–Лучше подумай о том, скольких ты сможешь спасти, если согласишься, инквизитор!

Он словно прочел ее мысли. Последний барьер сомнений пал. Сейчас или никогда. Набата чувствовала, как угасает ее сознание с каждой каплей потерянной крови.

–Спаси нас. – она коснулась холодного железа ошейника. Протянула демону ключ с цепочки на шее. Знаки на металле ярко вспыхнули и тут же погасли, когда щелкнул замок. Теперь это не больше, чем обычное железо. – Отомсти им…

Демон ухмыльнулся. Его лицо приблизилось к ее лицу. От поцелуя с этим существом Набату затошнило. Однако, помимо металлического вкуса крови она ощутила, как ей становится легче. Сознание прояснялось, боль уходила, становясь не более чем эхом ее недавних мучений. Почувствовав прилив сил, инквизитор оттолкнула его от себя. Закричала от боли, когда кожа на ладони зашипела от метки – знака того, что теперь она связана с этим одержимым навсегда. Демон отстранился, улыбаясь так хищно, что даже у Набаты холодок пробежал по спине.

–С удовольствием.

О, Праматерь, это самая упрямая женщина из всех, что он встречал за свою бессмертную жизнь! Но оттого ее падение стало только слаще.

Когда сдерживающая магия его оков иссякла, Теневис задрожал в предвкушении. Силы возвращались к нему, тело исцелялось, избавляясь от пуль, засевших в теле, те со звоном падали на пол, покидая его плоть. Он выпрямился, расправляя плечи и вдыхая полной грудью. Развел руки, сбрасывая с себя цепи. Повел плечами, разминая шею. Это казалось приятней, чем он мечтал.

Перешагнув через тела, Теневис бесстрашно выступил через порог дома. Их осталось пятеро на него одного, но даже при таком раскладе демон увидел страх в лицах троих членов Братства. Не нужно быть инквизитором, чтобы понять, кто к ним вышел.

–Огонь! – рявкнул кто-то из них.

–Что уставились, пристрелите ублюдка!

–Триединая, защити!

Спаси нас.

Теневис растворился в сгущающейся ночи, обратившись в ворона. Пули просвистели мимо, так и не найдя своей цели. Взлетев, демон стал собой, и с высоты нескольких метров приземлился на плечи одного из альвов. Хрустнули кости, альв упал под весом демона, истошно крича от боли. Когти вспороли ему горло, и он затих навсегда. Не оставляя братьям и шанса, Теневис в один прыжок оказался рядом со следующим, выбил у того из рук винтовку, словно у ребенка игрушку, рванув ее на себя. Альв пошатнулся навстречу. Клыки пронзили горло жертвы, разрывая кожу и мышцы. Демон с рычанием, на которое не способен человек, дернул головой, вырывая у жертвы кусок плоти – вслед за этим движением следовал багровый шлейф, брызнувший на песок из смертельной раны. Иссушенная засухой земля жадно приняла подаренную ей алую влагу, словно жестокое божество, жаждущее кровавых подношений в свою честь.

Отомсти им.

Слова Набаты звучали в его голове с каждым ударом сердца, подобно молитве или боевому маршу. Они стали их сделкой, их договором, который он выполнял с кровавым рвением и жестоким усердием.

Спаси нас.

Третий альв упал, пронзенный когтями насквозь.

Отомсти им.

Четвертому проломила череп перепуганная лошадь. Какая жалость. Какая напрасная смерть.

Последним оставался единственный в шайке фамиан. Пуча глаза от ужаса, он запрыгнул на свою лошадь, ругаясь на двух языках сразу, погоняя ее прочь от ранчо. Теневис быстро догнал его в облике черной птицы и лишил жизни с особым удовольствием, упиваясь ужасом и болью.

Набата не двигаясь и не дыша наблюдала, как демон расправляется с врагами. Она боялась моргнуть, чтобы не упустить ни единого мгновения смертельной пляски, устроенной демоном. Ее шокировало не то, на что он способен – кому, как ни инквизитору знать об этом. За то время, что он пробыл в ее плену, она поняла, что успела очеловечить его, успела забыть, что за его ухмылками и шутками скрывается смертельно опасный монстр. Теперь он напомнил ей об этом – не скованный ошейником и железом, он пустил в ход всю свою ярость, разрывал, кромсал, вскрывал и резал. Его не могли достать ни пули, ни мольбы о пощаде. Набата ощутила облегчение, что демон сейчас на ее стороне, но сразу же устыдилась этой мысли.

