— Смирно-о! Ваше благородие, разрешите представиться, драгун Блохин! — заорал Лёнька при виде зашедшего. — Господин прапорщик, отделение готовится к походу, подшивается и укладывает всё во вьюки!

— Хватит уже скоморошничать! — буркнул Тимофей. — Вольно. — Он оглядел вскочивших со своих мест ребят. — Поесть мне хоть оставили или уже давно котёл выскоблили?

— Да есть, есть, Иванович. — Драгуны заулыбались. — А мы уж думали, оставим на всякий случай, а Ярыгин говорит: «Не надо, не будет он с нами теперяча харчеваться».

— Значит, объесть командира хотел, да, Рыжий? — Гончаров подмигнул Степану.

— Тимофей Иванович, да не слушайте вы их! — воскликнул возмущённо Ярыгин. — Наговорят они! Я же, наоборот, в горшок всё отложил и прикрыл хорошо. Гришка, а ну бегом тот горшок на угли ставь, чтобы через пяток минут всё уже гретое было! — крикнул он Казакову. — Да во двор, к летнему очагу беги, ну чего ты тут мечешься! Сейчас всё будет, Иванович!

— Что за шум?! — С улицы заскочил Кошелев и, увидев Тимофея с повязанным на талии офицерским шарфом, вытянулся по стойке смирно. — Ваше благородие, отделение занимается…

— Тихо-тихо, Федот Васильевич, не кричи! — остановил его Гончаров. — Доложились уже. Скажи мне лучше, у тебя всё к выходу готово?

— Так точно, кони и вьюки проверены. Всё, что было положено, в интендантстве мы получили, потом на каждого распределили и уложили.

— Вьючную лошадь забрали?

— Забрали, — подтвердил Кошелев. — Вроде бодрая так-то с виду кобыла, но сильно грузить её не будем, там дальше, на перевалах, уже видно будет, как она идёт.

— А вы к нам, господин прапорщик, для проверки али как? — полюбопытствовал унтер-офицер.

— Поужинаю и переночую тут, — пояснил Тимофей. — У меня и мундир пока на мне старый, новый в завязанном на коне мешке, из всего офицерского один только лишь шарф сейчас. Переночую, а там уж дальше вас притеснять более не буду. Так что, Федот Васильевич, хозяйничай без меня.

— Да кто ж стесняет?! Понимаю, конечно, не можно вам более с артелью жить, не положено такое. Чего уж тут говорить. Ну что, поможем командиру напоследок, братцы? — Он оглядел драгун. — Где ваше всё офицерское, Тимофей Иванович? Вы пока кушать будете, мы уже всё разберём, а что-то и подошьём, глядишь. Правда, ребята?

— Да конечно! — загомонили драгуны. — Федька, Иван, бегом на улицу, там конь взводного к смоковнице привязан! Куль сымайте с него и сюда тащите!

В дом заскочил Казаков Гришка с горшком гретой еды. На стол выложили краюху чёрного хлеба и пару луковиц с огурцом, и, пока Тимофей работал ложкой, с улицы уже занесли все полученные вещи.

— Ох ты, какое сукно! — Блохин мял мундир пальцами. — Прямо мягонькое, а пуговицы-то какие!

— Темляк навязываю? — спросил, примеряя его к сабле, Чанов. — Вона какой, прямо с большой эдакой кистью.

— А горжету прямо на мундир нашивать? — Еланкин приложил к драгунской куртке металлическую пластину. — Вот так вроде ровно?

— Чуть ниже, — посоветовал Кошелев. — На ладонь ниже шеи нужно, ещё немного, ещё, чтобы ворот мог расстегнуть. А вот теперь шей.

— А как её шить-то? — полюбопытствовал тот.

— Первое отделение второго взвода тут? — В открытую дверь заглянул немолодой уже драгун.

— Тут, дядька, заходи! — крикнул Блохин.

— Ваше благородие, господин прапорщик. — Увидев черпавшего из горшка кашу Тимофея, вошедший вскинул ладонь к бескозырной фуражке. — Драгун Клушин, послан подпоручиком Дурновым. По указанию командира эскадрона определён вам в денщики.

— Ого, денщи-ик, — протянул удивлённо Блохин. — Сурьёзно!

— Как зовут? — откладывая ложку на стол, спросил Гончаров.

— Архипом, господин прапорщик, — спокойно глядя в глаза офицеру, назвал имя тот.

— А по батюшке?

— Архип Степанович, — ответил денщик так же степенно.

— Ну а меня Тимофей Иванович, — улыбнувшись, представился Гончаров. — Братцы, есть чем накормить гостя?

