– Я послала его кровь на анализ, чтобы определить группу, а солевой раствор прямо за вами.

– Отлично. – Она обернулась, чтобы взять раствор, когда он слабой рукой попытался остановить ее. – Что такое? – спросила она и, поддавшись порыву нежности, поплотнее укутала его одеялом.

– Где Тим Шейнберг?

Ее облегчение моментально сменилось обидой. Он хотел узнать, нельзя ли вызвать более квалифицированного хирурга-травматолога. Он явно не верил, что она должным образом справится с его раной. Даже раненый и в полубессознательном состоянии, он сумел задеть ее.

Она ответила, насколько удалось, небрежным тоном:

– Наверное, дома, у телевизора. Он сегодня не дежурит.

– Все равно вызови его. Сама ты еще не готова справиться с этим или просто оставаться спокойной и бесстрастной.

Если бы у него не кровоточила рана, она бы врезала ему. Ведь именно он был виноват в том, что она не была готова заниматься серьезными случаями, и по его вине она была в столь растрепанных чувствах. Это была его дурацкая идея – переспать с ним, и он, если она правильно помнит, настоял на ее воплощении в жизнь.

Джози старалась не выказывать раздражения, в особенности еще и потому, что Ширли смотрела и прислушивалась с нескрываемым интересом.

– У меня достаточно квалификации, чтобы наложить тебе швы, а это все, что сейчас требуется.

Ее сочувствие и нежность улетучились, она сменила тему, чтобы не высказать ему все, что она думает о его поведении.

– Очень болит? Мы введем тебе диаморфин. – Может, это улучшит его отношение к ней. Он застонал.

Она решила, что, по-видимому, боли усилились.

– Ширли, сходите за лекарством, пожалуйста. – Оно ему явно понадобится, пока она будет чистить и обрабатывать его раны.

К сожалению, не было времени ждать, пока подействует лекарство. Она залила раны солевым раствором и, поморщившись, стала извлекать песок и прочий мусор из них. Сейчас, когда кровотечение замедлилось, она смогла разглядеть восемь колотых ран от акульих зубов на икре, а также вертикальные порезы на голени и стопе.

При ближайшем рассмотрении самой глубокой раны она обнаружила кусок зуба. Она вынула его и бросила на стоявший рядом столик.

– Что ты там делаешь? – Он смотрел на нее, с трудом выговаривая слова. Действие болеутоляющего, которое Ширли ввела через капельницу, было заметно по расслабленной усмешке, появившейся на лице, и по взгляду, пытавшемуся сфокусироваться на одной точке.

– Вынимаю акулий зуб из твоей ноги.

– Здорово.

В этом не было ничего здорового, но про себя она решила, что в нем сейчас говорит лекарство.

– Ты мне что-то дала? – Он покрутил головой. – Я себя странно чувствую.

Он и выглядел тоже необычно, глаза смотрели в разные стороны, и, несмотря ни на что, ее это развеселило. Свободный, расслабленный и развязный – это были не те эпитеты, которые она обычно использовала, говоря о нем. Но именно таким он был сейчас.

– Да. – Она, не поднимая глаз, срезала омертвевшие ткани с краев ран. – Мы дали тебе болеутоляющее.

– Нет. – Он снова застонал. – Мне оно противопоказано. Оно может вызвать непредсказуемый эффект.

– Ширли, не могли бы вы сделать ему противостолбнячный укол, пока я буду накладывать швы на некоторые из этих ран?

Несколько ран были широкими, здесь требовалось наложение швов, другие узкими, но глубокими. Их лучше не трогать, оставить заживать самим, чтобы избежать риска инфекции. Только у одной раны отмечалась значительная потеря тканей, но и та была не слишком серьезной. Когда она заживет, у Хьюстона на икре останется заметная ямочка.

Он оказался очень везучим человеком. Акула не причинила ему сколько-нибудь серьезных повреждений. Кровотечение было остановлено, Хьюстон был в сознании, и теперь она была уверена, что ее первоначальные страхи оказались неоправданными. Заметных мускульных повреждений не было видно, крупные артерии укусом акулы не были затронуты. Через две-три недели он будет как новенький.

