— Сми-ирно! — рявкнул, приложив руку к каске, Тимофей.

— Вольно, продолжайте. — Копорский козырнул и пошёл прочь.

— Ну что, братцы, вы всё слышали, — когда поручик отошёл подальше, произнёс Гончаров. — За должностями и чинами сам я не гнался, приказали — исполняй должность взводного, значит, буду исполнять. Такое же, как и у нас, положение действительно и в первом, и во втором взводе, где отделенных унтер-офицеров целыми взводами командовать назначили ввиду гибели и увечий прежних командиров. По своей сути ничего для нас всех не меняется, дело понятное — верой и правдой государю и отечеству служить, как сказано в воинском уставе и в присяге, которую каждый из нас давал. Разброда и шатания, пьянки и всякой прочей дури я не потерплю. Где порядок и благочиние, там и нижним чинам служить всегда легче, потому как большое начальство такое подразделение не преследует, а, напротив, всячески поощряет. На совете у командира эскадрона было сказано, чтобы разбить взводы и поделить их на отделения по ровному числу драгун, потому что везде их число разное. Но я буду просить Павла Семёновича так у себя не делать, потому как каждое отделение — это словно бы семья или сложившаяся уже артель-община. Служить в такой привычней, но, с другой стороны, и выполнять задачу начальства ведь этим же количеством придётся. Потому сейчас всё же спрошу — так нужно делать или всё-таки поделить всех поровну?

— Оставить, оставить! — пронеслось по рядам. — Всё верно, со своими оно понятнее и спокойнее служить. Оставить как есть отделения, Иваныч!

— Ну, я так и думал, — сказал, улыбнувшись, Тимофей. — Так уж вышло, что во втором и третьем отделениях унтер-офицеры у нас выбыли. Демьян Ерофеевич по серьёзному ранению в госпиталь, а Еремей Потапович сложил голову под Эриванью. Поэтому везде в отделения я назначаю новых командиров, и в каждом они будут из артельных старшин. Люди они все серьёзные и ответственные, коли уж вы им артельные кассы доверили, опять же люди хозяйственные, так что кому, как не им, командовать. Итак, первое отделение, командиром с сегодняшнего дня назначается Кошелев Федот Васильевич.

На дядьку шикнули, толкнули, и он, встрепенувшись, выкрикнул с места положенное в таких случаях:

— Слушаюсь, господин унтер-офицер. Есть принять первое отделение!

— Второе отделение — командир Кузнецов Илья Прохорович, — продолжил оповещать строй Гончаров.

— Есть принять второе отделение! — откликнулся тот.

— Ну и на третье командиром назначается Круглов Егор Васильевич.

Последовал положенный отклик, и Гончаров удовлетворённо кивнул головой.

— Сами слышали от господина поручика, что приказано привести все войска в надлежащее состояние. До вечера нам нужно просчитать всё, что утрачено в походе, и потом записать это на отдельных листах по оружию, по конскому снаряжению, по амуниции, форменному и вещевому имуществу. Вот этим-то мы сейчас и займёмся. Каждое отделение при своём командире отправляется к месту своего постоя и приступает к учёту. Я ко всем до вечера сам лично подойду и помогу составить нужную бумагу. Взвод, становись! — подал он команду. — Равняйсь! Смирно! Вольно! Командирам развести личный состав по местам!

К ночи перед сидевшим за сколоченным из грубых досок столом Гончаровым лежали исписанные и исчирканные листы бумаги, а сам он, сводя цифры, шептал и пересчитывал всё заново, делая на них пометки.

— Двадцать четыре человека личного состава всего. Так, винтовальные карабины — шесть штук. Тут убыли никакой нет. Все исправны. Мушкетов восемнадцать. Сдано в полковое интендантство семь, получается, восемь утрачено при штурме и переходе через горы. Пистоли штатные в ольстредях для нижних чинов — сорок восемь, сдано четырнадцать, утрата — восемнадцать. А нет. — Он зачеркнул написанное. — Ошибка, шестнадцать, потому как два с поручиком Копорским в общий эскадронный учёт пошли. Нужно будет отдельно это указать. Сабли, сёдла с попоной и вальтрапом, стремена и вся конская ременная сбруя, ольстреди и бушматы, портупеи с пряжками и штыковыми ножнами, суконные седельные чемоданы, саквы, торбы и водоносные фляги, а ещё ведь форменное обмундирование. — Тимофей взъерошил волосы. — Господи, когда же я со всем этим разберусь? Ну точно ведь не успею до завтрашнего вечера.

