В нём было столько злости и ликования, что у меня волосы встали дыбом, словно я и сам был волком.
Мавик тоже ощетинился, задрал морду и попытался завыть.
— Там твой Бурка, — уверенно сказал Нишай. — Или его приятели. Они-то прекрасно видят даже во тьме горы. И растерзали дракона. Надеюсь, вместе с Шудуром!
— А что, тут какая-то особая тьма? — спросил я.
— Священная, — усмехнулся Нишай. — Из самого Нижнего мира. Так что мы и тьму сегодня осквернили… И гору Тенгри, и тьму Эрлика! Ну и ночка выдалась…
Он засмеялся и плюхнулся на землю. Обхватил руками голову. Но пострадать и раскаяться в грехах ему не удалось.
— Сюда! — позвал один из охотников, выныривая из темноты. — Колдун может лечить?
— Что с Сурланом? — вскинулся я.
— Его ударило о камни, — скупо пояснил охотник.
— Идём, — велел я Нишаю. — Тенгри тебя простит. Потом. Хватит рассиживаться. Ты ж хоть немного, но разбираешься в медицине?
Колдун фыркнул и поднялся. Но тут же мы замерли все трое.
Оттуда, куда упала туша дракона, раздалось вдруг леденящее кровь рычание. Оно было пострашнее драконьего. Я тут такого ещё не слышал.
— Дикие волки, — сказал охотник. — Они сожрут дракона. И найманов сожрут, если они не отступят. Это и есть проклятие тьмы.
Нишай нервно усмехнулся, не веря в такое простое объяснение мистического «священная тьма».
— Ну, пошли тогда раненого посмотрим, — сдался он.
Нишай повозился с Сурланом, поворожил над ним и заявил, что сразу воину легче не станет — надо поспать. К рассвету заклинание должно подействовать. Если не выйдет — то… Он не лекарь.
Мы уселись рядом с лежащим. Перетянули его на куртку одного из охотников. Попробовали напоить водой — без толку. Оставалось ждать.
Мавик заскулил, заглядывая мне в глаза. Где-то рядом чавкали и рычали его собратья.
— Ну иди, — сказал я. — Только будь осторожен. Как бы они и тебя в запале не съели.
Мавик прижал уши, потоптался нерешительно и нырнул во тьму.
Я вздохнул, вспоминая жареные драконьи рёбра. И колбаску. И Бурку. И страдал минут пять, пока один из наших не сунул мне в руку полосу сушёного мяса.
Усевшись вокруг Сурлана, мы устроили мини-привал. Вода, мясо, сухой сыр. Этакий пикничок под леденящее кровь рычание и звуки разрываемой туши.
Я помнил, с какой яростью Бурка жрал драконятину. Видно, и его сородичи сейчас совсем озверели, и лезть к ним не время.
Ничего, зато найманы теперь до рассвета ни к нам, ни к Белой горе не сунутся.
— А чем это Шудур запустил в нас? — спросил я Нишая. — Чёрное такое?
— Так это ж хоргон, — усмехнулся он. — Белый хоргон — чёрная тьма. Хоргоны редко применяют в бою.
— А почему?
— Потому что против хоргона есть действенное заклинание. Правда, оно требует времени.
— Так ты его и шептал? Ты догадался? — поразился я.
— Шудур — всегда был небольшого ума, — кивнул Нишай. — Он видел, что терий Верден медлит, боясь нарушить священный покой предгорной тьмы. Знал, что у нас — два драконьих меча. К тому же — он трус.
— А это-то тут причём?
— Выхода было два — швырнуть белый хоргон, чтобы тьма поглотила нас. Или напасть с мечом. Но для труса — оставался только один выбор.
— И ты готовился?
— Ага. Говорят, что я — хитрый. Но ведь не было иных вариантов?
— Не было, — кивнул я. — А терий Верден? Почему он набросился на меня? Ведь ты же сказал, что он боится осквернить тьму?
— Так ты же личину потерял, княжич, — улыбнулся Нишай. — Наместник просто не смог удержаться, когда свет упал на твоё лицо.
Я на автомате коснулся подбородка, ожидая встретить знакомую небритость… Но нет, Нишай имел ввиду лицо Камая.
Точно! Я же снял в Белой горе личину, наложенную Шасти!
Разница в чертах Кая и княжича не такая уж и большая, да и темно было, и никто этого поначалу не заметил. Но почему тогда так спокоен Нишай?