– Я вижу двух Джози, у меня двоится в глазах.

– Закрой глаза, Хьюстон.

– Но тогда я не увижу твою прелестную мордашку.

Здравствуйте. Приехали. Она замерла, испуганная его репликой. Она напомнила себе, что Хьюстон был не в себе от боли и лекарств, хотя ему и ввели не так уж много диаморфина. Но он явно не отдавал себе отчета в том, что говорил.

И все равно она почувствовала себя слегка польщенной. Даже если комплимент был сделан под влиянием лекарств, было приятно. «Прелестная» звучало лучше, чем «порхающая, словно птичка», как он называл ее накануне вечером. Отложив скальпель, она взяла иголку, которую ей приготовила сестра.

– О-ох! – вырвалось у него, когда Ширли сделала ему противостолбнячный укол.

Медсестра, на которую Джози смогла обратить внимание теперь, когда непосредственная опасность, казалось, миновала, укоризненно покачала головой:

– Он стонет от простого укола, но ему еще придется терпеть, когда вы будете накладывать двухдюймовые швы на ноге.

Джози улыбнулась немолодой, с тронутыми сединой волосами, женщине, искренне благодарная ей за помощь.

– Рада видеть вас снова, Ширли. Как ваши детишки?

– О, с ними все в полном порядке. Двое старших развлекаются в школе, а младшенький добавляет мне седины в волосах, бегая к шпане в гаражах.

Джози рассмеялась:

– Хорошо сказано. Спасибо за отличную работу здесь. Все очень полезно и вовремя.

– Я просто делаю свою работу. – Ширли выглядела польщенной.

– Вы так думаете? – раздраженно подал голос Хьюстон.

– Что? – Джози закончила зашивать первый порез и переходила к следующему, пропустив один, не слишком глубокий.

– Вы не закрываете рот ни на минуту и в это время зашиваете меня. Будьте внимательнее.

Джози стиснула зубы и дернула за нить чуть сильнее, чем требовалось. Пациент оказался капризным.

– У меня все под контролем, доктор Хейз.

– Ага, значит, теперь уже доктор Хейз? – пробормотал он. – А ведь прошлой ночью ты меня не так называла.

Джози вскинула голову. Господи, она правильно его услышала? Но, судя по тому, что Ширли разинула рот от удивления, она не ошиблась. Может, у него галлюцинации, подумала она, но обычно диаморфин не дает такого побочного эффекта. Хотя ведь никогда не знаешь, какую реакцию может вызвать наркотическое лекарство у человека.

Наверное, лучше всего пропустить это замечание мимо ушей. С сильно бьющимся сердцем она вновь склонилась над его ногой.

– Джози…

– Да?

Он продолжал говорить вкрадчивым голосом, и она с опаской думала, что еще ему вздумается высказать под действием лекарства. Она очень надеялась – он не станет живописать, как она кончала у него на ковре в гостиной.

– Прости, если я обидел тебя. Я не хотел.

Ей было приятно слышать это, хотя и несколько смущало присутствие Ширли. Даже если Хьюстон и не отдавал себе отчета в том, что говорил. У нее опустились руки, она попыталась проглотить комок в горле, застрявший, словно крупная виноградина.

– Я обычно трудно схожусь с людьми, но если я все же пойду на это, то именно с тобой.

Она вздрогнула, с громким стуком зацепила металлический столик, лежавшие на нем предметы задребезжали. Изумленно уставилась на него, хотя и убеждала себя, что он сейчас не в себе. Он смотрел на нее серьезно, рот кривился, в глазах плескалась боль.

Вновь навернулись предательские слезы. Видно, она не способна профессионально выполнять свою работу. Больше не таясь, она смахнула слезу и хмуро бросила ему:

– Тебе лучше поспать, Хьюстон.

Она больше не станет выслушивать его. Слишком многое ей хотелось услышать. Маленькие ростки надежды взошли у нее в сердце, а это очень плохо. Как только на Хьюстона перестанут действовать болеутоляющие, он безжалостно растопчет эти ростки.

Не обращая внимания на вопрошающий взгляд Ширли, она возобновила работу, искренне желая зашить не только его ногу, но и рот, а потом смотаться отсюда к чертовой матери.