Братья

Мы быстро вернулись к своим. Они честно стояли за сорок шагов от шатра. Правда, луки были снаряжены, а Ойгон сидел на спине своей волчицы, Л΄уны, положив на колено обнажённый клинок.

Мавик первым кинулся ко мне, поскуливая от возбуждения, а Чиен — к Нишаю.

— Что случилось, колдун? — воскликнул он. — О чём вы говорили? Да на тебе лица нет!

Я тоже ещё не видел Нишая настолько потрясённым и подавленным. Он балагурил и со связанными руками перед лицом смерти, а тут…

Ойгон, спрыгнув с Л΄уны, протянул Нишаю бурдючок с аракой.

— На-ка, глотни!

Колдун помотал головой.

Он даже говорить не мог, не способный сейчас ни закричать, ни выругаться. Наверное, ожидал от императора какой угодно подставы, но только не этой.

Каждого можно пробить, даже самого сильного. Тут главное — неожиданно нащупать больное место.

Ойгон не сдался и начал силой поить Нишая, раскашлявшегося от такой заботы до слёз.

— Вот, — я протянул Чиену мешок. — Нужно похоронить.

Тот заглянул в мешок и нахмурился.

— Голова? Чья?

Я промолчал, и Чиен аккуратно выкатил голову на камень. Приподнял за длинные волосы, разглядывая.

Трупного запаха не было, и я только сейчас заметил, что голову подвергли мумификации. Шея усохла, а татуировки проступили ярко, как нарисованные.

— Это, она, однако, — сказал Сурлан. — Тут не спутаешь.

Он не стал называть имени.

Может, и не лицо, но татуировки на нём знали все. Даже охотники с самых дальних и диких гор.

По татуировкам в Вайге можно было судить о происхождении человека, о его возрасте, семье и занятиях. У вольных племён ту же нагрузку брали на себя узоры на одежде и амулетах.

Нишай отвернулся, и Чиен осторожно убрал в мешок голову его матери — сестры императора Адджера Страшноголового и Страшноликого — синеликой Исид.

Судя по лицу нашего колдуна, она была неплохой матерью. А вот папаша Камаю с Нордаем попался на редкость мерзкий.

— Добрый император, — сказал Чиен сквозь зубы. — Сам Эрлик сейчас смотрит на него снизу, как ученик на учителя. Это он деморализовать так решил нашего колдуна?

— Добрее некуда, — кивнул я. И спросил: — Скажи, Чиен, ты присутствовал при моём рождении?

— А зачем? — увивился он. — Я же не шаман и не повитуха.

— А знаешь того, кто присутствовал?

Фехтовальщик задумчиво покачал головой. Младенцы — не тот предмет, что заботит ближников правителя. Особенно, если у правителя уже есть сын и наследник.

— А когда ты меня увидел в первый раз? — продолжал я допрос.

Чиен пожал плечами:

— Ну, наверное, в две или в три зимы, когда тебе дарили твой первый меч и в первый раз посадили на спину дракона. До этого времени ребёнок растёт на женской половине, зачем на него смотреть? Вдруг он не понравится Тенгри, и духи заберут его назад? В бедных семьях мальчишкам до первого ножа и имён не дают.

— А ведь я мог бы убить его… — выдавил Нишай сквозь сжатые губы.

Арака помогла, он хотя бы заговорил.

— Кого? — удивился Чиен.

— Императора, — выдохнул колдун. — Два раза. Если бы я знал тогда… А уж Нордая — так просто дюжину раз мог заколоть, отравить, наложить смертельное заклятье!

Последнее слово колдун выкрикнул.

— Тише, тише, — я приобнял его. — Давай-ка ещё глоточек?

Ойгон тут же подсуетился и заставил Нишая ещё раз хлебнуть из бурдючка.

— Император на то и рассчитывает, что ты потеряешь разум, Нишай, — успокаивал я колдуна. — А нам ещё надо выиграть поединок. Я так понимаю, что опасения страшноликому внушает только драконий меч у меня на поясе? Меня-то он, выходит, уже давно списал в утиль?

— Против меча амулетов нету, — Нишай сглотнул и уставился в землю. — Но есть магическое оружие против твоей душевной силы и путей твоего разума. Ты же слышал, что он сказал?

— Херня, — усмехнулся я. — Нету у него оружия против моей души. Я другого боюсь. А что если императору всё равно, кто из нас выиграет?

