Новый государственный секретарь заново представил Дефо королеве, и снова он целовал высочайшую руку, присягая на верность. И опять отправился в Шотландию. Но прежде, как мог, устроил семью. Ведь дети давно выросли! Старшая, Ханна, на выданье (она, впрочем, так и осталась одинокой, но прожила безбедно и до глубокой старости). Сыновья Даниель и Бенджамин – совсем молодые люди, по двадцать с лишком лет. Мария, Генриетта и в особенности Софи – прелестные девочки. Жили они все в Гакне, северо-восточном пригороде Лондона. Дефо решил перевезти их по соседству, но в те самые места, которые были ему хорошо знакомы, в Сток-Ньюингтон. Там он с 1708 года арендовал дом.

В Шотландии предстояло теперь вести наблюдение за яковитами, сторонниками Якова-Джеймса Стюарта (читайте «Роб Роя» Скотта). В Англии политический барометр опять показал перемену: к власти возвращался Гарлей. На этот раз Дефо был готов к тому, что ему прикажут продолжать службу. Что и воспоследовало.

«Волею судеб я вернулся к изначальному своему покровителю, – писал впоследствии Дефо, – а он с обычной своей благожелательностью соблаговолил опять доложить обо мне королеве, и в результате расположение ее величества ко мне осталось прежним, но только я уже не получил каких-либо новых поручений».

Похоже на правду, однако неполную. В этих строках, которые взяты из исповеди самого Дефо, он хочет дать понять, будто им были довольны до такой степени, что уж и требовать больше ничего не стали.

А вот что писал он в то время Гарлею: «Я глубоко несчастен не только в своих собственных делах, которые печальны и говорят о катастрофе, неизбежной из-за того, что ослабело ваше ко мне расположение, но еще и потому, что не представляется мне теперь ни случая, ни чести изложить вашей светлости ряд вопросов, важных для общих интересов».

На политическом горизонте появился у Дефо мощный соперник. Не чета тем газетным писакам, с которыми он триумфально разделывался, оставляя их в дураках. Мы этого противника уже видели: едва закрылась за Дефо потайная дверь, как распахнулся парадный вход в покои государственного секретаря, и…

Однако мы совсем потеряли из виду моряка, пожелавшего высадиться на остров. Где же он?

На первое сообщение о Селькирке особого внимания не обратили. Шуму наделала история самого Дампьера. Судовладельцы с тех пор уже отказали ему в доверии. Выручил адмирала капитан Вудс Роджерс, тоже отправлявшийся на морскую «прогулку» и взявший адмирала в свою флотилию лоцманом, а также командиром одного из кораблей.

На «Герцогине», которую вел сам Роджерс, первым помощником у него был Эдвард Кук. (Это другой Кук, более ранний.) На «Герцоге» капитанствовал Дампьер. Пошли всё туда же, в Тихий океан.

«В семь утра, – рассказывал потом Роджерс о дне 31 января 1709 года, – мы подошли к островам Хуан-Фернандес».

Выбрали ближайший к материку и самый крупный. Опасаясь французских или испанских кораблей, от острова встали так далеко, что спущенный на воду баркас добрался до него лишь к ночи. И вдруг в бухте блеснул огонь! Баркас пустился назад, корабли приготовили к бою пушки и мушкеты. Но утром убедились: опасности нет, и на Мас-а-Тьерра отправилась команда за пресной водой.

Вернулись они, приведя с собой человека, одетого в козлиную шкуру. «Он выглядел более диким, чем рогатые первообладатели этого одеяния», – отметил капитан. Оказалось, человек этот прожил на острове четыре года и пять месяцев. Корабль, на котором шел он помощником капитана, дал течь (и потом потонул, но этого островной отшельник не знал). С капитаном странный человек поссорился, и его высадили, оставив одного. Корабль назывался «Пять портов», фамилия капитана Страдлинг, а его имя – Александр Селькирк, родом из Ларго в графстве Файф и действительно Сапожников (шотл. Селькирк).

«Я вспомнил, – пишет Роджерс, – что капитан Дампьер говорил мне об этом человеке, считая его лучшим из команды».

И Дампьер тотчас признал своего грешного штурмана.

На острове Селькирк одичал. Поразил своих спасителей полным безразличием к встрече с ними.

Вообще корабли заходили сюда неоднократно. Он сам от них таился. С «гостями» на острове шутки поистине были плохи, хотя вовсе не первобытные дикари посещали его, а, как и флотилия Роджерса, суда «джентльменов удачи». Однажды пришли испанцы. Селькирк как-то зазевался, не успел спрятаться хорошенько, его заметили и гонялись за ним, как за диким зверем. Стреляли в него, когда поняли, что не смогут поймать. А бегать он навострился так быстро, что ловил диких коз.

