– Едва ли. Отцовская семья – с севера.

– Может, какие-нибудь двоюродные.

– Какие двоюродные? Посмотри на дату – они умерли сто тысяч лет назад.

Дженни посмотрела и кивнула. Потом они спустились в склеп.

– Знаешь, ты была права – насчет этого места.

– А что я сказала?

– Что здесь замечательно. Я думал, будет страшно – покойники и все такое. Оказывается, ничего подобного.

– Синтия то же самое говорит. Бояться привидений или духов – глупость, они же очень дружелюбные. Просто не знают толком, как надо здороваться.

– А если кто-то начинает бояться, они расстраиваются. Это же неприятно – ты хочешь с кем-то поздороваться, а он в обморок от страха падает. Давай мы сами с ними поздороваемся, а? С привидениями?

Он вобрал голову в плечи, вытянул руки, будто они застыли в вечной судороге, и исчез за колонной.

– Здравствуйте.

Голос его подхватило эхо.

– Не надо. Вдруг кто-нибудь услышит.

– Вот и пусть. Почаевничаем с привидениями. Им же скучно без общения, сколько лет здесь одни и одни! У меня немного денег есть – пригласим их чайку попить. Здравствуйте! – Звук его голоса снова отразили стены. – Эй, вы меня слышите?

– Здравствуйте, – поддержала его Дженни. – Пойдемте, попьем чайку.

– Попьем чайку вместе.

Я стоял у ступенек, ведущих в склеп, и не мог поверить своим ушам. Попьем вместе чайку? Их голоса были едва слышны, но слова доносились отчетливо. Чайку? Похоже, детишки совсем из ума выскочили.

Из кармана я достал блокнот и карандаш. Замотался шарфом, надвинул на глаза кепку и, крадучись, бесшумно стал спускаться по ступеням. В полутьме они меня не узнают и решат, что я – мастер-ремонтник и делаю какие-то записи.

Я вошел в склеп… Странно, их голоса словно стали еще глуше, будто звучали за несколько миль отсюда. Будто они были где-то на другом конце длинной трубы.

– Сюда точно нельзя.

Я различил голос Дженни.

– Почему? Нигде не написано.

– Темнотища, хоть глаз коли. Мы назад-то выберемся?

– Главное, не терять из виду огонек в склепе. Тут, наверное, священники прятались, когда короли друг дружку убивали.

– Думаешь?

– Кажется, эти места называются тайниками. Кто-то мне говорил, что в этих краях их сотни, и если французам вздумается на нас напасть, всегда найдется, где спрятаться. Они там и пищу хранили.

Я не мог их найти. Несколько секунд шел на голос в одну сторону склепа, потом вдруг звук доносился откуда-то еще. Какие-то полости, по стенам мечется эхо – поди их найди.

– Как думаешь, кто-нибудь еще сюда приходит?

– Вряд ли. Мы-то чисто случайно наткнулись. Можно сто лет здесь искать и ничего не найти, так же?

Голоса все удалялись, слабели, и наконец я совсем перестал их слышать. Черт дери, а мне ведь страшно – и за себя, и за них. Куда они подевались? Заблудятся под собором, будут орать и звать на помощь, а я их не услышу. Или, того хуже, появятся неизвестно откуда и увидят здесь меня – что я им скажу?

Я прокрался назад к ступеням и стал ждать. Минут через десять они появились, счастливые донельзя. У них теперь своя тайна. Тайна? От меня? И ведь до чего довольны! Мне тоже нужна тайна – мне тоже!

– Шумно было, да? Ты ведь вернулась на двадцать минут раньше их.

На вопрос матери Вероника не ответила.

– Не понравилось? – предприняла новую попытку миссис Траншан.

– Да вроде ничего, нормально.

– А Келвин не хотел проводить тебя домой?

– Ma, ну перестань.

– Что, не хотел? Ведь он же тебя пригласил.

– Он был занят – музыку слушал, смотрел, как народ танцует. – Она ковырнула прыщик. – И Дженни с Тристрамом…

– То есть?

– Нет, ничего. Просто они танцевали и…

– И?

– Ничего. Я же тебе сказала. Ничего.

– Ничего с хвостиком.

Миссис Траншан продолжала класть белье в стиральную машину.