В его голосе не было удивления. Похоже, колдун уже давно просёк, с кем путешествует. А говорит — не хитрый…
— Ты когда догадался? — спросил я.
— Когда увидел, как Сурлан слушается тебя в походе, — пояснил Нишай. — Он внимал мальчишке как старшему над собой. Так могут слушать только правителя, сколько бы не было ему зим.
Я развёл руками — неужели на такой мелочи прокололся?
— Но ведь в походе был старшим Сурлан, — не согласился я.
— Ты бы видел, как он слушал тебя, — рассмеялся Нишай. — Тут уже не обманешь даже посланником Тенгри. Ты уже не княжич, а князь. Твой отец мёртв, где твой старший брат — не знает никто. Только ты сейчас наследник всей этой земли. Белой горы и долины Эрлу со всеми малыми реками. Этих гор. Ты чувствуешь это, Кай?
— Кай?
— Ну не Камай же, — покачал головой колдун. — Я видел его и говорил с ним. Это был заносчивый и не самый умный мальчишка. Что-то изменило тебя, совсем изменило. Тебе лучше и имя другое взять.
— Ну да, — кивнул я. — Потеря памяти и рана, от которой едва не издох.
Нишай внимательно посмотрел на меня:
— Или бой над долиной. Иногда вот так и становятся правителями. Изменившись в один единственный день. Ты начал сражаться человеком, но в бою обрёл иную силу.
— Думаешь, не обошлось без духов? — пошутил я.
— Ты сам говорил, что не из этой земли. И Белая гора впустила тебя, согласившись с твоими словами. Кто ты теперь, Кай?
Глава 13
Кто тут люди?
Не зная, что отвечать, я опустил глаза к земле.
Дурацкая темнота — собственных ног толком не видно. Кто не был в горах — тот и не знает, что здесь без налобного фонаря — до ветра не сходишь.
А в этом священном месте тьма, наверное, была ещё и магической: ни луны, ни звёзд… Только Белая гора слегка светилась туманным пятном в ночи.
Однако воины и охотники Сурлана и здесь как-то передвигались. А как? Неужели они ориентируются по запаху, как волки? Или есть ориентационная магия?
Нишай завозился, устраиваясь поудобнее. Он терпеливо ждал моего ответа, справедливо полагая, что раз личина спала, пора бы мне уже что-нибудь рассказать.
Как ему объяснить, что именно сейчас рассказывать «кто я» — не к месту и не ко времени. Для поддержания боевого духа мужикам нужен князь, а не пришелец из иного мира. Вон они какие спокойные — им есть за кого сражаться и умирать, почти счастье.
Да, бывает и так: прячешь тайну, прячешь. А потом она оказывается и не нужна уже никому. Ничего не объяснит, не откроет. Только запутает моих бойцов, лишит ориентиров.
Пусть они умрут счастливыми, думая, что сражаются за законного наследника и дело их правое, а мы все в белом.
Всё, Женька, кончился ты как пришелец и боржоми пить опоздал. Влез в чужую шкуру — будь добр соответствовать. Бейся как князь.
Может, будут в этой земле и другие гости из твоего мира. И потомки всё-таки разберутся в твоей биографии.
А может, так и останешься сказкой об удивительном превращении малолетнего долбодятла Камая в воина Гэсара, белого зайца, посланца равнодушного бога Тенгри…
— Нишай? — спросил я, вместо ответа. — А ты успел разглядеть, что было у меня на руках? Какой воинский знак?
— Я не особо приглядывался, — лениво отозвался колдун. — Знак ещё только нарождался, когда нам пришлось отступить. Кажется, проявился лишь контур печати, но не рисунок дракона.
Я вздохнул: вот как? Теперь ещё и дракон?
Ну да, Нишай же ждёт знак от тела воина. А если он идёт от его души? Что у меня там на самом деле? Группа крови, что ли, проступит?
Может, накрыться курткой и вызвать знак? Но хватит ли куртки, чтобы скрыть свечение? Уж больно сильно оно горело…
Колдун, уловив в моих словах нотку разочарования, уточнил:
— Но там же дракон, верно? Кто ещё? Княжич Камай — рода дракона. Красного, а не чёрного, как…
Нишай замялся. Ведь и он сам был из рода чёрного дракона. Из рода моих врагов, что сейчас, наверное, сочиняли коварные планы: как бы нас поймать и распотрошить. Уже обоих отщепенцев, а не одного мятежного колдуна.
