— Ну, это само собо-ой! — под хохот окружающих протянул Копорский. — У нас вон ещё Дурнов с Марковым не успели свои чины обмыть. То Военно-Грузинскую дорогу охраняли, то, видишь ли, к генеральским манёврам готовились. Вот из похода вернёмся, и закатывайте пир.
— Заходи, Тимофей! — увидев в открытую дверь Гончарова, позвал его старший интендант. — Варзугин уже час как всё получил и ушёл, а тебя всё нет. Так, подпись в журнале за постановку на офицерский порцион тут поставь. Денщика берёшь? Денщицкие деньги — семь рублей тридцать копеек в год полагаются, тоже подпись сюда ставь. И ещё за ежедневный фуражный рацион шесть копеек, ага, а это уже в другой журнал. Что ещё? На содержание госпиталей с рубля жалованья копейка полагается. Слышал о таком? Ну ладно, это уж с последней трети удержат. Матвеевич! — крикнул он старшего каптенармуса. — Ступай с господином прапорщиком, выдай ему всё, что полагается. Только долго не задерживайся, у нас с отправкой полка тут ещё дел немерено.
— Иду, иду. — Захватив толстую амбарную книгу и связку ключей, тот протопал к выходу. — Пойдём за мной, Тимофей, — и, крякнув, добавил: — Иванович. — Да, непростое дело из нижних чинов с господами обретаться, — проговорил он, идя в сторону большого амбара. — С нашей-то крестьянской закваской да с барами знаться, о-хо-хо-о! Хотя ты-то ведь не из крестьян вроде как сам, больше на разночинного повадками похож. У меня ведь глаз набитый, сразу тебя ещё в новобранцах приметил. Отец не в писарях ли волостных али в уездных был?
— Нет, Игнат Матвеевич, — ответил ведший за собой коня Тимофей. — Из мастеровых он сам, на меделитейном заводе.
— Ну вот, говорю же, не крестьянской ты жилы, — хмыкнул каптенармус. — Но и господской заносчивости в тебе тоже нет, давно бы меня на место за тыканье поставил. Ладно, пришли уже, коня вот сюда привязывай. — Он кивнул на забитый у полкового склада кол. — Потом, стало быть, всё, что получишь, на него и навьючишь.
Щёлкнул толстый навесной замок, и, распахнув скрипучую дверь, старший каптенармус прошёл внутрь.
— Обожди немного, сейчас лампы только зажгу, а то темень сплошная, ничего тут не видать. Так, вот эту стопку гляди, я заранее всё сюда отложил, знал ведь, что придёшь. Начали. Мундир, он такой же, как и у всех нижних чинов, но только из лучшего сукна и с длинными фалдами. Дальше, панталоны белого сукна, а вот для будней зелёные, каждых по одной паре. О, вот ещё чего — эполеты кавалерийского образца с полковым цветом прибора — белым, в позапрошлом году их только в драгунах ввели. Погоны тебе теперь не нужны. Темляк на саблю офицерский чёрно-серебряный. Саблю свою ты сдашь оружейникам, а взамен получишь у них новую в металлических ножнах. Да, и мушкет тоже сдашь, потому как не положен он тебе.
— Как же без мушкета? Привык я к нему. Сколько раз уже меня в бою выручал. Тем более взвод фланкёрский, всё и строится у нас на стрельбе.
— Ну, это уже не моё дело. Не положено офицеру казённое ружьё, и точка. Хотя помню, были случаи, за свои деньги их где-то господа покупали, даже иноземные штуцера, и потом с собой возили. Каску тоже велено было тебе менять, не сильно она, конечно, отличается от той, что сейчас на тебе надета, но сказано было менять, значит, меняем. А вообще, помни, более форму и всё прочее тебе просто так выдавать не будут. Это уж кто из нижних чинов в господа офицеры переходит, получают из казны, а дальше уж будь добр сам за всё заплатить. На то и годовое жалованье у господина прапорщика аж целых две сотни рублей! Вот и вычитают его с некоторых по три года, ну или списывают, ежели покалечат или убьют. Да, новое получишь, а вот всё старое, что при тебе сейчас, обратно мне сдашь, там же «недонос» по срокам, таков порядок. Как подменная одёжа для нестроевых она потом будет. С денщиком ношеное отправишь.
— Хорошо, Игнат Матвеевич. Денщика у меня пока что нет, кого-нибудь из взводных драгун завезти попрошу.
