Оскар Жёв в последний раз взглянул на своего личного пленника. В голове у него промелькнула мысль, что это, должно быть, все, – конец. Конец их длительному знакомству. Пришла пора завершать историю взаимоотношений Омара бен Али и Оскара Жёва.
Возможно, у читателя созреет вопрос: а что дальше? Оскар Жёв – живой, самостоятельный, невероятно умный человек, который сумеет разобраться в своей дальнейшей жизни, нашего внимания, тем не менее, более не допускающей. Он – громада – высится посреди тесно сбитой кучки жмущихся к нему пигмеев – обитателей крепости, и кажется, что это выводок цыплят укрылся под крыльями огромного орла. Таким его запомним мы. И Жёв хотел, чтобы именно таким его запомнил Омар – гордым и справедливым орлом, укрывшем, наконец, вместе с цыплятами маленького орленка. И одинокая скупая слеза, еле заметная на фоне моросящего дождя, пробежала по старой морщинистой щеке. Омар также окинул беглым взглядом бывшего хозяина, не преминув вспомнить несколько добрых моментов пребывания в Оранской крепости. Пора было расходиться. Впереди – новая жизнь, новые радости и страдания. Первым отвернулся Жёв. Он медленно, чуть покачиваясь, направился к своему экипажу, более не оборачиваясь. Омара же схватили конвоиры Буайяра и повели за дилижанс, где, как оказалось, прятался маленький облучок, обитый железом, все время скрытно средовавший за огромным дилижансом и предназначенный, видимо, для перевозки пленников поодиночке. Бен Али был ошарашен таким обстоятельством и спросил Буайяра, неохотно заползая в облучок:
– Могу я узнать, куда же теперь меня повезут и где я буду теперь существовать?
Ответ последовал незамедлительно:
– Можешь. В цирк «Paradise32».
– …Куда?.. – успел лишь произнести Омар, как был оглушен ударом в затылок.
Часть вторая:
В объятьях алой мглы
Глава I
Что происходило в последующие несколько часов, было неизвестно Омару. Видимо, его везли в место будущего содержания. Очнулся араб только с неожиданной остановкой обитого железом облучка, в котором находился во время пути. Затылок сильно болел, возможно, даже несколько капель крови испачкало шею, сил проверить не было. Омару хотелось спать. Он сидел внутри импровизированной клетки, не имея возможности даже выпрямить ноги. Так что, будучи в полусознательном состоянии, бен Али ждал, когда его выведут туда, куда, собственно, и привезли только что. Двери облучка отворились, и двое тех же конвоиров вытащили Омара наружу. На дворе был день, дождь закончился, но тучи не до конца рассеялись. Влажный воздух заставлял ослабшего араба сильно потеть, что вкупе с его зверки ноющей раной на затылке доставляло сильнейшее мучение. Более-менее осмотревшись, Омар понял, что его привезли не куда-нибудь, а в…цирк. И последняя фраза, которую смог услышать араб до своего падения, вернулась в память ему. Он вспомнил, что везти его должны были в цирк «Парадиз». И действительно, облучок, следовавший за черным дилижансом, стоял около циркового шатра. Однако, скорее всего, не в шатер этот лежал путь Омара. И подтвердилось это почти сразу, как бен Али был вытащен из облучка.
– Итак, Омар, – уже очень холодным, стальным, безразличным и монотонным голосом обращался Мишель Буайяр, управляющий делами цирка, – ты находишься в цирке «Парадиз» – самом большом цирке в мире. У нас играет свыше тысячи артистов всех жанров, для всех возрастов, для всех категорий граждан, от богатых до нищих. Не хватит целых суток, чтобы осмотреть все шатры и посетить все развлечения. Ты попал сюда по милости, и должен ценить это. Работать в цирке очень почетно, мест у нас много. И для тебя, разумеется, найдется работа. Но для начала тебе необходимо увидеться с директором нашего цирка – господином Пьером Сеньером. Он изъявил желание посмотреть на свое приобретение.
– Он в этом шатре? – спросил Омар. Голос его звучал слабо.
– Что? А, нет, нет. Он живет в другом месте. Но не об этом, – Буайяр осмотрел Омара с ног до головы, оценил внешний вид и физическое состояние. – Хотя…знаешь, что, давай-ка ты лучше для начала посетишь двоих наших специалистов, которых видят в первую очередь все новоприбывшие артисты. Я говорю про врача и портного. Мне нужно скорее оповестить хозяина, так что тебя проводят. Клод! Клод, черт тебя подери!