Она взглянула на ладонь. Уродливая черная метка, в очертании которой угадывался перевернутый знак инквизиции. С этого момента она предательница. Отступница. Какими бы благими не были ее намерения, она допустила невозможное. Стала той, кого презирала и ненавидела.

Было ли в этом мире что-то более отвратительное, чем инквизитор, заключивший сделку с демоническим отродьем? Набата поклялась защищать мир от таких, как он, отдала этому делу больше, чем жизнь.

Может быть, Сераф прав? Может быть, для нее уже слишком поздно?

Дождь лил с такой силой, что из окна бара сквозь стену ливня не видно соседних домов. Изредка внутрь вваливались промокшие до нитки посетители, пуская внутрь холод и сырость сезона дождей. Набата улыбалась каждый раз, когда Сераф, сидящий напротив, ежился, когда его кожи касался прохладный влажный воздух. Он не любил дождь.

Из-за сезона дождей тракты превратились в непроходимые болота, железные дороги размыло, так что Набата оказалась в этот раз заперта в стенах Сантремира, чему ее друг оказался несказанно рад. Она редко задерживалась в Обители дольше пары недель. Теперь они каждый вечер проводили в «Последнем пристанище» – баре на границе фамианского гетто и рыночного округа. Публика здесь всегда находилась крайне разношерстная, а еще терпеливая. В «Пристанище» одинаково принимали и человека, и альва, и фамиана, и даже инквизитора в компании священника Погоста. Именно поэтому Набата и Сераф приходили именно сюда, хотя могло показаться, что подобное заведение в столь непрестижном месте не подходит кому-то вроде них.

Хозяин бара, престарелый фамиан по имени Шепчущий-в-тумане, и давно знакомый с Набатой, поставил перед ними глиняный кувшин домашнего вина. Инквизитор поблагодарила его принятым у фамианов жестом – коснувшись своей груди ладонью, слегка качнула головой. Старик улыбнулся, дернув обеими парами ушей, и молча направившись к другим гостям.

Несмотря на уютное тепло очага, веселые разговоры и смех, и добродушие хозяина, Набата и Сераф сидели мрачнее свинцовых туч, низко висевших над городом. Ничего не говоря, инквизитор наполнила их стаканы вином, ничего не говоря, осушила свой до дна. Жрец сидел, не двигаясь, и глядя куда-то сквозь Набату.

–Ну же, давай, скажи. – не выдержала наконец она. – Скажи, какое я чудовище.

Сераф моргнул. Его взгляду вернулась ясность. Теперь он смотрел прямо в лицо подруги.

–Ты знаешь, что я так не считаю… – начал он, словно оправдываясь.

Набата сощурилась.

–Я достаточно давно с тобой знакома, Сераф, чтобы знать, как выглядит твой коронный осуждающий взгляд. Сейчас это именно он и был.

–Послушай. – он поджал губы. Огонь в лампе перед ними задрожал, но вскоре успокоился. – Я понимаю, ты сделала то, что должна, осуждать тебя за это бессмысленно, просто…

–Просто «что»? – Набата почти бросила ему в лицо этим вопросом.

–Это же младенец…

–Он пусторожденный. – отрезала инквизитор.

Снова повисло молчание. Набата снова налила себе вина и выпила. Сераф так и не притронулся к своему, пялясь на собственные руки в черных перчатках.

Инквизитор стиснула зубы, сдерживая раздражение. Она рассчитывала на поддержку со стороны друга, а не осуждение. Она видела, как в нем прямо сейчас борются чувства и логика, долг и сострадание. И она знала, что победит. Сераф всегда оставался мягким человеком, порой не способным принимать тяжелые решения. Удивительная черта для человека, служащего Погосту Последнего Пути – церкви смерти и упокоения.

–Я понимаю, что это необходимо. Понимаю, что кто-то должен сделать грязную работу. И поверь, не это меня беспокоит. – он поднял на нее взгляд своих пронзительных изумрудных глаз. Набата всегда удивлялась, как причудливо в них отражается свет, словно танцующее пламя. – Меня беспокоит твоя…реакция.