Я возвращаюсь в свою комнату и вижу, что мне пришло сообщение от Тэга.

Как насчет ужина в «Мюррей» сегодня?

Не могу дождаться, когда увижу тебя!

Я нажимаю его номер и прижимаю телефон к уху. Голосовая почта.

— Привет, Тэг, это я. Прости, но, похоже, мы задержимся в Нью-Йорке еще на некоторое время. — Я вздыхаю и ненавижу то, что чувствую, будто подвожу его. Похоже, что, что бы я ни решила, всегда найдется кто-то, кто будет разочарован. — Я действительно с нетерпением ждала возвращения домой. В любом случае, мне очень жаль. Позвони мне. Пока.

Я звоню в авиакомпанию и отменяю нашу бронь. Затем, следуя примеру своей дочери, плюхаюсь на кровать и засыпаю.

Есть определенные звуки, которые мать может различить в переполненной комнате: звук плача своего ребенка и звук его смеха.

Раскатистый смех Хейван — это то, что пробуждает меня ото сна. Моему сознанию требуется несколько секунд, чтобы понять, где я нахожусь. У Хейса. Что делает истерический смех Хейван еще более подозрительным.

Я не слышала такого ее смеха уже много лет. Часть меня хочет остаться на месте и наслаждаться этим звуком, потому что я знаю, что как только она увидит меня, то потеряет свое хорошее настроение. Трудно смеяться, когда на тебя смотрят. Я знаю, потому что пробовала.

Глубокий мужской голос заполняет пустое пространство между ее хихиканьем. Тон и тембр не соответствуют высокомерному голосу Хейса. Я сползаю с кровати и следую за голосами по коридору, через стеклянные двери, вокруг огромного обеденного стола и в просторную современную кухню с черными приборами и столешницами.

Там, в конце огромного черно-белого мраморного острова, я обнаруживаю мужчину... незнакомца. Он одет в униформу персонала здания, но то, как он смотрит на Хейван, или, что еще хуже, как она смотрит на него, говорит о том, что он здесь не по официальному делу.

— Могу я вам чем-то помочь? — спрашиваю я своим самым твердым маминым голосом.

Взгляд мужчины переходит на меня. Ярко-голубые глаза на фоне загорелой кожи. Он широко улыбается двумя рядами ровных белых зубов с ямочками на щеках. Это объясняет все хихиканья. Я внутренне ругаюсь.

— Вы, должно быть, миссис Осборн, — вежливо говорит он с легким французским акцентом.

Клянусь, я слышу, как Хейван падает в обморок.

— Мисс Осборн. А вы кто?

— Мама, это Дэвид, — говорит Хейван, произнося его имя как Дэйвид. — Он принес нам кучу продуктов. — Она открывает то, что я приняла за высокий и широкий шкаф, но на самом деле это замаскированный холодильник.

Холодильник забит до отказа, а это о чем-то говорит, потому что он должно быть в два раза больше стандартного.

— Ты здесь работаешь? — Я разглядываю симпатичного парня, ища в нем какой-нибудь недостаток, на который могла бы указать Хейван позже. Грязные ногти? Запах тела? Козявка в носу? Нет. Мужчина действительно красивый. Хотя, «мужчина» — это с натяжкой. Ему не может быть больше двадцати пяти лет.

— Да, мэм. — Он смотрит на Хейван и кажется таким же завороженным, как и она.

— Может, тебе пора вернуться к работе?

— Мам, — шипит Хейван.

Дэвид понимает намек.

— Да, стоит. — Он не перестает смотреть на Хейван. — Увидимся?

— Да, было приятно познакомиться.

То, как он удерживает ее взгляд, заставляет меня закатить глаза. Юношеская страсть так сильна и так чертовски бессмысленна.

Он кивает мне, проходя мимо, и желает хорошего дня.

Как только слышу, как закрывается дверь, я поворачиваюсь к Хейван.

— Что это было?

Как я и предсказывала, ее ухмылка превращается в хмурый взгляд.

— Это я завела нового друга.

— Ну, не надо было.

— Я думала, ты хочешь, чтобы я завела новых друзей.

