— Я спрошу их и дам тебе знать.

— Круто. Думаю, лучше раньше, чем позже. После семи в ресторане становится многолюдно. О! А у кого-нибудь из них есть какие-нибудь диетические ограничения?

Я наблюдаю за Хейван, пока она бежит трусцой, и замечаю, как мужчина занимает беговую дорожку прямо рядом с ней. Из всех имеющихся тренажеров он занимает именно это место. У меня сжимается челюсть.

— Ограничения?

— Пищевая аллергия? Непереносимость?

Парень с беговой дорожки пытается завязать разговор с Хейван, и моя кровь мгновенно закипает.

— Откуда мне, блядь, знать?

— Ну, не знаю, может, потому что ты с ними живешь?

— Я спрошу, — рычу я. — Что-нибудь еще? — Мне нужно как можно скорее положить трубку и прервать эту маленькую вечеринку на беговой дорожке.

— Да. А правда, что тебе нельзя находиться в одной комнате с Библией, иначе сгоришь?

— Прощай, Джордан.

— Пока.

Бросаю телефон на скамью и пересекаю зал, направляясь к беговым дорожкам. Хейван смеется над чем-то, что сказал этот парень, как раз в тот момент, когда я прохожу между тренажерами. Стоя спиной к Хейван, внимательно рассматриваю парня. Черт возьми, он старше меня. Не то чтобы ботокс, филлеры и краска для волос выдавали это. Меня настораживает седина, пробивающиеся в растительности на его лице.

— Десять свободных тренажеров, а ты выбираешь этот?

Парень оценивает меня, а затем проверяет мои руки, вероятно, прикидывая, сможет ли побороть меня, если дело дойдет до драки. Не сможет. Я с удовольствием покажу ему это на собственном опыте.

— Полегче, здоровяк, — говорит он, как будто я ребенок. Что, полагаю, свидетельствует о нашей разнице в возрасте. — Мы с этой дамой просто разговариваем.

— Она ребенок.

— Я не ребенок!

Мистер Пластика наконец-то выглядит обеспокоенным.

— Слушай, чувак, я просто разговаривал с ней.

Я поворачиваюсь к Хейван, которая покраснела и свирепо смотрит на меня.

— Ты закончила.

Ее позвоночник напрягается вместе с челюстью, и я несколько раз моргаю от того, что в ее выражении лица так много от меня и Ванессы.

— Я только начала.

Во мне вспыхивает гнев, но я изо всех сил стараюсь его сдержать. Меньше всего мне хочется, чтобы Хейван меня боялась.

— Ты можешь уйти отсюда со мной, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — Или я тебя вынесу.

— Уф. — Она сбрасывает свое тело с тренажера таким драматическим образом, что все сомнения мистера Пластики относительно ее возраста только что развеялись. И топает в сторону лифтов.

Я наклоняюсь к мистеру Пластика.

— Держись, блядь, подальше от молодых девушек. Ты никого не обманешь, старик.

Его рот разинут, словно он пытается подобрать слова для ответа, но я ухожу, чтобы дать ему возможность поразмыслить над правдой.

Хейван не ждет меня у частного лифта. Должно быть, она поднялась на общественном.

Воспользовавшись частным входом, я захожу в дом как раз вовремя, чтобы услышать, как Хейван кричит на Ванессу из спальни. Я колеблюсь, в каком направлении идти. Оставить ли Ванессу разбираться с ситуацией? Стоит ли мне вмешиваться?

— ...не такая шлюха, какой была ты! — кричит Хейван.

Не задумываясь больше, я иду по коридору и вхожу в комнату, где живет Ванесса. Она сидит в изножье кровати, а Хейван возвышается над ней.

— Что, черт возьми, ты только что сказала? — спрашиваю Хейван настолько спокойным голосом, насколько могу.

— О, да, папочка, пожалуйста, прочитай мне лекцию о том, почему семнадцатилетняя девушка не должна встречаться с мужчиной старше себя. — Ее брови высоко подняты.

— Потому что по закону это изнасилование.

Краем глаза я вижу, как Ванесса опускает голову на руки.

Ухмылка Хейван становится просто дикой.

— Значит, ты признаешь, что изнасиловал мою маму.

У меня дыхание перехватывает в горле. Черт, я не учел этот момент.

— Это было другое.

Она скрещивает руки на груди и наклоняет голову.

— Правда? И почему это?

— Мне было восемнадцать, а не сорок.

