— Я по делу пришла. Пустишь?

— Проходи, не на пороге же стоять, — мама пропустила меня внутрь, отойдя в сторону. Тут ничего не поменялось — все такие же обои, те же самые покрашенные деревянные полы в ужасно-оранжевый цвет и этот запах…довольно неприятный, которого раньше не было никогда. Алкоголь. Дым сигарет. Каждый миллиметр дома пропах ими, вызывая во мне отвращение.

— Мам, скажи честно, ты что, начала пить? — повернувшись к ней, в лоб задала вопрос, чтобы не ходить вокруг, да около.

— Лерочка, нет конечно. Это мой сожитель — Гена. Ушел вот, в магазин.

— За еще одной чекушкой, да? И ты с ним за компанию? — во мне вскипела злость, но я пыталась сдерживать свои эмоции, чтобы не ругаться.

— Нет, я не стала бы, ты же знаешь, что ненавижу всю эту гадость, — начала оправдываться она.

— Зато нас с сестрой гоняла за это! А сейчас живешь так!

15 глава

— Что?

— Ты забыла, как запрещала общаться с другими детьми, чтобы те не научили нас пить и курить? Я понимаю, что ты нас пыталась оберегать, но не такими же способами, лишая нас общения и друзей. А когда я пришла с выпускного? Сделала всего один глоток ради интереса и то поняла, что это мне не нравится. И что ты сделала? Чуть волосы мне не вырвала, на домашний арест посадила. И твоя любимая фраза — это нельзя! Твои запреты вечно делали только хуже.

— Лера, что ты такое говоришь! Я пыталась защитить вас от этих пагубных вещей, — взмолилась она.

— Правда? А сейчас ты своего сожителя не учишь жить без алкоголя и сигарет? М? Это же вредно! Это же ужасно! От этого умирают! Так ты нам говорила! — я не заметила, как сорвалась на крик. Мама напугалась, закрывая входную дверь и пыталась подойти ко мне, чтобы успокоить.

— Дорогая, успокойся.

— Мам, как ты не понимаешь? Я терпела весь этот ужас восемнадцать лет! Мира терпела это, как могла и потом сбежала от тебя, как и я, потому что это невыносимо. Все наше детство прошло, как в тюрьме. Ты могла спокойно запереть нас на замок в комнате, лишить еды и воды. А учеба? Ну это-то святое! Девочки, учитесь, будьте отличницами, будьте послушными и хорошими! А мы не такие, мама! Мы не куклы, мы не роботы, у нас тоже есть чувства, свои мечты, свои желания! — еще немного и я начну плакать. Слезы уже подкатывали, а ком в горле становился все больше, отчего глотать стало сложнее.

— Лера! Я хотела, чтобы вы были самыми лучшими, добились чего-то в жизни, были счастливы! — мама подошла слишком близко, взяв меня за плечи. Она вглядывалась в мои глаза, сжимая пальцы.

— Счастливы? Тогда почему запрещала мне пойти в художку? Рвала мои рисунки, называла бездарностью! Это по-твоему поддержка любящего родителя, который желает своему ребенку счастья? — я всхлипнула, чувствуя обжигающие слезы по щекам. Меня задавила боль в груди, несправедливость по отношению к нам с Мирой. Я всю жизнь думала, что мама нас не любит, что мы ей не нужны.

— Прости…прости меня пожалуйста.

— Мам, почему? Вот просто ответь на вопрос. Почему ты забывала о нас, искала любовь какую-то в чертовых мужиках, которым не ты, не мы не нужны были, а только деньги и крыша над головой.

— Я хотела вам найти достойного отца, который воспитает вас, чему-то научит. Чтобы мы жили счастливо, чтобы на вас с Мирославой не показывали пальцем — безотцовщина — так все говорили во дворе.

— А запреты? А контроль? Для чего все это? Ты убила в нас желание жить, учиться, быть индивидуальностями, приходилось сосуществовать до совершеннолетия, — шмыгнув носом, стерла слезы с рукавом куртки, продолжая смотреть с надеждой на мать. Она стояла и молчала. Либо не знала, что ответить, либо придумывала на ходу.

