальше мы не стали, так как уже подошли к моему дому.

У подъезда на лавочке сидели три старушка. И среди них, как всегда, вездесущая баба Маня, мимо которой не проходят никакие «новости села». Увидев меня, она тут же выпалила:

— Максим! Ну, где ты ходишь? Тебя отец уже обыскался.

Я поспешил подняться домой. Маша следовала за мной призрачной тенью. А дома нас уже ждали. Ждали, конечно же, только меня одного. Но куда я теперь пойду без такой компании? Мы в ответе за тех, кому помогаем.

* * *

Народу в квартире было больше, чем надо. На кухне сидели отец и тот второй… Витёк, кажется. Толстомордый новый муж мамаши. Сама мамаша со своей вредной дочкой зачем-то шарились в моей комнате.

— И что тут такое происходит, пап?

Ответила на мой вопрос, как ни странно, вышедшая в коридор мамаша.

— Собирайся! Ты будешь жить у нас!

— Даже и не подумаю! Чем с вами жить, уж лучше в детдоме или в колонии для несовершенно летних. Думаю, что там побольше порядочных людей. Чем в вашей семье.

— Максим! — начал было отец. — Понимаешь… Когда мы разводились…

Но его перебил жирный Витя. Он, набычившись смотрел на меня.

— Да как ты смеешь оскорблять свою мать!

Тут уж я совсем с катушек слетел.

— А не пошёл бы ты к своей нехорошей маме, жирный ублюдок.

— Что-о! — взревел мордатый, наливаясь кровью.

— Что слышал, тварь… И запомни, если ты хоть раз ещё меня ударишь, это будет последний день в твоей жизни. А теперь валите из этой квартиры! Пап! Ну чего ты их не прогонишь?