«И почему я? Почему мы? Почему Россия? Почему не на двадцать лет позже? Почему американцы их высмотрели, а разбираться нам? Почему так всё сложилось?! – вертелось в голове. – И всё как-то плохо развивается, совсем плохо. Может, был шанс с ними подружиться, а с таким союзником… А хорошо ли иметь такого сильного союзника, не рискованно ли? Конечно, рискованно».

Президент вспомнил слова старого начальника: «Верить можно только себе. И немного – самому ближнему кругу». Он всё же не удержался и тихо вздохнул. Предстояла ещё запись выступления по телевидению, а до этого нужно сформировать позицию, чтобы успокоить, убедить всех в том, что ситуация под контролем, процесс, как говорится, идёт… Опять ложь? А как вообще кого-то успокоить, если не знаешь, что с тобой будет завтра, не исчезнешь ли, как этот вице-премьер?

За столом обсуждали эвакуацию. Одни предлагали не торопиться, другие вспоминали известную ошибку Сталина, когда привычка замалчивать беды и карать паникёров стала причиной провала эвакуации в первые дни войны. Даже Сталину не поверили начальники на местах, что надо спасать и спасаться. Может быть, и сейчас вместо убаюкивания стоит призывать народ уходить в леса? Или объявлять мобилизацию?

– Что же, пока ещё ничего толком не произошло, – остановил споры президент. – Мы ничего не знаем, прецедентов тоже нет. Потому самое лучшее, что мы можем сделать, – ждать. Понятно, что они сюда не красоты Москвы рассматривать прилетели, но вдруг из отеля что-то удастся узнать. Или подскажут их следующие шаги, не собираются же они сидеть на месте…

Он не успел закончить фразу, как следующий шаг уже был сделан. Вернее, сразу два шага. Пришельцы в радужных костюмах материализовались посреди комнаты – самой секретной в России, закрытой бронированными дверями и 300-метровым слоем железа, бетона и земли. Но им это, похоже, совершенно не мешало.

Молча и уверенно два члена инопланетной свиты вышли из мгновенно возникшего портала, после чего сделали пару шагов вперёд и в стороны. Пока они становились на определённые каким-то своим протоколом места, внутрь вошёл Вестник.

Президент заметил, как присутствующие, особенно военные, побледнели и напряглись. Но бросили взгляд на него и удержались от резких движений. Президент хотя и не показал вида, но за секунду успел пережить всю гамму чувств – от удивления и гнева («и это их хвалёная безопасность?!») до спокойствия и годами отработанной собранности («решать надо одну проблему, а не все сразу»).

– Как ты, «впереди сидящий»? – спросил инопланетянин вполне нормальным голосом. – Интересная комната. Не любишь свежий воздух?

Все молчали, но Вестник, кажется, и не ждал ответа.

– Ты так и не пришёл ко мне, – сказал он и покачал головой. – Не боишься смерти?

Президент оценил ситуацию и наконец-то взял себя в руки. Возможности инопланетян впечатляли, но переговоры, а не война с порога – тоже знак.

– Знаешь, сколько раз мне угрожали? – президент попутно решил, что имеет право тоже «тыкать» гостю. – Я же военный, прошёл не один конфликт. Если бы боялся смерти, то выбрал бы работу поспокойнее.

Он смог даже выжать из себя холодную улыбку, но гость, видимо, на время потерял интерес к разговору. Он с любопытством разглядывал обстановку.

– Зачем тебе картина? – насмешливо кивнул он в сторону Троеручицы. – Думаешь, она тебе поможет?

– Помогает не икона, а Бог, – президент машинально повторил слова священника, сказанные во время того визита, затем поправился: – Так у нас говорят.

– Бо-ог? – нараспев произнёс Вестник, а потом резко повернулся к нему: – Я видел, как творился твой мир. Рассказать?

«Творился, – прозвенела в голове президента ненужная мысль, – творился. Не появлялся, не возникал, а творился» А потом пришла другая, такая же бесполезная: «Почему в критические моменты такое значение придаётся самым неважным вещам – сапёр лучше работает, напевая песенку, а мозг – размышляя о цвете обоев?» Но вслух он сказал совсем другое:

– Если ты за этим явился – говори. Это очень интересно, мы все с удовольствием послушаем.