На зов Буайяра прибежал весьма высокий черноволосый мужчина лет сорока, одетый в ливрею. В руке держал что-то похожее на небольшой кнут. Отдышавшись, этот человек смирно встал перед Буайяром, готовый к поручению.
– Вот, Клод, это – Омар бен Али, новоприбывший, личная собственность хозяина! Проводи его к доктору, потом к портному, надо мальчику форму изготовить.
– Понял ваше поручение-с, – с фальшивой улыбкой произнес Клод и, взяв Омара за руку, повел в известном ему направлении.
Омару было тяжело идти, поэтому он часто спотыкался, озирался по сторонам, пытаясь хоть что-то разглядеть, однако глаза отказывались выполнять свою прямую функцию, заложенную природой. Единственное, что мог разглядеть ослабший араб – бесконечные небольшие темно-синие шатры, расположенные по обе стороны неширокой дорожки, по которой протекал путь бен Али. «В шатрах этих, должно быть, артисты местные проживают», – подумал Омар, представляя, как будет жить в таком же.
Клод поначалу молчал, стараясь аккуратно вести новоприбывшего, но не удержался и заговорил:
– Ты, верно, не понимаешь нашего языка, а болтаешь только на своем – сказочном, – с долей иронии произнес Клод, мельком бросив взгляд на араба, – тяжело тебе придется, но ничего…у нас даже русский есть в цирке, быстро научился.
– Неверно думаешь, – преодолевая тупую боль в затылке ответил Омар по-французски, чем привел Клода в секундное оцепенение, – свободно говорю по-французски, немного понимаю по-итальянски и по-латыни…
– Чт…что ж, – сглотнув от потрясения, пробубнил Клод, возобновив шаг, – тогда тебе будет значительно…легче, я думаю.
На это Омар ничего не ответил, лишь продолжил медленно идти к месту назначения – шатру врача. Шатер этот находился метрах в ста от того места, где железный облучок высадил бен Али. Его уже можно было весьма четко рассмотреть. Это был достаточно большой, больше похожий на генеральскую палатку тент, поскольку характерного для цирковых шатров купола не было. Навес, выполнявший функцию крыши, был прямой, без выпуклостей. Было несколько квадратных вырезов, выполнявших функцию окон. Подходя уже ко входу в шатер, Омар своими полуоткрытыми глазами смог увидеть, что подобие двери у него не тканью создавалось, а чем-то более плотным, возможно, даже деревянным, поскольку было заметно, что по бокам этой «двери» были квадратные шесты, по виду очень тяжелые и явно предназначавшиеся для какой-то конкретной цели, а не для показа внешней красоты. Характерный также был у врачебного шатра цвет, отличный от всех остальных – чистый белый, но без опознавательных знаков. Видимо, уже сам цвет шатра, сильно выбивавшийся из окружения (шатер, у которого высадили Омара, был бело-красный), для всех работников и артистов цирка был указанием на врача.
Перед тем, как зайти внутрь шатра, Клод остановил Омара и с долей страха прошептал:
– Не вздумай сказать чего лишнего…
Это насторожило араба. Как только он зашел внутрь, то голова его заболела еще сильнее от смешавшихся запахов спирта, всяких настоек, отваров, стерилизующегося металла, растворов иода, мышьяка и еще всякой непонятной дребедени. Света было настолько много, что, казалось, глаза вылетят из глазниц от напряжения. Было видно, что шатер состоял из нескольких малых, плотными проходами соединенными друг с другом. Тот, в котором оказались при входе Клод и Омар, был центральным, это было понятно по местонахождению письменного стола, за которым сидел мужчина пожилого возраста, седовласый, в белом костюме. Не в халате, а именно в костюме. Светло-кремовая тройка, видимо, являлась постоянной одеждой мужчины. Гладко выбритое лицо было покрыто бороздами морщин, на носу держалось золотое пенсне. Как оказалось, это был главный цирковой врач – Герман Скотт. Он что-то очень внимательно записывал в большой блокнот, не обращая внимания на вошедших посетителей. По словам Клода, который шепотом рассказывал Омару некоторые детали, никогда господина врача нельзя отвлекать от работы, даже если он просто что-то записывает. «Мы не можем быть полностью уверены в том, что он записывает что-то несущественное, либо не более важное, чем наш визит», – говорил Клод. Однако ждать, пока врач до конца занесет записи в блокнот, пришлось почти десять минут. Омара это сильно раздражало, вкупе с невыносимым сочетанием запахов в шатре и сильной болью в затылке. А Клод стоял, будто вкопанный, совершенно без эмоций, ожидая, пока дойдет время до них. Наконец, господин Скотт окончил писать, положил стальное перо и, поправляя пенсне, обратил свой взор на посетителей.
