— Пещеры номер один, шесть, семь и одиннадцать заняты, — Кира указала на резные изображения над сводчатыми проходами.
— Кто где спит? — спросил Римо.
— Первая Кингстона. Шестая моя. Куинн в седьмой. А Круз всё время спит в самой последней.
Это всё решило. Мы бы пошли в заднюю часть.
— Десять? — тихо спросила я Римо.
Он кивнул, и мы прошли мимо маленького кружка разномастных преступников.
Избегая свирепого взгляда моего дяди, я сказала:
— Мы просто пойдём разложить наши вещи. Вернёмся через минуту.
Тёмный проход за аркой сворачивался сам в себя, как внутренность раковины. В его центре находилась круглая комната, освещённая точечными лучами света, которые проникали сквозь крошечные отверстия в куполообразном потолке. Стены были грубыми, а песчаный пол холодным под моими босыми ногами. Если не считать стопки пурпурных шкурок и корзины, сплетённой из голубых листьев и наполненной крошечными ракушками, пространство было совершенно пустым. Я не ожидала увидеть ванную или пуховую кровать, но и то, и другое было бы кстати. Я в последний раз огляделась вокруг, надеясь, что что-то пропустила во время моего первого осмотра комнаты. К моему великому сожалению, я ничего не пропустила.
Я повесила влажную шкуру на камень, выступающий из стены.
— Это выводит минимализм на совершенно новый уровень.
Римо бросил мачете и две пары ботинок рядом с корзиной ракушками. Означало ли это, что он останется со мной? Я подняла на него взгляд и обнаружила, что его лицо начинает покрываться румянцем, медленно ползущим по нему.
— Прости. Я не хотел предполагать. Я могу направиться в…
Когда он наклонился, чтобы поднять свои ботинки, я наступила на пыльный мысок.
— Останься. Пожалуйста.
Он выпрямился. Такой парадокс в этом мужчине — временами робкий, но в то же время чертовски уверенный в себе при других. Он провёл рукой по своим тёмно-каштановым локонам, которые, в отличие от моих, высохли. Как я скучала по своей калини… С тех пор как я попала в Плеть, я всегда была либо мокрой, либо замёрзшей, либо пропитанной грязью.
Его уверенность, в конечном итоге, поборола румянец, и он обхватил ладонями мою голову, сблизив наши губы, а затем медленно прижал меня спиной к изогнутой стене. Моё сердце заколотилось где-то под рёбрами, когда я обхватила его за талию и обняла. Он приоткрыл мой рот, затем провёл своим языком по моему, одновременно игриво и нет.
Когда между нами раздался низкий рык, который исходил не из его горла, я оторвала свои губы от его, адреналин пробился сквозь мои затуманенные похотью чувства.
— Это был всего лишь мой желудок, Амара.
— Спасибо, Геджайве. Я подумала, что наш новый дом вот-вот обрушится.
Его блестящие губы изогнулись.
— Больше никаких испытаний.
— Мы уверены в этом?
— Да.
Я вздохнула.
— Если бы только нам не приходилось иметь дело с моим дядей, я бы прямо сейчас устроила вечеринку.
— Скоро.
В животе у него снова заурчало, на мгновение, отвлекая меня от Кингстона и его ядовитого яблока.
Разве не было сказки об отравленном яблоке? Может быть, именно там Грегор или мой дедушка почерпнули свою извращённую идею?
Я вложила свою руку в его.
— Давай покормим тебя.
Когда мы вышли из нашей пещеры, у костра сидели только Куинн, Кира и Круз. Мой дядя, должно быть, лёг спать или пошёл к своему фрукту, потому что его нигде не было видно. Когда я заняла место рядом с Кирой, мой взгляд скользнул по тёмному проходу в сторону пещеры номер один.
— Просто возьми вилкой. Мясо должно сразу оторваться, — инструктировала Кира, её подбородок блестел от капель жира.
Когда я наклонилась к костру, чтобы взять тонкую ветку, увенчанную двумя металлическими зубцами, закреплёнными бечёвкой, я поймала на себе пристальный взгляд Куинна. Языки пламени отражались от его карих радужек, придавая ему и без того подозрительный вид.
— Что вы едите, когда у вас заканчиваются запасы тигри? — спросила я, откусывая маленький кусочек.