— Ну, это уже ты смотри сам. — Дядька пошвырялся в стопке и достал серые рейтузы с мундирными (металлическими) пуговицами. — Для похода, — пояснил он. — Для ношения вне строя господам офицерам ещё положена фуражка, такая же, как и у нижних чинов, только вот без цифирной шифровки и с кожаным козырьком, а ещё и сюртук. Треуголку я тебе не даю, это уже, если захочешь, за свои деньги сам себе купишь. Вицмундир драгунскому офицеру тоже от казны не положен. Про бальную одёжу я и вовсе не заикаюсь, это всё только за свои. Вот, возьми-ка ты куль. — Он протянул большой полотняный мешок. — Уложишь всё в него и потом на коня приторочишь вьюком, а пока за получение всего в амбарной книге распишись.
После каптенармуса Тимофей заехал к полковым оружейникам. На месте был только лишь Савелий Макарович, все остальные готовили обоз к дальнему выходу.
— Тоже одну повозку с Егоркой отправляем, — пояснил Терентьев. — Если вдруг оружейные трофеи нужно будет учесть или какой мелкий ремонт прямо на месте сделать. Строевые эскадроны завтра к Памбаку пойдут, и тут же обоз вслед за ними. Угнаться он, конечно, не угонится, но глядишь, ненамного отстанет.
— Вот ты даёшь, Макарович. У нас ещё никто не знает, куда идти, а тебе уже и само место ведомо.
— Ну, ты особо-то никому не рассказывай, — нахмурившись, проговорил тот. — Я только тебе по секрету, как своему. Варзугин только недавно до тебя был, важничает, так я ничего ему не сказал.
— Ладно-ладно, понял я, молчу. Всё равно скоро уже выходить, а там уже и так всем понятно будет. Хорошая сабля. — Он подал клинок оружейнику. — Столько лет мне верой и правдой служила.
— Не горюй, господин прапорщик, — успокоил тот, протянув с улыбкой ему новую, в красивых металлических ножнах и с офицерским темляком. — Ничуть не хуже прежней она даже, как сестрица, только чуть красивей. Я на ней, как только про тебя услышал, хорошую, добрую заточку на неделе сделал. Знал ведь, что сюда придёшь.
— Савелий Макарович, а может, оставишь мне хотя бы до конца этого похода мушкет? — жалобно спросил мастера Гончаров. — Понимаю, что не положено, но ведь как сроднился я с ним. И в дальнем, и в штыковом бою он меня выручал. Вы с Кузьмичом его ведь считай, что заново под меня переделали, он ложе с прикладом правил, а ты прицел. Ну как такой да чужому отдавать?
— Да я всё понимаю и помню, и как переделывал, и как ты гостинцы с трофеями приносил, — вздохнув, проговорил Савелий Макарович. — Только как же быть? А ну как сверится со списками начальство, или шепнёт ему кто на ухо, а твой-то мушкет и правда не сдан!
— Так я сам и отвечу за это, если что, — промолвил Тимофей. — Ты ведь у меня его не принял, и в книге учёта сданного оружия твоей подписи стоять не будет. А хочешь, я тебе прямо сейчас расписку напишу, чтобы, если что, не с тебя спрос был? А уж как из похода вернусь, тогда, конечно, сразу и принесу, — убеждал мастера Тимофей. — Ещё, глядишь, и с трофейным добром в придачу, как в тот раз. Ну, Савелий Макарович, ну как же мне в боевой поход да без привычного мушкета идти? А если вдруг огневой бой?
— Ладно уж, оставляй. Авось пронесёт. Если вдруг что, то не успел ты его сдать, потому как приспособь ружейную обыскался. А я у тебя мушкет некомплектный отказался принимать. А тут уже и выход объявили. В журнале по сабле мы с тобой подписи проставим, а вот по мушкету пустое место до возвращения будет.
— Ох, спасибо, Савелий Макарович, — поблагодарил Гончаров. — Выручил, причитается с меня.
— Чего уж там, — прокряхтел дядька. — Для дела ведь, не для потехи. Вдруг и правда в бою пригодится. А не оставишь тебе и будешь потом себя корить, что пожадничал. Любишь ты оружие, вон какое всё время ухоженное. — Он погладил ножны только что сданной сабли. — Мой тебе добрый совет: возьми хорошим трофеем карабин, да хоть тот же французский, у персов их немало нынче. А мы тебе его здесь до ума доведём, и держи при себе спокойно в любых походах. Только на парадах и смотрах оставляй, с собой не бери. И слово никто поперёк тогда не скажет.
Глава 4. Памбакская провинция