Пришелец внимательно посмотрел на него и чиновников за длинным столом. Портал уже растаял, все сидели на своих местах – со стороны могло показаться, что ничего особенного не происходит. Будто высокое совещание выслушивает приглашённых гостей. Президент спиной ощутил напряжение момента – того самого неустойчивого равновесия, которое скоро перетечёт либо в общий смех, либо в бойню.

Но Вестник не спешил и думал о чём-то, чуть склонив голову. Потом, не меняя позы, спросил раздельно, одними губами:

– А что бы ты сам хотел узнать?

Пожалуй, это был самый простой вопрос. Узнать, конечно, хотелось многое. Но было главное.

– Кто вы? – выдохнул президент.

– А-а, вот что тебя гложет. Кто я, кто мы, на что мы способны, чего хотим, зачем пришли, когда уйдём, чем опасны? Это ты хочешь узнать? – скороговоркой, почему-то распаляясь, почти прокричал Вестник. Он больше не был похож на скучающего туриста, который случайно забрёл на заседание правительства. Совсем не похож.

Пришелец резким движением снял очки и уставился своими угольно-чёрными глазами в глаза президента. Удушливая волна страха, отчаяния, паники и полного безволия налетела внезапно. Президенту захотелось сжаться, стать маленьким и незаметным, но он не мог даже пошевелиться, дышал и то с трудом. Он чувствовал себя словно в скафандре, который вышел из строя на глубине. Скафандре собственного тела.

Мозг, которым он всегда гордился, ощутимо отделился от сознания, вдруг превратившегося в хаотичный набор чувств и желаний. Сами мысли застыли, словно сквозь масло протекали по остаткам разума и ускользали, прежде чем оформиться. Он был одновременно и собой сегодняшним, продолжал чувствовать то же, что и минуту назад, и ребёнком – ищущим и не находящим защиты от неведомого и страшного.

Лицо Вестника казалось огромным, оно заполняло всё пространство – трудно вообразить существо такого размера. На его фоне президент казался себе всё меньше, словно усыхал от страха. От огромного лица исходила волна невероятной, лютой ненависти, которую можно было ощутить физически. Удивительно, но никакого выражения эмоций на этом лице не прослеживалось. И не было слов. Но даже в этом оцепеневшем состоянии президент удивился тому, что чувствует не свою, а чужую ненависть – как это вообще вероятно?

Сил для сопротивления не было. В душе ещё оставались какие-то остатки воли, но смелость, решительность и твёрдость сбежали, предали его и бросили один на один с этим необычным противником. Повинуясь какому-то остаточному движению чувств, глаза президента скосились чуть за спину Вестника и уткнулись в икону. Очень-очень захотелось закричать, заплакать громко, изо всех сил, как когда-то в детстве: «Господи, помоги!» Показалось, что Богородица смотрит с любовью и грустью.

Наваждение отхлынуло так же резко. Комната вернулась, гости стояли на своих местах, и лишь искажённое злостью лицо Вестника свидетельствовало, что всё случилось на самом деле, а не во сне.

– Я пришёл дать вам, баранам, лучшую жизнь, – ледяным голосом сказал инопланетянин, – Но неуважения не потерплю. Запомни.

Он развернулся и шагнул в услужливо вспыхнувший чёрный портал. Через мгновение свита отправилась за ним. Портал погас.

Очнувшиеся участники совещания заговорили все разом.

– Алексей Геннадиевич, что это было? – непривычно растерянные генералы сразу стали похожи на новобранцев. – Где охрана?

«Почему никто не спешит мне на помощь, даже не спросит, как я себя чувствую?» – вспыхнуло возмущение. Президент взглянул на часы и понял – вся пытка продолжалась несколько секунд. Окружающие лишь могли заметить, как он взмок – то ли от страха, то ли от неожиданности, кто знает.

Он решил пока ничего не рассказывать. Паника была бы ни к чему, да и сил не осталось.

– По крайней мере, можем больше не прятаться под землёй, – вымученно пошутил президент, – Подышим воздухом на пока ещё нашей планете. Все свободны.