Как бы мне потом так не остаться одной до конца своей жизни. Но перешагнуть через линию я пока не готова.

Посмотрев вновь на Адриана, понимаю, что он расстроен не меньше моего и теперь выглядел грустным, хоть и пытался улыбаться.

— Я позвоню тебе, — это все, что он сказал и ушел.

— Кто это был? — над моим ухом пронесся голос Лео.

— Хороший знакомый, — вздыхаю, потирая глаза. — Мы домой.

Оставив мужчин в коридоре, зашла в квартиру, отпуская Моцарта, и осела возле двери, прижимая к себе ноги.

Не трудно переступать через саму себя и дать человеку шанс, но внутри меня работает какой-то психологический барьер. Меня сразу бросает в дрожь, стоит мне представить все плохие варианты развития событий и все это работает, как отторжение.

Мне и правда надо подумать.

* * *

Утром я подскочила, как всегда. Сегодня мне нужно навестить маму, пока есть время. Эта женщина перевела все стрелки на меня, указав мой адрес коммунальным предприятиям и теперь счета приходят мне. Так еще и там целая просрочка. Закрыть ее не вопрос, но такой расклад меня никак не устраивает. Мы не общаемся уже столько времени, но у матери хватило совести сделать такое, еще и без моего ведома. Это уже ни в какие ворота.

Собираюсь быстро. Надеюсь успею вернуться до приезда Мирославы и Леши. Чувствую, они обязательно придут ко мне, чтобы обо всем рассказать. Было бы неплохо послушать эту занимательную историю об отдыхе в Турции.

Моцарт попросился на улицу. Что ж, не могу же я оставить мопса в таком состоянии. Придется сначала выгулять его и только потом вызывать такси до старого дома. Адрес навсегда врезался в мою память.

Одевшись, собирались выходить, как вдруг прозвенел звонок. Эта парочка уже приехала? Разве у них самолет не десять только приземляется? Посмотрела на настенные часы — девять пятьдесят.

Но без колебаний открываю, завидев Добрынина.

— Привет.

— Здравствуй. Тут…картина стоит, думал, сказать тебе, пока никто не прибрал к рукам, — замешкался мужчина.

— Картина? Какая картина?

Он предлагает мне выйти в коридор. И правда, прямо рядом с дверью стояла запакованная картина с маленькой запиской. Тут и гадать не нужно — это от Адриана. Чернов все же решил отдать ее мне, несмотря на то, что произошло вчера.

Беру маленький кусочек бумаги и вижу красивый почерк. Аккуратно выведенные буквы говорили о том, что мужчина волновался и писал осторожно, думал, перед тем, как продолжить предложение.

«Прости меня еще раз. Эта картина теперь принадлежит тебе, Лера. Знаю, что возможно поступил неправильно, но во мне еще теплится надежда на продолжение общения».

— Вчерашний мужчина?

— Что? — перевела взгляд на Лео, который продолжал стоять рядом и обниматься с Моцартом.

— Ну думаю, это он отправил тебе картину.

— С чего такие предположения? — хмыкнула я, занося холст в прихожую. Придется потом решить, что же с ней делать.

— Он вчера выглядел виноватым перед тобой. И возможно, это его знак внимания или как извинение, — предположил Добрынин, поднимаясь с корточек.

— Да, ты прав. Это он. Но там все намного сложнее, и я чувствую себя полной дурой.

— Все настолько плохо?

— Я сделала то, что не должна была, — столкнувшись взглядами с Леней, знала, что мужчина все прекрасно понял и без всяких подробностей. Он отпустил Моцарта и сократил между нами дистанцию в один шаг.

— Это твое право.

— Только если бы это не рушило все вокруг.

— О чем ты? — Лео желал знать ответ. Но думаю, не стоит это обсуждать стоя в коридоре и особенно, когда я тороплюсь.

— Забудь. Мы погуляем с Моцартом, и я поеду к матери, — закрываю дверь на ключ, убирая его в карман куртки.

— Ты решилась поехать к ней? — Добрынин пошел следом. Он сам был в своем излюбленном пальто и официальный костюм со строгим красным галстуком мне явно намекали на то, что Лео собрался на работу.

— Придется. И не только из-за наших голубков. Мама оформила мой адрес для оповещения из ЖКХ. У нее долги уже набрались и, если она не оплатит, останется без света и воды.

