Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Дипломатии и торговле с Россией англичане с самого начала придали исключительное значение, приравнивая «открытие России» к подвигу Колумба.

По заданию кромвелевского правительства книгу о Московии составил Мильтон, который, как и Дефо, не бывал в России, а к тому же в отличие от Дефо совсем не знал русского языка, но книга у него получилась вполне основательная.

Дефо, современник петровской России, внимательно присматривался к нашей стране. «Открыли дверь в Европу» – вот его общая оценка действий и достижений русских («Обозрение», 1710, том VI, с. 212). «Окно в Европу» – слова Франческо Альгаротти, на которые сослался Пушкин, появились в печати уже позднее (1739), но эпоха все-таки та же, и сходство этих символических выражений, надо думать, не случайное, объяснимое именно атмосферой времени, в пределах которого сформировался такой символический образ. Его источником могли быть сами же русские, прямо – Петр, его окружение, дипломаты, объяснявшие иностранцам мотивы нашего интереса к Западу. Это не только кто-то сказал, это так тогда, как видно, вообще говорили.

Торговля с Англией и война со Швецией – по этим двум линиям писал Дефо в «Обозрении» о России. Политически эти темы переплетались, поскольку англичане хотели торговать с Россией, но не хотели, чтобы Россия слишком усилилась за счет торжества над Швецией. Впрочем, и Швеции англичане не желали удачи, они го своему обыкновению желали, чтобы прежде всего противники как следует изнурили друг друга во взаимной борьбе. Дефо, как ни странно, не выступал особенным энтузиастом англо-русской торговли. Он почему-то считал вывоз табака в Россию невыгодным – это была основная монополия, взятая англичанами в торговых отношениях с нами. Возможно, это и было отражением общей английской политики, которую Дефо должен был поддерживать. Или же он хотел, чтобы монополию держало не государство, а отдельные купцы.

В отношении войны Дефо держался иначе. Сначала стращал Карлом XII, но потом все чаще стал говорить, что «русские еще себя покажут», что они не из тех, кого «легко победить», что они «отчаянны и отважны». После Полтавской битвы писал Дефо с интонацией, которая ему особенно нравилась и которая выражается словами: «А что я говорил?» Впоследствии Дефо опишет Полтавский бой трижды; дважды в одной и той же книге, с разных точек зрения – ради объективности.

Интонация Дефо изменилась к худшему после того, как русские войска дошли до Померании и Ливонип. Тут и кончилось дело тем, что Дефо обозвал Петра «нехристем», а потом «сибирским медведем». Дефо беспокоился за протестантскую веру в Прибалтике. Кроме того, он слыхал, что жителей из этих краев стали продавать в турецкое рабство. Тогда Петр и получил «медведя», а Дефо – указание извиниться.

После закрытия «Обозрения» Дефо писал о России и в «Торговце», например, настораживая читателей указанием на то, как в Балтийском море начинает маячить русский флот. Напомним, что и это было время весьма напряженного отношения англичан к нашим успехам на Балтике: победа при Гангуте, занятие Аландских островов.

В 1715 году Дефо выпустил «Историю войн Карла XII, короля Швеции». Если взглянуть на дату выпуска и припомнить, что в это время еще и Северная война не закончилась, то станет видно, что Дефо понимал исторический жанр прямо по-пушкински – в смысле писания истории по следам событий. Все повествование ведется от лица шотландца, служащего у шведов.

После «шотландского офицера» Дефо отправил в Россию «моряка из Йорка», во втором томе Робинзоновых странствий, в «Дальнейших приключениях». Дефо заставил своего героя последовать тому совету, какой давал Дефо торговцам вообще: посетить ряд стран, в том числе и Россию.

Путь Робинзона в Россию многотруден. Отторгнув его на этот раз уже от собственного домашнего очага силой неистребимой страсти к путешествиям, Дефо отправил его в сопровождении Пятницы через Атлантику к берегам Канады, а затем Северной и Южной Америки. Робинзон даже совершил паломничество на свой остров у берегов Бразилии. Из Бразилии корабль Робинзона взял курс к мысу Доброй Надежды, оттуда на Мадагаскар, Суматру, в Сиам, Филиппинские острова и в Китай. А уже из Пекина в составе каравана из шестнадцати человек, большинство которых были московские купцы, Робинзон двинулся в Россию – по Сибири на Архангельск.

