— Драгун Ослопин, Матвеев, Петров! — донёсся отклик.
— Ещё раз отстанете и сломаете мне строй — неделю уборные ямы будете по ночам чистить! — пообещал, погрозив им кулаком, он.
— Чьи это драгуны?
— Мои, господин капитан, первого взвода! — отозвался Дурнов.
— Останетесь ещё тут до сумерек, господин подпоручик, со всеми своими людьми! — рявкнул Кравцов. — Пусть через отбитую о седло задницу доходит, как в наступательном строю нужно держаться!
— Слушаюсь, остаться до сумерек. — Дурнов козырнул.
— Треть из первой шеренги вообще не успела вовремя сабли из ножен выхватить! — продолжил разнос командир эскадрона. — Стрельнуть-то стрельнули, да и то с опозданием и вообще неизвестно куда, а строй пехоты неприятеля, он-то вот уже! Что, дурни, разряженным пистолетом его будете сверху молотить?! У вас ещё и кони выстрелов боятся, вон как шарахнулись при рассыпном залпе, как ещё с сёдел только не выбросили! Чему только в Моздоке учили?! В общем, всё плохо, будем отрабатывать правильную атаку до посинения!
Учения в конном строю сменялись учением пехотному бою как в обороне, так и в наступлении. Затем были стрельбы с седла и спешенными. Потом конная атака, ретирада и опять атака. Через неделю четвёртый взвод вывели из общего эскадронного учения. Старшим был поставлен штабс-капитан Копорский, под приглядом которого фланкёры и отрабатывали свою особую тактику.
— Пётр Сергеевич сам нашим взводом три года командовал, фланкёрское дело туго знает, слушайте его внимательно, — поучал молодых Кошелев. — Слушайте, и на нас, на тех, кто долго служил, поглядывайте. Что мы делаем, всё в точности за нами повторяйте. Фланкёры — это самые лучшие драгуны завсегда в полку, служить в них опасней, зато и уважения к ним у всех больше.
— А чего же тогда у всех во взводах на командовании их благородия, а вот у нас унтер-офицер? — спросил Казаков. — Какое уж тут уважение, когда из нижних чинов нами командуют, а не из господ?
— Ты дурной, Гришка?! — Кошелев повернулся в седле и нашёл глазами драгуна. — Видел у кого-нибудь из офицеров крест на груди, а?!
— Ну-у, нет, только если у генерала на выпуске в депо, — пролепетал тот, опустив глаза под грозным взглядом унтера.
— Вот то-то и оно, самое большое, если орденская Анна на сабле, а у унтеров медалия! — Он погладил красную ленту на своей груди. — Я с Ивановичем пять лет локоть к локтю, стремя в стремя в атаке и в ретирадах, а ты, щеня, у нас без году неделя! Увижу дерзость — зубы в глотку вобью! — И пригрозил кулачищем.
— Да я же просто спросил, Федот Васильевич, — побледнев, пролепетал молодой. — У меня и в мыслях даже не было…
— Тихо! Рты прикрыли, едут! — донеслось с левого фланга от Плужина.
— Взвод, равняйсь! Смирно! — рявкнул Тимофей и, развернувшись, козырнул Копорскому. — Ваше благородие, четвёртый взвод для занятий построен! Докладывает унтер-офицер Гончаров!
— Вольно, — сказал тот, оглядывая шеренги. — Драгуны, с сегодняшнего дня нам дана неделя для обучения фланкёрской тактике боя. По своей сути в кавалерии фланкёры — это как в пехоте егеря, сиречь лучшие стрелки. Потому у вас в каждом отделении взвода и есть винтовальные карабины-штуцера, как ружья, приспособленные для особо точного и дальнего боя. Фланкировка проводится согласно Кавалерийскому уставу как в наступлении, так и в ретираде. В наступлении она нужна для подготовки атаки основными силами, дабы расстроить ряды неприятеля либо заставить его сделать преждевременный залп. А это при значительном времени перезарядки оружия даёт основным атакующим силам большое преимущество. В ретираде она нужна для прикрытия отходящих сил. Но перед отработкой фланкёрской тактики в седле два дня вам даны на стрельбу в цель. Не зря вы вчера весь вечер крутили патроны и ладили мишенные щиты. Отрабатывать стрельбу будете спешенными и в седле попеременно, из ружей и пистолей. Чтобы быстрее дошло, за каждым молодым закрепляется опытный драгун. Командир взвода сейчас зачитает пары, ими вы и будете работать эти два дня. Пожалуйста, Тимофей Иванович, — попросил он. — Продолжайте.