Я вздохнула, прикрыв глаза и успокоилась. Из меня столько всего вылетело, столько сидело во мне так долго, и я никак не могла все это высказать ей сразу, как только съехала. А раньше — боялась и слова лишнего сказать, чтобы снова не оказаться запертой или голодной. Хочешь жить нормально — молчи и делай, что говорит тебе мать. Наши желания не учитывались. Я училась искусству с помощью книг из библиотек, интересовалась у других в школе, советовалась с учителями, прежде чем поступать в университет. Мама не знала, куда я подала документы, но, когда увидела заветное письмо с положительным ответом — даже удивилась и не стала просить меня бросить это дело. Однако, радость на этом и закончилась. Начались упреки, вечный контроль, общаюсь ли я с парнями, какие у меня с ними отношения и стала как мантру повторять изо дня в день — сначала учеба, а потом делай, что хочешь.

Поэтому, как только мне стукнуло восемнадцать — сбежала. Моментально, на следующий же день, скинув все вещи через окно, чтобы не вызвать подозрений у матери. А потом ушла утром на учебу и больше не вернулась. Помню, как мама обратилась в полицию и меня искали, а я потом лично к ним пришла вместе с Иркой и сказала, что имею полное право жить самостоятельно. Тогда и сделать никто ничего не смог.

Сейчас мамин запал пропал. Как только Мира съехала, все куда-то испарилось. До этого она продолжала меня тыкать носом в учебу, каждый раз спрашивала, есть ли парень, появились ли вредные привычки — контроль продолжался дальше даже на расстоянии. Я терпела, не обращая на это внимания, приносила продукты и оплачивала коммуналку, как и просила мама — на работе возникли трудности с зарплатой. А я помогала только ради Миры, чтобы та не осталась без благоустройства, нормально питалась и адекватно жила. Но сестра многое скрывала, пока сама не съехала от матери к Леше. Вот тогда-то она мне все и выдала, как духу, что после моего отъезда — мама сорвалась с цепи и стала отрываться на ней. Порой забивала, если вдруг снова начинала общение с очередным мужчиной и только тогда Мира могла хоть ненадолго почувствовать себя свободной, тайно встречаясь с парнями. А там и с Добрыниным познакомилась. Он встал за нее горой, знал всю нашу ситуацию в семье и перед матерью защитил, когда мелкая приезжала к ней пару раз навестить.

И ведь самое ужасное то, что мы все равно с сестрой продолжаем любить маму где-то в глубине души. Остались те частички, вызывающие в нас какие-то смешанные чувства. Поэтому Мира и собирается позвать маму на свадьбу.

— Лера, прости, — мама постепенно оседала на пол, соскальзывая по стене вниз. Она прикрыла лицо руками, чтобы не показывать мне своих слез. Ее плечи вздрагивали при каждом всхлипе, и я подошла к ней, опускаясь рядом.

— Мам. Правда. Почему все так было? Что мы с Мирой сделали не так?

— Девочки, вы ни в чем не виноваты. Только я сама. Я пыталась сделать вашу жизнь лучше, чтобы она сложилась куда успешнее, чем у меня, — мама подняла заплаканные глаза на меня. — Мое детство тоже было сложным. Родители пили, не уделяли мне должного внимания и вечно где-то пропадали. Я была предоставлена самой себе, пока не решилась уехать в другой город. Тут поступила, но не доучилась из-за беременности. Родилась ты, а твой папаша свалил с какой-то мажоркой. Смирилась с этим, воспитывала одна. Потом через несколько лет появилась Мирослава — думала, что хоть с ее отцом у нас все сложится. Но и этот козел сбежал. А я просто не могла представить себе, как это воспитывать уже двоих и тащить на себе абсолютно все — решила искать мужчину, что полюбит вас, как родных.

— Зачем? Они только все портили. Мы бы прекрасно жили бы втроем, — остатки моих слез высохли на щеках, оставляя за собой неприятное стягивающее чувство. Пришлось стереть ладонями, расстегнув свою куртку из-за жары. — Но к чему были запреты и контроль? Ты думала, что так будет лучше?

— Мне казалось, что, если вы будете под моим контролем, значит не сбежите, не станете заложниками пагубных привычек и уж точно не забеременеете в восемнадцать, как я. Не нужно повторять моих ошибок.

— Мам, — беру ее за плечо, обратив на себя внимание. — Нужно было все нам рассказать, а не держать это в себе. Ты понимаешь, что этими подходами только разрушила между нами все общение? Все наши доверительные отношения? Ты хоть знаешь, как трудно мне было первый год жить отдельно?