— Хм... совершеннолетний и ребенок.

— У нас были серьезные отношения.

— Хейс, — мягко говорит Ванесса, словно намекая, что мои доводы бессмысленны.

Хейван прищуривается.

— И это должно сделать вашу связь менее незаконной?

— Я любил ее!

У Ванессы перехватывает дыхание.

Я расстроенно провожу рукой по волосам.

— Мы с твоей мамой любили друг друга. Были двумя детьми, глубоко влюбленными друг в друга. Это не то же самое, что какой-то озабоченный старик, пялящийся на твои сиськи, пока ты бегаешь на беговой дорожке. Скажи мне, что ты, черт возьми, это понимаешь!

Ее взгляд становится жестким, и она двигает челюстью вперед-назад, прежде чем выбежать из комнаты. Клянусь, я слышу треск дерева, когда она захлопывает дверь своей спальни.

Ванесса встает на ноги.

— Ты в порядке?

— Она всегда была такой?

Она выдыхает и кивает.

— Да, всегда. — Ее темные брови поднимаются над глазами цвета весенней травы. — Ты действительно удивлен? Она же наш ребенок.

Напряжение в моей груди спадает при звуке того, как Ванесса называет Хейван нашей.

— Не думаю, что я хорошо справился со своим первым родительским моментом, — ворчу я, потому что насколько сложным может быть это дерьмо? Я говорю. Ребенок слушает. Разве не так все происходит?

— Ты отлично справился. — Ванесса протягивает руку и сжимает мое предплечье. Точка соединения ощущается так, будто тысяча ватт бьет по моему телу. — Спасибо, что помог ей. — Снова сжимает мое предплечье. Еще один толчок. — Она не понимает, в какие неприятности может попасть из-за своей наивности. Девочка из маленького городка в большом городе, понимаешь?

Я не могу перестать смотреть на то место, где ее рука лежит на моем предплечье. Длинные изящные пальцы, короткие красные ногти, бледная кожа на фоне моей смуглой. Мне всегда нравились ее руки. Я отчетливо помню, как она прикасалась ими к другим частям меня, как ногтями впивалась в кожу. Как этими руками сжимала и грубо обрабатывала меня. Меня всегда удивляло, какой силой обладают эти нежные руки.

Ванесса ослабляет хватку, и я слегка покачиваюсь, как будто только ее прикосновение удерживало меня в вертикальном положении.

— Ужин готов. Не хочешь присоединиться ко мне? У меня такое чувство, что Хейван собирается прятаться до конца ночи.

— Да. — Я идиот. Из всех моментов, когда мог бы сказать что-то остроумное, очаровательное или кокетливое, я выбрал «да».

У меня нет практики.

Я отворачиваюсь и направляюсь в душ. Если собираюсь сесть за стол напротив Ванессы и разделить с ней трапезу, которую она приготовила своими прекрасными руками, у меня есть кое-какие собственные дела, о которых я должен позаботиться в первую очередь. Если не сделаю этого, то могу поддаться своим порывам и попытаться поцеловать ее, прикоснуться к ней и все испортить.

ГЛАВА 11

Ванесса

— Мне кажется, или здесь действительно прохладнее? — спрашиваю я, сидя на диване на террасе Хейса.

Летом в Нью-Йорке ужасная жара, которая липнет к коже, но на такой высоте и под покровом ночи легкий ветерок пробивается сквозь высокую температуру, которая кажется непроницаемой на уровне улицы. Полагаю, еще одно преимущество быть неприлично богатым.

— М-м-м... — Хейс дожевывает остатки жареного мяса, картофеля и овощей, затем отодвигает свою тарелку на несколько сантиметров, давая понять, что закончил. — Где ты научилась так готовить?

Разве плохо, что его комплимент по поводу моей стряпни наполняет меня гордостью? Феминистка во мне возмущается, что я хороша во многих вещах, и кулинария, как оказалось, одна из них.

— Кулинария — это как математика. Как только выучишь формулу, ее трудно испортить.

Хейс пристально смотрит на меня, как будто то, что я говорю, имеет значение, хотя я не говорю ничего важного. Он всегда обладал этой способностью заставлять меня чувствовать, что меня видят и ценят. Это была одна из многих вещей, которые я в нем любила. Если я находилась в комнате, то никого больше не существовало. Когда говорила, весь остальной мир словно замолкал. Забавно, но до этого момента я ни о чем таком не вспоминала.