Вероника молча сидела за кухонным столом. Наполнив машину, миссис Траншан подсела к дочери.

– Ничего с хвостиком. «Танцевали и…»

– Что я, шпионить за ними должна, что ли?

– При чем тут старые галоши? Я твоя мать – твоя и ее. Просто мне интересно. А ходить за вами обеими целыми днями мне некогда. Ну? Так что они делали?

– Ничего. Говорю же тебе. Просто целовались.

– Целовались? При всем народе?

– Ma! Я к тебе в шпионки не нанималась.

– Ничего с хвостиком.

– Реймонд?

– Да, дорогая.

– Я хотела тебя кое о чем спросить.

– Слушаю, дорогая.

Траншаны лежали в своей двуспальной кровати. Маргарет Траншан читала женский журнал. Реймонд решал кроссворд в «Обзервере».

– Если не трудно, отложи газету. Он вздохнул и опустил газету.

– Что такое?

– Я хотела спросить тебе в последнее время поведение Дженнифер не кажется странным?

– Например, дорогая?

– Ну, просто странным.

– Должно, да? Чем же она занимается? Или, скажем, так: чем она, по-твоему, занимается?

– Вероника кое-что сказала.

– Вероника?

– Да. Сказала, что видела, как они целовались.

– Кто?

– Как ты думаешь, кто? Дженнифер и парень Холландов.

– Нечего ей лезть не в свое дело. Хоть бы ее кто-нибудь поцеловал.

– Как ты можешь так говорить?

– Запросто, дорогая. Очень даже запросто. – Неужели тебе до них нет никакого дела? Пусть делают, что хотят, – тебя не касается. В этом вся беда: их проблемы – это только моя забота. От тебя помощи – как от козла молока.

– Я стараюсь.

– Ха. Слоняешься по дому, пялишься в телевизор и решаешь кроссворды. И плевать хотел на все остальное.

– Да из-за чего ты, собственно, так разволновалась?

– Я же тебе сказала. Хоть раз в жизни можно послушать? Дженни с этим парнем.

– Во-первых, ты не знаешь, целовались они или нет. Во-вторых, даже если и целовались – ему всего четырнадцать лет, стоит ли переживать?

– Четырнадцать. Сорок. Велика разница. Главное, при всем честном народе!

– А ты сама девчонкой не целовалась?

– В ее возрасте – нет.

– Они сейчас взрослеют быстрее, сама знаешь.

– Неужели тебе все равно?

– Да Дженнифер в полном порядке. В полнейшем.

– Ты-то откуда знаешь? Не ты, небось, ее мать? Она забывчивая стала, иногда ей что-то говорю, а она меня не слышит.

– Ну, дорогая, ничего удивительного здесь нет.

– То есть?

– Говорить можно и поменьше.

– Что? Ну, конечно, твой испытанный приемчик – перейти на другую тему. Но менять тему я не собираюсь. Надо смотреть за ней повнимательней вот что.

– Говорю тебе, она в полном порядке.

И тогда дети начали встречаться после школы. Тристрам выходил из школы в половине шестого вместе с ребятами и тут же от них откалывался. Ребята кричали ему вслед, убеждали идти с ними, но он всегда пробегал через собор и встречал Дженни у ворот, а уже потом они неспешно направлялись домой. Я наблюдал за ними с безопасного расстояния – они все время болтали, головы дергались, будто на веревочках. Однажды я пошел с ними, но общего разговора не получилось. Моим присутствием они не тяготились, не пытались показать, что я – лишний. Просто я не принадлежал к их миру, и им нечего было мне сказать.

По вечерам они продолжали наносить визиты в свой сарайчик, а я, верный сторожевой пес, нес вахту на своем табурете. Они занимались любовью и уже не делали для себя пугающих открытий, но было что-то странное в том, как они ведут себя, как ласкают друг друга, как выискивают что-то новое и примеряют на себе. Оказавшись вместе, они немедленно начинали поглаживать и обнимать друг друга. Их обнаженные тела были естественным переходом от пылкого пожатия рук. Все происходящее никак их не беспокоило, не печалило, не смущало. Да и о чем, черт подери, им было беспокоиться? О том, чтобы оргазм наступал одновременно? Они были вместе, и этого было достаточно.

– Дорогой, но он действительно проводит с этой девочкой слишком много времени.