Annotation

📌Пилот вертолёта Ка-52 с позывным Кесарь во время неравного боя теряет сознание и попадает в таинственный зал Равновесия, где невидимая рука держит весы. 📌Его душа слишком тяжела и перемещается в тело княжича Камая. В магический горный мир, где юный всадник из рода Дракона умирает от ран, не успев отомстить за отца. Месть – не тот путь, что нравится герою, но выбора нет. Ему не дано ни жить, ни умереть, пока месть не свершится.

Кай из рода красных драконов 5

Глава 1

Глава 2

Интерлюдия

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Интерлюдия

Глава 8

Интерлюдия

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Интерлюдия

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Интерлюдия

Интерлюдия

Глава 23

Глава 24

Интерлюдия

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Интерлюдия

Интерлюдия

Глава 29

Интерлюдия

Глава 30

Глава 31

Интерлюдия

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Эпилог

И еще один эпилог

Кай из рода красных драконов 5

Глава 1

Еккарганай

Говорят, что слово «ёкаргане» или «ёккарганай» пришло из бурятского языка, но происхождение его смутно.

Может быть, какой-нибудь попаданец в древнюю Бурятию стоял вот так же, как я? Глядел в небо и громко ругался:

— Ёкарный бабай!

Я старался не материться среди своих, но цензурные слова кончились даже не начавшись. Потому что дракон в небе над лагерем был один. Мелкий такой. Маленький чёрный дракон.

И одинокая фигура у него на спине тоже была чёрной, шёлковой, с высокой шапкой на голове, слегка похожей на лебедя.

— Ёб… — начал я.

Но всё-таки кое-как вырулил на бабая.

— Переговорщик летит, — вынес вердикт Майман. — Колдуняки решили сначала поговорить с нами, а потом уже убивать. И чего тянут? У меня волки застоялись, драки хотят.

Я промолчал, всматриваясь в подозрительно знакомый силуэт дракона.

Да неужели?

— Майман, а ведь это Ниса.

— Ну, я бы не поручился, — отозвался волк. — Но дракон молодой, да. Мелкий ещё. И лапы топырит похоже.

Все наши рассредоточились по кустам, только огромный воин-волк остался стоять рядом со мной, посреди поспешно эвакуированного лагеря.

У меня был драконий меч, и молний я не боялся. Маймана же удерживали на месте природные нахальство и любопытство.

Возраст у него был матёрый, но ещё деятельный — лет тридцать пять-тридцать семь. Самое то подвиги совершать. А страх смерти…

Я понимал примерно, что происходит сейчас в голове у Маймана. Он не верил в смерть. Обманула она его, не взяла.

Вожак волков должен был геройски погибнуть в долине Эрлу. Наверное, он уже попрощался с жизнью так, как положено в традициях вольных племён.

Но вмешался Ичин с его шаманскими штуками, и вывел остатки волчьих воинов едва не силой.

Я слушал потом у костра, как они отступали, и это было похоже на чудо.

Волки и барсы не бросили тех, кто остался без крылатых зверей. Тащили за собой, прикрывали. Это было не бегство, а именно отступление. И такого здешние воины ещё не знали.

Ичин пошёл против правил — правила предписывали умереть и не отступать. Но шаман решил для себя — что грех отступления будет только на нём, зато его люди останутся живы.

После он собирался отказаться от командования, тем более что рана у него была колдовская, опасная. Но тут появился я и всё испортил.

И сейчас Ичин сидел в засаде, готовый послать в воздух крылатый отряд, обученный биться с драконами.

А Майман, не ощутивший греха отступления — ведь барсы увлекли их за собой, прикрыли, отжали к горам — поверил в то, что смерть — не его баба. И рвался теперь проверить.

Мы стояли с ним, как два тополя… Юрты и аилы топорщили кедровые кости жердей, дымил полупогасший костёр. И тишина…

— Думаю, ты прав — это переговорщик, — сказал я, поразмыслив. — Летит на нашем драконе. Боюсь, что это Нишай.