— Не думал, что так можно, — мы вместе спустились вниз, остановившись на тротуаре, перед тем, как разойтись в разные стороны.

— Поверь, в нашей стране много чего можно. Убью сразу двух зайцев, если съезжу прямо сегодня. Потом времени и так будет ограничено из-за навалившейся работы.

— Будь только аккуратнее, хорошо? — Лео заволновался.

— Да все будет хорошо, не в первый раз, — отмахиваюсь и улыбаюсь, сдерживая порыв Моцарта сбежать от меня в сторону площадки.

— Звони, если что, — мужчина похлопал меня по плечу, а сам развернулся и подошел к своей машине, отключая сигнализацию.

Проводив его взглядом, быстро погуляла с мопсом и вернулась с ним домой, уже вызывая такси по телефону. Как раз, пока заберу свою сумку и положу Моцарту еды, машина подъедет.

Так и получилось.

Проверила, на месте ли тот конверт, который я вчера забрала, чмокнула мопса на прощание, наказав вести себя культурно в мое отсутствие, и спустилась вниз. Автомобиль меня уже ждал возле подъезда, так что я сразу же плюхнулась на заднее сидение, повторив адрес.

Руки уже начинали трястись. Теребила в руках телефон, никуда его не убирав, и контролировала нашу поездку. И чем ближе мы были — тем больше в моей груди нарастала паника. Не знаю, откуда она бралась, но представив нашу не самую приятную встречу за последнее время, понимала, что возможно снова разругаюсь с матерью. И буду продолжать оставаться плохой дочерью.

Когда же водитель остановился возле панельного дома, знакомый мне с детства, я дала ему наличные без сдачи и поблагодарила. Выйдя из машины, почувствовала себя неуютно. Старая детская площадка, которую администрация уже давно не может привести в порядок — надеюсь, дети на ней не играют ради своей же безопасности. А раньше мы с Мирой часто здесь пропадали, если мама просила брать с собой мелкую. Дом давно потрепался — виднелись старые дыры и тонкие доски под ним, краска стала облезать и совсем выцвела, так что теперь был не нежно-розовый, как раньше, а какой-то грязно-сиреневый. Про двери, ведущие в подъезд вообще молчу — от них одно название.

Каждый шаг давался мне с трудом, но идти все равно нужно, если хочу решить вопрос. Меня никто не заставляет, я могу этого не делать, но тогда Мира будет сидеть и страдать, а я буду ходить раздраженной из-за навязчивой почты, которая ко мне не имеет никакого отношения.

Сердце билось чаще. Было такое состояние, будто мне не хватало кислорода — в горле совсем все сжалось, стало трудно дышать и внутри вновь возникла паника.

Я еле сглотнула, померила свой пульс, чтобы убедиться, что мне правда не плохо, а это просто глупые переживания из-за встречи с мамой. Вот тебе и сильная старшая сестра, которая на самом деле, много чего боится.

Зашла внутрь разваливающегося подъезда. Деревянные балки скрипели под ногами, а каждая ступень, ведущая вверх, казалась непреодолимым препятствием. Но я смогла и теперь стояла перед ненавистной мне дверью.

Рука потянулась к звонку. Не знаю, работает ли он сейчас и может вообще стоит постучаться, но попробовать стоит. На удивление, звонок сработал, и я стала дожидаться, что хоть кто-то выйдет ко мне.

Маму долго ждать не пришлось — дверь отворилась, и я увидела перед собой совсем другую женщину, которая с изумлением смотрела на меня. Она сильно изменилась с последней нашей встречи — похудела, осунулась, была чересчур бледной с синяками под глазами, столько новых морщинок появилось, и мама будто мгновенно постарела еще лет на десять, чем до этого. На ней был старый домашний халатик с цветочками, яркий такой, с замочком посередине. А на худые ноги были надеты мягкие тапочки и тонкие носки, еще больше указывающие на то, как женщина отощала.

— Привет, мам.

— Лерочка, здравствуй. Ты в гости или так…по пути? — даже ее голос был таким осипшим и наполнен унынием, что даже как-то ее жаль стало. Что же происходит в ее жизни сейчас, если она так выглядит? Точно не что-то хорошее и радужное.