— Каша вся. — Ярыгин развёл руками. — Если только хлеба с луком и солью?

— Благодарствую. — Клушин сделал лёгкий поклон. — Поел я уже. Вы не беспокойтесь, господин прапорщик, кушайте, я пока одёжу вашу погляжу. — И подошёл к растянутой на скамье куртке. — Горжет, чуть-чуть ниже, ага, вот так, а теперь давай-ка мне иглу, паря, у него там дужки с тыльной стороны есть, на них-то и нужно нашивать.

— Ох ты, и точно! — воскликнул Еланкин. — Вот же, прямо как у мундирных пуговиц.

Прошло совсем немного времени, и Тимофей облачился в новый мундир.

— Ну прямо офицерский вид! — воскликнул Блохин. — Вот это я понимаю — господин прапорщик! Попробуй теперь тыкни, сразу в морду ответ жди.

— Вашблагородие, я слышал, вы тут опочивать будете? — полюбопытствовал Клушин. — Я, с вашего позволения, можно тоже притулюсь? Из строевого отделения-то всё, ушёл, теперь за вами буду.

— Оставайся, Архип Степанович, — сказал Гончаров. — Братцы, покажете, где дядьке лечь?

— Да конечно покажем, — отозвалось несколько голосов. — Вон хоть там на сундуке в углу.

— Добро, благодарствую. — Архип прошёл на указанное ему место и положил на длинный хозяйский сундук шинельную скатку и суконную суму. — Я лошадей в стойло отгоню только и вернусь, — пояснил он. — На каждого денщика к верховой ещё и по одной вьючной положено. Поклажи на ней мало, если что, так можно ещё чего-нибудь приторочить, правда, немного, конечно.

— Завтра посмотрим перед выходом, — пообещал Тимофей. — Укладывайтесь, братцы, хватит уже толочься, завтра всех нас рано поднимут.

Конец июня 1809 года. Короткая в это время ночь пролетела, чуть освежив землю, а только поднявшееся над горами солнце уже опять заливало её зноем. После привычной сутолоки на юго-запад из Тифлиса вытягивалась колонна Нарвского драгунского полка. В голове походного строя рядом с командиром встала знамённая группа с забранным в чехол полковым стягом. Потом по порядку номеров шли строевые эскадроны, и уже в самом конце обоз, состоявший из полсотни вьючных лошадей.

— В Памбакскую провинцию идём, чтобы и от турок, и от персов одновременно границу прикрыть, — стряхивая пыль с мундира, проговорил Марков. — Там, говорят, сейчас только лишь егеря из девятого полка и батальоны саратовских и тифлисских мушкетёров, а со стороны Эривани уже несколько тысяч персов у реки встали.

— Да, слышал, — подтвердил Тимофей. — Вчера вечером уже два казачьих полка на юг ушли плюс вот наш сегодня. Думаю, через пару недель туда подтянемся. Так-то перевалы сейчас чистые от снега, не должны замедлиться. Лишь бы персы раньше подхода подмоги на малые наши силы не обрушились, а уж через месяц туда вся наша пехота подтянется с артиллерией. Тогда уж неприятелю и вовсе ловить будет нечего.

— Как бы и турки одновременно с ними не ударили, — заметил Дурнов. — И так силы на постах небольшие, да и те растягивать придётся.

— Вот они где все! — К взводным командирам подъехал с головы колонны Копорский. — Один поручик Зимин перед своими драгунами едет, а эта троица опять в стайку сбилась. На привале поговорите, следуйте к своим взводам, господа офицеры! Тимофей, вот ты чем их тут подманиваешь?

— Не подманиваю я, господин штабс-капитан, — покрутив головой, уверил Гончаров. — Да мы и собрались вместе только второй раз, всё время ведь врозь ехали.

— Порядок при следовании походной колонны должен быть, — нахмурившись, проворчал Копорский. — Кому, как не тебе, это знать. Уже завтра в горы зайдём, а вы расхоложены.

— Не волнуйтесь, Пётр Сергеевич, в горах мы все по-боевому будем держаться, — успокоил его Гончаров. — Это уж пока по своей, по грузинской равнине спокойно идём, немного можно вольничать.

Внизу, в долинах, стояла жара, но стоило только зайти в предгорья или подняться ещё выше, как задули холодные порывистые ветра, и всем пришлось облачаться в шинели.

— Это ещё повезло, что в самую середину лета мы к перевалам подходим, — поясняли молодым ветераны. — А бывалочи в декабре сквозь пургу неделями через них шли. Яму по-быстрому вырыли, пологом прикрылись, а час прошёл — и только холмик один снежный стоит. Сколько людей после второго приступа Эривани тут в горах этих осталось, жуть!