— Не в Нью-Йорке. Мы не задержимся здесь достаточно долго для дружбы.

Она топает мимо меня и возвращается в коридор. Дверь захлопывается.

Полагая, что мне придется приготовить что-нибудь на ужин, я проверяю содержимое холодильника и близлежащей кладовки, которая на поверку оказывается больше, чем большинство однокомнатных квартир в Нью-Йорке.

В «Норт Индастриз», очевидно, хорошо платят.

Удивительно, что Хейс решил работать на отца. Раньше он его презирал.

Я предполагала, что Хейс будет играть в хоккей профессионально. Возможно, я даже просматривала списки всех игроков НХЛ, ища его имя, но так и не нашла. И предположила, что он, вероятно, получил травму, которая разрушила его хоккейную карьеру. Интересно, что там за история?

Проводя самостоятельную экскурсию по остальной части дома, я замечаю, что в нем почти нет мебели. Либо он вывел минимализм на новый уровень, либо сейчас занимается перепланировкой. Из каждой комнаты открывается зияющий простор холодного темного бетона и натурального камня. Столовая представляет собой стеклянный аквариум с панорамным видом на город и массивным каменным столом, который, похоже, рассчитан на двадцать персон. Правда стульев всего два.

Патио, кажется, единственное место с большим количеством сидячих мест — диван, журнальный столик и два мягких кресла. Вообще-то, я не боюсь высоты, но выход на открытую площадку в небе, даже огороженную комбинацией оргстекла и железа, заставляет меня немного нервничать. Кажется неестественным для человека находиться так высоко, не будучи при этом в чем-то с двигателем и крыльями.

Плюшевая мебель в патио и освещение заставляют меня представить себе интимные посиделки с хорошим вином и прекрасной беседой. Мне не нужно гадать, предается ли Хейс подобным вещам. Мебель выглядит так, будто на нее никогда не садились.

Я продолжаю исследовать его пространство — гостиную с газовым камином, который больше меня, и медиа-комнату с киноэкраном и откидывающимися креслами. Я дохожу до дальней части пентхауса, где есть еще один набор стальных и стеклянных дверей, которые, как я предполагаю, ведут в его спальню.

Разворачиваюсь. Придется оставить эти комнаты моему воображению.

Если я собираюсь остаться здесь на месяц, нам обоим придется научиться уважать границы друг друга.

Держаться подальше от спален друг друга — хорошее начало.

ГЛАВА 8

Хейс

Когда выхожу из лифта в свой дом, уже семь часов. Я мог бы работать допоздна и часами быть занятым в офисе, но от моих гостей не было вестей весь день, и я начал беспокоиться, что они уехали из города.

Я послал Дэвида с поручением закупить продукты. Когда он спросил, есть ли у меня список, я перечислил любимые сорта чая Ванессы. А что касается всего остального? Я сказал ему, что за это я ему и плачу, и оставил несколько стодолларовых купюр.

Будучи холостяком, я редко ем дома, а если и ем, то обычно что-то заказываю на дом. Покупки продуктов — это не то, чем я занимаюсь. Судя по запаху чеснока, масла и белого вина, доносящемуся со стороны кухни, я думаю, что Дэвид все сделал правильно.

Когда выворачиваю из-за угла кухни, вижу, что Ванесса стоит у плиты, помешивая шипящую смесь на конфорке. Перед ней стоит полный бокал белого вина, а сама она одета в свободные серые брюки для отдыха и майку, достаточно обтягивающую, чтобы можно было разглядеть изгибы ее груди, но достаточно свободную, чтобы не выдать слишком много деталей. Ее темные волосы откинуты назад у основания черепа, образуя похожий на кисточку хвост, а макияж, который она наносила ранее, смыт.

Это Ванесса в ее самом чистом, самом естественном виде. Моя любимая версия, насколько я помню. Не то чтобы она не была сексуальной, когда наносила макияж, но в ее естественной красоте всегда было что-то такое, от чего у меня перехватывало дыхание.

— О, боже! — выдыхает она. — Ты меня до смерти напугал. Как долго ты там стоишь?