— Внимание, взвод! — крикнул Гончаров. — Я называю фамилии драгун, они выезжают и встают в две шеренги, впереди новоприбывший, позади него старослужащий, тот, который будет за ним приглядывать и учить. Драгун Аболин и драгун Чанов!
— Я! Я! — послышались громкие отклики, и пара, выехав из общего строя, встала справа от него.
— Драгун Власов и драгун Блохин! Драгун Казаков и драгун Ярыгин! Драгун Медведев и драгун Балабанов!..
Две недели полкового учения пролетели в суете и трудах, и наконец поступил приказ о проведении генеральских манёвров.
— Спешит начальство, торопится, — пояснил собранным взводным командир эскадрона. — К Араксу и Памбаку большие силы персов вышли, так что сейчас не до долгих манёвров. Велено сегодня их провести, а завтра уже генеральский парад и потом отправка на юг. Так-то, конечно, дойти быстро мы должны, лето в самом разгаре, перевалы сейчас открытые. И идти налегке будем, велено без обозов двигаться, с одними вьючными. Ну а обозы, они уже позже к нам подойдут. Давайте поусердствуем, господа, покажем слаженность и выучку. Чтобы наш второй эскадрон лучше всех остальных себя показал. Ну всё, ступайте, готовьте людей к построению. Тимофей, задержись, — попросил он Гончарова. — Видишь, всё в какой суете проходит, тут уж не до особых церемоний, — проговорил задумчиво капитан. — Ночь только у тебя будет на подготовку. Ты уж постарайся, приведи мундир и амуницию в порядок. Завтра к командующему будут вызывать, надеюсь, догадываешься зачем?
— Догадываюсь, господин капитан, — проговорил, улыбнувшись, Тимофей. — Две недели назад в штабе даже расписался в квитанциях за удержание из жалованья.
— Ну да, эполет ещё нет, а казна уже два рубля вычла, — усмехнувшись, заметил Кравцов. — Или сколько там за первый чин?
— Три за патент и рубль за приложения печати, ваше благородие, — пояснил унтер-офицер.
— Вот те раз, нда-а. Ладно, не журись, этот сбор, он приятственный. Я вон полгода назад за капитанский патент четыре с половиной рубля отдал и за приложение печати ещё два с полтиной, и ничего, рад, карьера, движение вверх как-никак. А уж у тебя и вовсе даже рывок. Офицер! Личное дворянство! — Он поднял вверх палец. — Не шутки тебе из податного сословия в дворяне переходить. Цени, братец!
— Так точно, ваше благородие, ценю, даже и не верится как-то! — улыбнувшись, признался Гончаров. — Спасибо вам за оказанное доверие.
— Ла-адно, чего уж там, иди уже! Ты воин хороший, верю, что делом его оправдаешь.
— Бум! Бум! Бум! — гремели выкаченные их боевых порядков пехотных колонн орудия. Громыхнул один, второй ружейный залп, и казачья лава, изображавшая наступление конницы неприятеля, откатилась прочь от щетины штыков.
— Страшно, а вдруг у кого пуля в стволе осталась? — пробормотал молодой драгун. — Пробьёт башку, вот тебе и манёвры. Али конь от такого вот грохота и от огня вздыбится и на землю сбросит, точно ведь костей не соберёшь.
— Ты дурной, Антоха, — высказался Кузнецов. — Перед манёврами уж все ружья, небось, по дюжине раз проверили и только потом учебные патроны раздали. Я и то у тебя самолично каждый из них ощупал, а уж у пехотинцев, у них вообще с этим строго. А то, что конь вздыбится, такое, конечно, вполне может быть. Но тогда ты уж сам здесь виноват. Какого ляда его к выстрелам не приучил? Значит, поделом тебе дурню. Тихо! — И он вслушался в долетевший до ушей звук трубы. — Наш полковой штаб-трубач сигнал «К атаке» выдувает! Значит, и нам сейчас дело будет.
— По-олк! Развёртываемся из походной колонны в две линии! — донеслась команда.
— Левое плечо вперёд! Пря-ямо! Быстрее, быстрее! — поторапливали драгун эскадронные и взводные командиры.
— По-олк, строй фронт! — Подполковник Подлуцкий вытянул горизонтально руку, показывая, с какой стороны от него выстраивать линии шеренг.
— Четвёртый взвод, за мной! — выкрикнул Тимофей, занимая своё место в строю. «Успели, вроде не замедлились», — мелькнуло в голове. Вот уже и полощется на ветру развёрнутое полковое знамя. Небольшая сумятица на левом фланге закончилась, и, скосив глаз, он увидел только лишь длинную линию кавалеристов.