Несмотря на то, что мясо было несолёным, оно было восхитительным и таяло на языке. А потом оно попало в пустой желудок, который издал своё собственное тихое довольное урчание; впрочем, ничего похожего на звук, который ранее издавал Римо.
— Листья панема и моллюски.
Кира сморщила нос и вытерла подбородок тыльной стороной ладони. Вероятно, она съела слишком много и того, и другого.
Наконец Римо опустился рядом со мной, наклонился, взял вилку, сделанную вручную здесь в Плети, и проткнул ею жареную лапу тигри. Он проглотил кусок мяса так быстро, что мне показалось, он даже не почувствовал его вкуса. В животе у него снова заурчало, что побудило его проглотить второй кусок.
Я подумала обо всех кусках тигри, болтающихся в джунглях.
— Как долго будет храниться мясо?
— Как только оно высыхает, мы его коптим, — Круз отрезал себе ещё один кусочек поджаренного мяса. — А потом переносим его в пещеры, выкапываем ямку в песке и обкладываем листьями панема. Это не так эффективно, как в морозилке, но хранится несколько недель. Даже несколько месяцев.
— Что у тебя за дела с Кингстоном? Почему вы двое убили его?
Смена темы Куинном была настолько резкой, что заставила всех замолчать.
— Просто держу его в узде, — наконец, сказал Римо.
— В узде? За кого ты себя принимаешь? За полицию?
Борода Куинна лоснилась от жира. Он расчесал жёсткие волоски покрытыми коркой крови ногтями.
Кира пожала плечами.
— Он пытался убить её отца, Куинн.
— Ты просто пожмешь плечами, когда она придёт за нами, чтобы отомстить за то, что мы сделали с её тётей?
Плечи Киры напряглись.
— Мы никогда никого не пытались убить, Куинн. Мы защищали наших людей, — она искоса взглянула на меня. — У тебя же нет никаких планов избавиться от нас, так?
— Ты серьёзно их спрашиваешь? — фыркнул Куинн, оторвал кусок мяса и проглотил.
— Ты планируешь навредить тёте Амары, когда выйдешь отсюда? — спокойно спросил Римо.
— Нам на неё наплевать! — Куинн уставился на Римо прищуренными глазами. — Но мы планируем высказать твоему дедушке всё, что мы думаем.
— Куинн… — прошипела Кира.
Римо крепче сжал вилку.
— Он это заслужил.
— Чего он заслуживает, так это быть запертым в этой грёбаной тюрьме, — раздраженно бросил Куинн. — Я даю ему неделю, прежде чем он откусит яблоко. Чёрт, даже я поддался искушению. Если бы Кира не выбила яблоко у меня из рук, я бы сдался. Что это за жизнь такая?
Очень мрачная.
— А ты, Круз? — спросила я. — У тебя когда-нибудь возникало искушение откусить яблоко?
Он повертел зубцами своей вилки в песке, формируя изображение, которое было так похоже на лицо Лили, что у меня замерло сердце. Когда он поймал мой пристальный взгляд, то провёл ладонью по песку.
— Да.
Мышцы на его руках напряглись, когда он упёрся ладонями в колени, как будто собираясь подняться. Однако он этого не сделал, просто уставился на меня поверх пламени.
— Она счастлива, верно? С Каджикой?
— Так и есть, но она станет счастливее, как только увидит, что ты всё еще живой.
Челюсть Круза напряглась, затем расслабилась, затем снова напряглась.
— Я слышал, у неё близнецы.
Я поймала себя на том, что улыбаюсь.
— Джия и Адсукин. Они на пару месяцев старше меня. Они оба, — мой голос сорвался, — они оба потрясающие.
Римо опустил руку мне на бедро.
— Кингстон сказал нам, что Фэрроу и Вуды ненавидели друг друга до глубины души, — сказала Кира, не упуская из виду, что Римо крепко обхватил моё бедро.
Моё сердце как будто немного раздулось.
— Да.
— Но не ваше поколение? — спросила она.
— О, нет, — сказала я с улыбкой. — Наше поколение ненавидит друг друга.
— Тогда почему вы двое такие, — она сморщила нос, — слюнявые?
— Потому что он мой жених.
Её брови, которые были на несколько тонов темнее её белокурых волос, взметнулись вверх.