Нишай поднял глаза и уставился на меня. В его взоре наконец промелькнуло что-то привычно разумное и острое.

— А ведь и верно, — сказал он. — Какая разница, кто победит из двух похожих наследников? Если победишь ты, Маргон наложит на тебя печать и заставит присягнуть императору. А если Нордай — на него наложат личину Камая, чтобы наши люди поверили в победу. Потом будет заключён мир между фальшивым Камаем и императором, и парень будет править долиной. Так что император выигрывает в любом случае.

Нишай огляделся и развернулся так, чтобы наблюдать за найманами, готовящими площадку для поединка.

— Ну, личину-то ещё надо успеть наложить, — не согласился Чиен.

— Маргон отлично знает наследника, — пояснил Нишай, кивая мне на колдунов.

Они сбились в кучу и шушукались, а император снова забрался в свой паланкин, и карлик бегал то к колдунам, то к приоткрытой занавеске.

— Но Кай чуть повыше, да и одежда другая, — стал спорить Чиен. — Это как нужно наловчиться?

— Я бы сумел, — пожал плечами колдун. — Я бы начал менять их прямо во время боя. Армия императора стоит достаточно далеко, чтобы видеть все подробности поединка. Наши люди — тоже…

— Ну, мы-то близко! — перебил Чиен.

— А нас просто убьют! — оптимистично закончил мысль Нишай.

— Нет, — сказал я поразмыслив. — Не прокатит.

— Почему? — удивился Нишай.

Он уже прикинул, как можно всё провернуть — с личинами и с печатями.

— Смотри. Одно дело, если выиграет Нордай. Но если выиграю я — это будет слишком плохой для императора вариант. Наследник с печатью хорош, пока император жив и может им управлять. Но рано или поздно старик умрёт, ну и кто тогда будет контролировать «наследника»?

— Значит, тебя всё-таки попытаются убить, — согласился Нишай. — Но ты слишком опасен с драконьим мечом. Думаю, они приготовили какую-то подставу с оружием. Не выпускай меч из рук. Не соглашайся на осмотр или замену!

— Хорошо, — кивнул я. — Будь начеку и ты. Держись, братишка. Плакать по убитым будем потом. Мы сложим с тобой огромный курган из камней, чтобы он простоял века, верно?

Нишай кивнул, кусая губу.

— Но для этого надо сначала победить, — продолжал я. — И нам бы тоже неплохо придумать какую-то хитрость.

— А что если император врёт? — осенило Нишая. — Что если это тебя сотворили с помощью магии? Отразили через зеркало? Ведь у тебя действительно сердце справа. И всё это — очередной жуткий план императора? Ты в этом бою превратишься в демона, и Нордай останется единственным наследником?

— Сердце — аномалия от рождения, — пожал я плечами. — Не заморачивайся на пустом месте.

— А так разве бывает?

— Да, Нишай. Расспроси повитух, если не веришь. Редкое, но не такое уж необычное дело.

— А что случилось-то, вы уже скажете? — не выдержал Чиен. — Что вам сказал император?

— Что я — его сын, — пояснять пришлось мне. — Я и Нордай — близнецы. Братья. Что он сам отдал меня правителю Юри заложником заключённого между ними союза. Войны прекращаются, проход к Белой горе свободен для всех. Ну и прочие ништяки союзных государств. Когда Нордай войдёт в возраст, пригодный для наследника, император планировал убить правителя Юри, Эргена и меня. А потом, видимо, Камай воскрес бы каким-нибудь удивительным образом. И унаследовал долину Эрлу. А после смерти императора — всю империю Вайги.

— Но зачем? — растерялся Чиен.

— Затем, что император не желает делить земли. Отдай он долину терию Вердену — и под носом постепенно заведётся ещё один «правитель Юри». Да и не факт, что горные духи признают наместника. Так и будет он воевать с местными племенами, пока его где-нибудь не прибьют. Но «Камаю» духи подчинятся, ведь Эрген пропал, и по праву теперь наследует младший.

— И ты?.. — Чиен нахмурился. — Ты признаешь своим отцом императора Вайги?

— Я? Да на хер он мне нужен, такой отец! — я даже растерялся немного. Ну что за идея: у меня есть утраченный во младенчестве папочка? Бред какой-то. — Мой отец — правитель Юри. Он вырастил меня как сына, а чья там во мне кровь — земля впитает любую.