Впрочем, и козы там были не дикие, а одичавшие. Их завезли сюда все те же испанцы, первыми обжившие эти острова. Потом появились здесь матросы Пикеринга. Да, прежде Селькирка на том же острове побывали по меньшей мере три полудобровольных отшельника. Остров был пусть и не постоянно обитаемый, но все же обжитой. Но только, кроме коз, которые расплодились, предоставленные самим себе, и брюквы, буйно разросшейся, люди ничего дельного там не оставили, а лишь пользовались благодатным климатом и щедрой природой.

Новому члену экипажа капитан Роджерс был рад по той же причине, почему не пренебрег он услугами опального Дампьера, великого знатока коварных течений и ветров (гидрограф!). Роджерс никогда не плавал в Тихом океане, и команда у него подобралась, словно на смех, из людей сухопутных – портные и торговцы-лоточники. Не желая, видно, терпеть ни в чем недостатка, они погрузили на корабли такое количество съестного и вообще всякого добра, что судам было трудно маневрировать. Испытанный мореход Селькирк, естественно, получил место помощника на корабле «Герцог», где капитанствовал Дампьер. Штурман «Пяти портов» и адмирал оказались опять под одним флагом. А когда в плен было захвачено еще одно судно, Селькирк сам стал капитаном. Через два года экспедиция закончилась, доставив в Англию добычу ценой в двести тысяч фунтов. На долю Селькирка пришлось восемьсот.

Еще через год Роджерс рассказал о Селькирке в своих путевых записках, вышедших первым изданием в 1712 году. Рассказал о нем и капитан Кук. О Селькирке заговорили. Роджерс, имевший знакомства в кругах образованных, представил его известному публицисту Ричарду Стилю. В журнале «Англичанин» (поскольку «Зритель» и «Болтун» прекратили свое существование) Стиль напечатал очерк о Селькирке и создал ему славу.

«Я имел удовольствие часто беседовать с этим человеком, – говорит в начале своего очерка Стиль, – вскоре после его возвращения в Англию в 1711 году». И далее кратко, но динамично и ясно излагаются основные факты судьбы Селькирка: высадка с корабля, обиход его жизни на острове.

Со временем, которое трудно определить точно, – где-то между «Путешествиями» Роджерса и «Приключениями Робинзона» – появилась брошюра «Игра судьбы, или Удивительное сообщение об Александре Селькирке, написанное им самим». Достаточно сравнить эту брошюру с книгой Роджерса, как станет видно, что не «написано», а переписано это все у Роджерса (каким-нибудь щелкопером вроде тех, что будут перекраивать «Робинзона Крузо» на более дешевый фасон). Впрочем, и очерк Стиля подчас повторяет или перефразирует все того же Роджерса. Нет, Ричард Стиль – первостепенный писатель, ему чужие черновики не нужны были, просто все это свидетельствует о том, что и он не столько слушал Александра Селькирка, сколько развивал некую одну, сразу сложившуюся версию. Более того, сам Селькирк, почти забывший за время своего четырехлетнего одиночества человеческую речь, со временем научился о себе рассказывать в духе уже появившихся «рассказов» о нем.

Ну а встреча Дефо с Селькирком? Самый интересный материал о ней находим в первой же из фундаментальных биографий Дефо, в трехтомнике Уолтера Уилсона.

Уилсон писал свою хронику в начале прошлого века, еще имея возможность соприкоснуться если не с современниками Дефо, то, во всяком случае, с живой изустной традицией передачи сведений о нем. Он виделся с потомками писателя. Правнук Дефо показал ему последнее письмо автора «Робинзона Крузо». А в Бристоле Уилсон отыскал своего собственного родственника, местного старожила, который поведал ему все тамошние разговоры о Дефо: как Дефо скрывался у них от долгов после первого своего финансового краха, как появлялся он на улицах города, одетый броско, заметно, в шляпе и при оружии, однако появлялся исключительно по воскресеньям: по Христовым дням полиция была бессильна, закон запрещал аресты в праздник. В остальные же дни недели «воскресный джентльмен» (так окрестили бристольцы Дефо) скрывался. Прекрасно все помнили, где и у кого он тогда жил. Сохранились те дома, и более того, нашелся человек, предок которого имел честь сдавать Дефо комнату. Частенько домовладелец и постоялец беседовали. Любил этот постоялец истории послушать. А главное, тот же самый хозяин дома – Марк Уоткинс было его имя – видел на улицах Бристоля странного человека в козлиной шкуре. Ну, догадаться нетрудно, это был Александр Селькирк.