— Иваныч, ложись спать, утро вечера мудренее, — заглянув через плечо командиру, произнёс сочувственно Кошелев. — Глаза ведь ослепнут вот так в потёмках на бумаге чиркать.

— Сейчас, ещё немного, Федот Васильевич, — вздохнув, ответил Гончаров. — Нужно хотя бы на черновое всё свести, а уж потом начисто днём перепишу.

— Ну-ну, тогда и третью зажигай. — Кошелев приставил к масляному светильнику ещё одну толстую сальную свечу. — С трёх-то огней уж не попортишь, небось, зрение.

— Спасибо, Васильевич, — поблагодарил дядьку Тимофей. — Я потом восполню, прикуплю свеч.

— Да ладно. Дело-то ведь нужное. Глядишь, ежели всё правильно подашь в бумагах, то и пополнят в вещевом убыль. Я-то вот не сподобился грамоту осилить, извиняй, не помощник тут тебе.

— Да ничего. Справлюсь. Ты ложись, ложись. — И принялся крыжить в листе наличие шанцевого инструмента и походной утвари. — Котлы медные, лужёные, с крышками; сенокосные косы; топоры; лопаты; кирки и мотыги. Нда-а, треть только обозом вывезли, большую часть, получается, по дороге бросили. — Он покачал головой. — Ну да, понятно, тут самим бы всем выйти с ранеными и больными, да по таким сугробам. Какой уж тут на себе тяжести тащить. Так, палатки солдатские, парусиновые — одна штука, и тут такая же недостача.

Обязательное наличие шанцевого инструмента и походной утвари на драгунский эскадрон по вещевому штатному расписанию 1812 года

Котлы медные, лужёные с крышками — 16

Сенокосные косы — 16

Топоры — 15

Лопаты — 8

Кирки — 4

Мотыги — 4

Вскрикнул во сне, неудачно повернувшись Еланкин, и громко застонал. Тимофей подошёл к нему и помог перевернуться на другой бок.

— Тише, тише, Коля! Ну вот куда ты на этот бок всё ложишься? Рано тебе ещё, — произнёс он приглушённо. — Только-только всё затянулось. Смотри, разбередишь рану — придётся потом в госпиталь идти.

— Занемело всё, Тимофей Иванович, — прошептал тот, приподняв голову. — И не заметил даже, как перевалился. Всё-всё, прошло, не нужно в госпиталь. Тут, в своём отделении, лучше всё заживает. Я ведь и в строй уже могу встать, как Балабанов, ну чего уж, прямо как немощный.

— Ладно-ладно, встанешь скоро, спи давай, — проворчал Гончаров и пошёл обратно к столу.

— Силовича, конечно, не хватает сейчас, — посетовал командующий первым взводом Игнатов. — Столько дел разом навалилось, за некоторые и не знаешь, с какого конца даже браться.

— Вставать уже начал, вчера только к нему заскакивал, — произнёс стоявший на правом фланге эскадрона вместе со взводными Гончаров. — Долго поговорить не дали лекаря, выперли, но кое-что он всё же подсказал.

— Наш пострел везде поспел! — воскликнул Пестов. — Вот ты шустрый, Тимоха! Я только было подумал к нему заглянуть, посоветоваться, а ты уже, выходит, опередил.

— Да и ты заходи, Егорка, чего такого? — заметил, усмехнувшись, Гончаров. — Ефиму Силовичу приятно будет, что в эскадроне его не забывают, там и Плужин, кстати, неподалёку от него. Сам меня спрашивал недавно, как там дела в эскадроне.

— Зайду, непременно зайду. Я на той неделе пытался проскочить, наведаться, так ведь близко к раненым не допускают. Карантина у них там эта самая, всё в большой строгости.

— Уметь просто нужно заходить и знать когда, — хмыкнул Гончаров.

— Чего раскудахтались?! — зло бросил стоявший поодаль Зимин. — Никакой субординации, как на базаре стоите, а не в воинском строю. Коль поставили вас взводными, так хоть статус, полагающийся должности, соблюдайте!

— Виноваты, ваше благородие, — произнёс вежливо Гончаров. — Спасибо за науку.

— Угу, — хмыкнул Зимин и отвернулся.