— А чего в этом удивительного? — повёл широченными плечами Майман. — Если колдуняки помогли ему восстановить магию — ему и сподручнее. Он всё тут у нас знает.

— В том-то и дело, что знает, — кивнул я. — И понимает, что торговаться мы с ним не будем. Нет у нас никаких торгашеских целей. Тогда зачем он летит?

— А чего ты за него беспокоишься? — удивился Майман. — Пусть летит. Ещё раз поймаем. Но теперь уже — только в мешок, — и он расплылся в доброй людоедской улыбке. Ты ж, поди, наигрался уже в мудрого зайца? Не со всеми можно быть мудрым.

— А с кем нельзя?

Я нахмурился: не любил, когда меня пытаются поучать. И вопрос выбрал такой, чтобы Майман заткнулся.

Он и заткнулся минуты на две.

Думал — вообще не ответит, но когда дракон, сделав над нами пару кругов, нагло пошёл на снижение, могучий волк сказал неожиданно серьёзно:

— Если у волчонка дурной хозяин, волк вырастает злым, негодным к работе. Думаю, так и у человека: как воспитали, таков и вырастет.

— И не перевоспитать? — спросил я с улыбкой.

— Ты ж не сумел? — рассмеялся Майман. — Значит — только в мешок! Ты не злись, Кай. Не ошибается тот, кто ничего не делает. А хорошая казнь нам нужна, она поднимет дух воинов. Это ты у нас — заяц Тенгри, а мы — простые дикие волки. Нам от врага нужна только кровь. Видал, как волки драконью кровь жрут? Они испокон враждуют с драконами. Вот так и мы.

Я кивнул.

Ниса приземлилась, растопырив лапы, как котёнок, которого держат за шкирку.

Нишай начал было красиво спрыгивать. Но драконица, вспомнив, что у меня в поясном мешке всегда есть вкусняшки, кинулась «обниматься», и колдун едва не свалился, разрушив торжественность момента.

Ниса ткнулась в меня мордой и закурлыкала: мол, я же — молодец?

Подавив очередное некрасивое слово, я начал гладить глупую животину, громко поминая бабая.

Конечно, она молодец. Она думала, что Нишай — свой, покатала…

Колдун выпрямился, отряхнулся и уставился на меня.

Он был в длинной рубахе из чёрного шёлка, в вышитых по бокам кожаных штанах, в плаще, подбитом собольим мехом, в новеньких сапогах из драконьей кожи.

В общем, при параде, чего нельзя было сказать обо мне.

Но свой меч Нишай потерял, а мой — вот он. И это нас уравнивало. Ведь красивый петух — не факт, что побьёт боевого.

Мы с Нишаем молчали, разглядывая друг друга, и Майман решил, что переговоры придётся начать ему.

Обязанности вождя приучили огромного волка к вежливости, и он протянул руку к лапнику, уложенному возле едва теплящегося костра.

— Ну, садись, колдун, — сказал он, скалясь и изображая доброжелательность. — Хорошо тебе? Я тебе на ветки — сразу мешок могу постелить. Чтобы не доставать потом.

Нишай на оскорбление даже бровью не повёл. Он продолжал разглядывать меня, словно я был статуей Аполлона из музея.

— Ну? — спросил я. — Чего уставился?

Он покачал головой.

— Ты не похож на дикарей. Не похож на караванщиков. Не похож на найманов. Кто ты, Кай?

— А какая тебе, бб… лин, разница? — удивился я. — Я так понимаю, что ты рассказал Шудуру про лагерь, а тот за это вернул тебе силу?

— Нет, — покачал головой Нишай. — Силу я вернул себе сам.

— Ну, допустим, — я с шипением выдохнул, гася гнев.

— Злишься? — спросил колдун.

— Конечно, злюсь. Ты, мерзавец, мало того, что сбежал, когда тебя пожалели и руки вязать не стали, ещё и Нису увёл. Она глупая, верит всем подряд.

— Это — не боевой зверь, — развёл руками Нишай. — Их так воспитывают, чтобы могли возить разных всадников. Теперь уже не исправишь.