Проверка маршрутов Робинзона по сибирским рекам, произведенная уже в наши дни, подтверждает их удивительную точность день в день. И также Робинзон проявил своего рода точность, когда, например, крайне скупо описал Амур: эта река была тогда мало известна. Если же помнить о скорости, с какой пришлось работать Дефо, то станет ясно, что трудился он очень напряженно и серьезно.

Академик М. П. Алексеев показал: Дефо использовал в «русском» эпизоде «Приключений Робинзона» английские книги, а также дневники русских послов в Китае, переведенные в свое время на английский.

Первый заметный поступок, совершенный Робинзоном после того, как пересек он границу нашей страны, – это сожжение языческого идола, который попался ему в селе возле Нерчинска. Мало того, он его, прежде чем сжечь, еще и шашкой рассек. Ему в этом помогал, хотя и не без иронии, не названный по имени шотландский купец, уже бывавший в России. Возможно, это лицо реальное, один из тех, с кем Дефо действительно беседовал о нашей стране.

В Тобольске Робинзон, по его словам, нашел «хорошее общество» – опальных вельмож, высланных Петром. Реальное историческое лицо среди них – В. В. Голицын, которого позднее в «Истории Петра» Дефо представит вдохновителем стрелецкого бунта.[22] Есть и лицо вымышленное, по крайней мере с вымышленной фамилией – воевода Робостиский. Дефо знал много похожих русских имен. Это могло быть соединением Ромодановского и Ростовского. Ганнибала в Москву привез Савва Рагузинский. Наконец, Работен была фамилия австрийского посла, замешанного в оппозиционных кознях против Петра. Но основного своего собеседника Дефо не называет по имени, говоря только, что это «князь, ссыльный царский министр».

Робинзон, бывший отшельник Острова Отчаяния, беседует в сердце Сибири со ссыльным русским. В одной библиотеке хранится экземпляр «Приключений Робинзона», где весь этот разговор весьма выразительно размечен неким добровольным комментатором, который, конечно, портил книгу, но в то же время сигналил: «Да вчитайтесь же!», потому что в самом деле эта беседа как-то не привлекала к себе специального внимания.

Это поразительный разговор по душам двух людей, на долю которых выпали «необычайные приключения», жестокие испытания, отрыв от мира. Если учесть, что в России Дефо не бывал, то выбор собеседника, которому Робинзон излагает свое кредо и, в свою очередь, выслушивает его исповедь, примечателен. Это подчеркнутый жест расположения к русским. Называл их Дефо «медведями», говорил, что они «безрассуднее испанцев», он их и христианами-то признавал лишь с известными допущениями. Но вот душевную беседу своего основного героя устроил с «Робинзоном сибирским».

В Тобольске они прожили всем караваном восемь месяцев. Робинзон жалуется на холод, и вообще все ощущения переданы с отчетливостью и непосредственностью: видно близкое, хотя бы косвенное знакомство со всей сибирской обстановкой. Кого-то из путешественников Дефо слушал очень внимательно! Пугая холодом на улице, Робинзон тут же хвалит теплоту изб, остается вполне доволен едой. «Весь провиант, – рассказывает он, – заготовляется летом и хорошо сохраняется до зимы». Пили воду, смешанную с водкой, а в торжественных случаях мед, вызывающий у Робинзона оценку: «Прекрасно!» «Словом, – говорит Робинзон, – жили весело и хорошо».

Когда «Приключения Робинзона» были в полной славе, Дефо выпустил «Историю Петра», полное название которой: «Беспристрастная история жизни и деятельности Петра Алексеевича, нынешнего царя Московии, от его рождения до настоящего времени. С описанием его путешествий и переговоров в разных европейских странах. Его действия и достижения в северных и восточных частях света. Во взаимосвязи с историей Московии. Написано британским офицером, находившимся на царской службе», Лондон, 1723 год, 420 страниц. Печатали книгу сразу три издателя, выдержала она одно издание за другим, лишь с тем изменением, что стала с 1725 года называться «Подлинной, достоверной историей и т. п.».

вернуться

22

В некоторых ранних изданиях «Дальнейших приключений» это имя было помечено только литерой Г., и первым допущением М. П. Алексеева было, что это Головкин. Состоялась полемика между М. П. Алексеевым и другим выдающимся знатоком «Робинзона», редактором основного нашего перевода этой книги, А. А. Франковским, который сумел убедить М. П. Алексеева, что все-таки это Голицын. Но интересно, что в «Истории Петра» на первых же страницах имена Голицына и Головкина стоят рядом, так что их мог как-то путать сам Дефо.

54
{"b":"93572","o":1}